Алина Знаменская - Рябиновый мед. Августина. Часть 1. Дом Страница 5

– Тьфу, немчура! – шепотом выругался он и поставил фонарь под навес. Отец редко высказывал свое мнение об окружающих, но Ася догадывалась, что он недолюбливает гувернантку. Или, точнее, относится к ней с некоторым пренебрежением. Может быть, потому, что та свысока взирала на русскую прислугу, считала себя выше по рангу. Немка обедала за одним столом с хозяевами и жила во втором этаже, тогда как вся прислуга обитала внизу. Отец же – повар и знает себе цену. Гувернанток, тех, по его словам, пруд пруди, а вот хорошего повара по нынешним временам еще поискать надо.

Ася мучительно ожидала дальнейших расспросов, гадая, слышал ли отец только вторую часть ее желания или же разобрал все, от начала до конца?

– Чтобы из головы выбросила эти глупости! Шляпки… ленты… Это для барышень! Твое дело – по хозяйству помогать, делать, что скажут. Уяснила?

– Да, папенька…

– Ступай спать!

Она поднялась и сразу увидела – на том самом месте, где только что сверкала молния, вспыхивали оранжевые всполохи. Далеко над крышами, в стороне Учи, взлетали в небо рыжие снопы искр.

– Пожар!

Ее слова подтвердил тревожный тяжелый набат. Звонили в церкви, что на рву. Север, услышав набат, жалобно завыл.

– Запри за мной, – бросил отец, широкими шагами пересекая двор.

Ася закрыла за отцом ворота, задвинула тяжелый засов.

– Сейчас, Северка, я тебя отпущу, – кинулась к собаке, отвязала ошейник, обняла огромную лохматую голову. Крупная палевая сторожевая торопливо лизнула девочку в лицо и тут же пригнула голову к земле, виновато поскуливая. Собака стеснялась своего страха, и Ася подбодрила пса: – Я тоже грозы боюсь. И еще – пауков. Идем со мной.

Ася толкнула дверь конюшни. Собака и девочка пробрались внутрь. Лошади беспокойно топтались в стойлах, фыркали. Собака легла на солому, свернулась клубком.

– Ты полежи тут, а я залезу на сеновал, погляжу, что горит.

Ася забралась по деревянной лестнице наверх, стала пробираться через ворохи сена к окошку. Вдруг наступила на что-то упругое, отпрыгнула в сторону.

– Кто здесь? – раздалось в темноте.

– Это я, Ася. А ты кто?

– Кто, кто. Дед Пихто!

Но Ася уже и сама поняла, что наступила на Егора, который служил в доме одновременно конюхом и дворником.

– Я пожар хотела поглядеть.

– Пожар? Ну гляди…

Зевнув, Егор перевернулся на другой бок и засопел.

Хорошо было видно зарево вдалеке, изредка выбрасывающее кверху острые языки рыжего пламени. Набат на рву усилился, его подхватили в Богоявленском соборе на площади. Гул стоял над деревянным спящим городом. Ася слышала, что в тот год, когда родилась Эмили, а это как раз год рождения Аси, в Любиме выгорело полгорода. Тогда пожар сожрал весь центр и Нижний посад. Сгорели два завода, мельница, еще много чего. Всей губернией потом собирали средства, чтобы восстановить Любим. Город отстроили заново.

Представить такое трудно. И тем не менее сейчас на глазах у девочки пламя разрасталось, подтверждая свою мощь и неукротимость силою набата. А шестнадцатилетний здоровый детина Егор плевать хотел на весь пожар. Он даже не проснулся, когда Ася перебралась через его длинные ноги, чтобы спуститься вниз.

Она уже собиралась вернуться в дом, но в щель меж досок заметила, что парадная дверь дома отворилась, на крыльцо выплыл ореол керосиновой лампы. За ним – в ночном чепце заспанная старая дева Фрида Карловна. Позади нее появилась хозяйка. Неизменная длинная юбка, блуза под горлышко, узкие рукава.

