Тереза Медейрос - Мой дорогой Страница 43

Ночами было еще хуже. После захода солнца становилось довольно холодно, мистер Смерть никогда не разжигал костер.

Каждую ночь Бартоломью беспокойно вертелся на жестком сыром ложе, пытаясь заснуть, чтобы поскорее миновало страшное ночное время, но усилия его были тщетны.

В темноте пещеры ему виделась кровь. Она была повсюду, но главное — на белых перчатках его сестры. Он в ужасе закрывал глаза, но перед ним всплывало лицо Эсмеральды. В глазах сестры был стыд. Стыд за него.

Он вспомнил, как Эсмеральда светилась от гордости, когда он прибегал из школы, зажав в кулачке листок с рассказом, за который его похвалил учитель. Как она волновалась и ликовала, когда он делал свои первые, еще слабые попытки писать стихи. Он помнил, как она ободряла и успокаивала его, когда менее способный ученик был удостоен ежегодной премии за свое сочинение. А теперь его сестра стыдилась его!

Однажды ночью, когда уже прошло больше недели его унизительного пребывания в пещере, его измученное бессонницей и страхом воображение подсказало ему, что у той истории в банке мог быть другой финал. Ему рисовалась Эсмеральда, беспомощно распростертая на полу в луже крови, убитая его собственной рукой...

Бартоломью очнулся от страшного видения с бешено стучащим сердцем, в холодном поту.

Он плакал, как сопливый мальчишка, каким когда-то был. Но на этот раз рядом не было Эсмеральды, которая склонилась бы к нему с носовым платком.

Беспомощно уронив голову на руки, он с ужасом размышлял о том, как все могло так быстро измениться к худшему. Когда он задумал создать Черного Барта, он предполагал, что это будет лишь прообраз аморального, но обаятельного героя его первой повести о Диком Западе. На деньги, которые Эсмеральда откладывала на его образование, он обзавелся подходящим для такого героя костюмом и новеньким блестящим «кольтом». Он надеялся, что гонорар за эту повесть удвоит, а то и утроит истраченную без спроса сумму, и он вернется к сестре признанным автором быстро раскупаемых книг, что позволит им обоим жить в роскоши! Одетый в новый эффектный костюм, он зачастил в салуны и игорные залы. Там он общался с разным людом, а затем спешил в гостиницу, чтобы подробно записать в дневник впечатления дня. Довольно скоро он так вошел в роль, что жизнь его круто изменилась. Женщины, которые раньше не взглянули бы на круглолицего паренька, который старательно учился в колледже, теперь развязно прислонялись к плечу Черного Барта, подсказывая ему, с какой карты лучше пойти. Терпкий запах их духов и прикосновение грудей волновали его больше, чем глоток бурбона в компании завсегдатаев баров. Однажды, когда одна из них увела его к себе наверх, он не устоял.

Именно там, в темной комнате, рядом с одной из этих легкомысленных женщин, и родилась легенда о Черном Барте. Охрипшим от страсти голосом он рассказывал им по секрету об ограбленных им поездах, о женщинах, которых покорил, об убитых им людях. Поутру он вставал с мятой постели, надевал свой оружейный пояс и так горячо целовал их на прощание, что они искренне верили — этот поцелуй мог оказаться последним! После его ухода женщины бежали к своим подружкам и с восхищением делились с ними своими впечатлениями. Разумеется, не обходилось без некоторых преувеличений, к чему так склонны эти романтические создания. Так постепенно его легенда обрастала живописными деталями и становилась все более правдоподобной.

Вскоре к нему потянулись мужчины. Это были в основном отчаявшиеся люди, ленивые и алчные от природы, такие, например, как Флавил Нортон. Они рассчитывали поживиться, когда Черный Барт вскроет очередной сейф в банке или остановит почтовую карету. Упиваясь их восхищением и уважением, Бартоломью не замечал, как постепенно сливался с созданным им образом, еще не совершив ни единого преступления.

Однажды ночью в салун, где Черный Барт играл в покер, легкой походкой вошел Тадеуш Уинстед. Дело происходило в Санта-Фе. Бартоломью вел разговор от лица Черного Барта, удивляясь наглости созданного им образа, то есть самому себе.

К сожалению, Черный Барт с его сверкающими новыми пистолетами, ни разу не побывавшими в действии, был настолько наивным, что искренне верил в честность настоящих преступников. Он и не подозревал, что коварный Уинстед намерен просто использовать его. А затем предать. В результате Бартоломью оказался заложником созданного им образа.

Где-то в глубине души он подозревал, что ограбление банка в Джулали — не что иное, как засада, но, чувствуя на себе уважительные взгляды людей, он не посмел отказаться от предложения Уинстеда. Он решил, что сможет переиграть Уинстеда теперь, когда уже знает правила игры. Увы, он сильно заблуждался. Когда Черный Барт ворвался в банк, то столкнулся там лицом к лицу с мистером Смерть.

Он знал это лицо. Мрачное, решительное, безжалостное. Лицо, перед которым Черный Барт почувствует себя всего лишь жалкой карикатурой на разбойника. Лицо, которое он готов был увидеть под полями шляпы того, кто охранял вход в пещеру.

Бартоломью судорожно схватился за последнюю бутылку виски. Янтарная жидкость поблескивала в лунном свете призрачным золотом. Настоящее золото было спрятано в мешках и ящиках у задней стены пещеры. Или оно тоже призрачно?

За ним гоняются только безнадежные глупцы. И он оказался одним из этих глупцов!

Бартоломью жадно отхлебнул из бутылки.

— Мне очень жалко, Эсми, — прошептал он. — Честное слово, я только хотел, чтобы ты мною гордилась.

Слезы текли по его щекам. Бартоломью повалился на бок и погрузился в тяжелый сон.

Его разбудило яркое солнце, безжалостно бьющее в лицо. Он медленно сел, прикрывая глаза рукой.

Выход из пещеры был свободен! Призрак мистера Смерть исчез! «Не может быть», — подумал Бартоломью, но тут же замер, услышав за спиной, совсем рядом шаркающие шаги. Он стиснул зубы, стараясь преодолеть смертельный ужас.

Значит, мистер Смерть проник в пещеру, когда он спал...

Бартоломью потянулся за пистолетом и только теперь вспомнил, что выбросил этот ненавистный предмет перед бегством из банка. Оставалось надеяться только на судьбу. Он медленно обернулся и увидел перед собой четыре пары запыленных сапог.

Он растерянно протер глаза. От виски вполне могло двоиться в глазах. Чья-то мощная ручища схватила его за воротник и вздернула высоко в воздух, так что он оказался лицом к лицу с настоящим великаном.

— Привет, сынок, — прогудел великан громоподобным басом, и сквозь его светлую бороду пробилась издевательски-добродушная улыбка. Три его товарища со спокойным безразличием наблюдали за происходящим. — Не хотелось тревожить тебя, но, по-моему, ты как раз тот самый сукин сын, который стрелял в моего младшего брата!