Элизабет Роллз - Служанка в высшем свете Страница 45

— Отлично. Скоро я отвезу тебя домой.

Хрипловатый голос ласкал ее. Рука коснулась щеки, длинные пальцы скользнули под подбородок и приподняли его, так что она взглянула в его затененное лицо. Желание разгорелось в ней, плавя и растворяя все ее защиты. Он был близко, так близко… Она почувствовала жар его тела, увидела, как на его шее пульсирует жилка.

Издали доносился шум бала, но она смутно различала звуки, заглушаемые внезапным биением ее сердца. Заботливые руки обнимали ее, набросив на нее ласковые защитные чары. Разум предостерег ее: эти чары рассеются с рассветом.

Но она отмахнулась. Нежность его улыбки, его взгляда разрушила все барьеры.

Чары рухнули. Послышался шокированный вопль:

— Боже! Вот те на! Бедный мой племянник! Как вам не стыдно, распутница!

Макс застыл, услышав голос Альмерии, полный праведного гнева.

— Если вы думаете, что Блейкхерст проявит снисхождение…

Его руки сжали ее крепче, и он слегка повернулся, так что тетя увидела его лицо.

Триумф ее увял.

— Блейкхерст? Но что произошло с… я… я имела в виду… — Ее рука метнулась ко рту.

Макс пожелал, чтобы она заткнула себе рот как можно крепче. Он точно знал, что произошло. Брейбрук был примерно такого же телосложения, с такими же темными волосами. Со спины, в темноте, было очень похоже на то, что у Альмерии все козыри на руках. Его охватила ярость, когда он увидел, что она привела с собой целую толпу жадных до скандалов мегер. Они все толпились за ее спиной и жаждали крови.

Он постарался, чтобы его голос не выдал его чувств:

— Знаете, тетя, вы определенно здесь лишняя. И я решительно не понимаю, почему должен проявлять снисхождение. Если кого-то застают на террасе с его собственной женой, это может быть странно, но вряд ли предосудительно. У моей жены болит голова, и я собираюсь отвезти ее домой.

Поначалу они почти не разговаривали. Макс усадил ее в карету, накинув ей на плечи свое пальто, затем ее вечернюю накидку и плед, который извлек из-под сиденья. Потом, игнорируя слабые протесты, он заключил ее в объятия и крепко сжал.

Карета свернула на Беркли-сквер, и только тогда Макс заговорил:

— Я хочу прояснить одну вещь, Верити. Ты можешь устроить какой угодно скандал, самый отвратительный, самый громкий, но это все равно не заставит меня отпустить тебя.

Яростная мука в его голосе потрясла ее.

— Вы… вы говорили…

— Маленькая дуреха! Я был зол! Ты не могла поверить, что я собирался… — Его голос сел. — Господи боже мой… Ты поверила. Ты поверила? В то, что я избавлюсь от тебя при первой возможности?

Она кивнула, поведя плечами, стиснутыми его пальцами. Его хватка слегка ослабла.

Он зажмурил глаза и сжал зубы, так ему хотелось хорошенько ее встряхнуть. Он должен защитить ее. Даже от себя самой. Тут он вновь обнял ее за плечи и решительно произнес:

— Послушай меня, Верити. Ни при каких обстоятельствах я не разведусь с тобой. И я возьму с тебя слово, что ты никогда больше не попытаешься освободить себя — или меня — таким способом.

— Но…

— Дай мне слово!

— Я не лягу с вами в постель! — выкрикнула она. — Если вы этого хотите, купите себе другую женщину!

Его пронзил удар боли.

— Быть по сему, — проскрежетал он. — Твое слово, Верити.

— Очень хорошо. Я даю вам слово.

Он судорожно вздохнул. Она была в безопасности. Ее слову он может доверять.

К изумлению Верити, он настоял на том, чтобы подняться вместе с ней наверх. Ее головная боль вернулась с новой силой, и она только рада была тому, что ее поддерживает под локоть сильная рука. Лестничные ступени странно шатались. Она споткнулась — и почувствовала, что руки подхватили ее и понесли. Пересиливая боль, она запротестовала:

— Нет! Я сказала, что не…

Он оборвал ее:

— Верити, я не собираюсь тащить в свою постель сопротивляющуюся женщину. Позволь мне помочь тебе. Пожалуйста.

Она не поняла, как ему удалось открыть дверь, не поставив ее на пол и не уронив, но он сделал это. Он донес ее до постели и усадил. У нее кружилась голова, она сидела, закрыв лицо руками, и слушала, как он передвигается по комнате. Послышался легкий шорох — он задергивал кроватный полог. Она посмотрела и увидела, что полог задернут с трех сторон, а Макс приближается к ней, и через руку у него переброшена одна из ее ночных рубашек.

— Ты сможешь переодеться или позвонить горничной? — спросил он, выкладывая рубашку рядом с ней.

— Я справлюсь, если… если вы расстегнете мое платье.

Ничего большего он не желал. Без единого слова он сомкнул руки на ее спине, на мгновение почувствовав ее напряжение. Он подождал не двигаясь. И вот она смягчилась под его руками, ее лоб коснулся его плеча, и это был самый драгоценный дар, какой он когда-либо получал.

Платье раскрылось, и его руки легонько легли на ее плечи.

— Все сделано, — сказал он.

Верити не высвободилась из-под его рук. И его сердце сжалось. Макс хмуро напомнил себе, что она плохо себя чувствует, что он не должен злоупотреблять ее доверием. Отстранившись, он выпустил ее.

— Я поставил лампу на туалетный столик, чтобы не светила в глаза, — негромко сказал он. — Тебе свет не мешает?

— Нет.

— Хорошо. Переоденешься, когда я уйду. Мне нужно кое-что тебе принести. — Он нагнулся и поцеловал ее в макушку. — Я скоро.

К своему несказанному удивлению, за дверью в спальню брата Макс обнаружил Ричарда, снимающего пальто.

Ричард взглянул на него с усмешкой:

— Привет. Что-то ищешь? Я вернулся пораньше. Брейбрук тоже сбежал. Никогда не видел, чтобы Альмерию так отхлестали.

— Рикки, у тебя есть лауданум?

Пальцы Ричарда, развязывавшего галстук, замерли.

— Лауданум? Для Верити? — Он сжал челюсти. — Мне это не кажется хорошей идеей. У нее что, настолько сильно болит голова?

— Откуда ты?.. — Макс криво улыбнулся. — Ах, Джулиан.

Ричард пожал плечами:

— Он проходил мимо. Слушай, Макс: лауданум — штука странная. Он тебя прибирает к рукам, если ты не будешь чертовски осторожен. Что до меня, я бы предпочел головную боль. Мама приучила меня к нему после того несчастного случая. У меня от него были кошмары. В конце концов я стал выливать его, а ей говорил, что выпил.

Макс уставился на брата:

— У тебя были ночные кошмары? Ты мне никогда не говорил.

— Дневные, — хмуро поправил Ричард. — Это было после того, как ты вернулся в школу. — Он подошел к комоду и взял бутылку. — Вот. Я тебе отмерю. Ей нельзя принимать много. — Под пристальным взглядом Макса он капнул две капли в стакан с водой.

— Две капли? — удивился Макс.