Поразительно, но даже ночью хозяйка умудрялась выглядеть так, будто и не ложилась! Вот вроде как вышла к обеду и сейчас станет отдавать распоряжения. Блеснули стеклышки пенсне, фрау Марта вгляделась в зарево. По легким царапающим звукам Ася догадалась, что начинается дождь.

По двору разнесся громовой бас хозяина, а затем появился он сам. Богдан Аполлонович успел уже облачиться в форменный китель с золочеными пуговицами.

– Егор-р! – пророкотал хозяин, и немедленно сверху над головой девочки скрипнули доски, послышалась возня, и парень кубарем скатился с сеновала. На ходу натянул рубаху, пятерней пригладил вихры. Подмигнул Асе и вылетел из конюшни на мощеный двор. – Пожар проспишь, соня! – добродушно пошутил хозяин.

Ася слышала, как открылись ворота, простучали подковы по мостовой – за хозяином прислали бричку. Сапоги исправника протопали к воротам, снова цоканье копыт, скрип колес, стуканье дверей в соседних домах. Город просыпался.

Ася шмыгнула на черный ход, сверху ее окликнули:

– Эй, Аська! Поднимайся к нам!

Сверху, перевесившись через перила лестницы, на нее смотрели Анна и Эмили. Она взлетела наверх, все трое бесшумно пересекли столовую и скрылись в комнате девочек.

– Ты видела, что горит?

В темноте обе девочки – старшая, четырнадцатилетняя Анна, и ровесница Аси, Эмили, в белых ночных чепцах и длинных батистовых сорочках походили на привидения. Белесые брови и ресницы делали в темноте их бледные лица совсем плоскими.

– Кажется, трактир, – предположила девочка, боясь даже думать, что горит чей-то жилой дом. Трактиры горели довольно часто.

– Сильно горит?

– Полыхает! Искры так и летят!

– Ты пожарных видела?

– А пламя от нас далеко?

– За папà бричка приехала или тарантас?

Ася перевела дух. Внимание девочек ее опьянило.

– Видела, – соврала она про пожарных. – Каски блестят, колокол гремит. Мой отец сразу на пожар пошел, как только началось. Соседи тоже побежали. А за Богданом Аполлоновичем – бричка. Так горит! Я поднималась на сеновал и все видела.

Не скрывая зависти, сестры вздохнули. Фрау Марта не позволяла своим дочерям лазить на сеновал. Это была привилегия Аси.

– Вот бы гимназия сгорела! – вдруг сказала Анна, скрипнув пружинами кровати.

– Ты что?! – ужаснулась Эмили, которая только еще готовилась сдавать вступительные испытания в первый класс. Ей должны были заказать форменное платье с фартуком и манжетами у лучшего портного в городе.

Ася завидовала Эмили. Она, не задумываясь, отдала бы все свои привилегии и свободы – ходить в лес с ребятами без взрослых, купаться в реке не на территории купальни, а там, где вздумается, гулять по городу без гувернантки – все это она отдала бы не моргнув глазом за возможность учиться в гимназии для девочек и носить форменное платье с манжетами.

– Зачем? – спросила она у Анны в полном недоумении.

Анна, похоже, была удовлетворена произведенным на младших эффектом. Она любила уязвить ближнего, но даже не представляла, насколько расстроила своим заявлением подругу своих детских игр, поварову дочку Асю.

– Фи! Вы мальки и еще не знаете, каково это, учиться там! Одна латынь чего стоит! А математика? Уж я не говорю о географии. Зубришь, зубришь все эти названия… Забудешься на уроке, а тебя классная дама линейкой по пальцам – хрясь!

Анна проворно выставила вперед, в направлении сестры, длинную худую руку. Эмили с визгом отпрыгнула.

Глаза ее от испуга стали, как у кошки Маруськи.

– Маленьких не бьют, – неуверенно возразила Эмили.

Ася не знала, что тут можно возразить, но ей ужасно хотелось что-нибудь сказать в защиту гимназии.

– А у нас в церковно-приходской школе все учителя добрые были. Батюшка Федор нас в лес водил и про птиц рассказывал.

– Сравнила! То школа, а то – гимназия! Вот у нас в прошлом году одну девочку из третьего класса на всю неделю без обеда оставили!

Видя, что наказание не произвело должного трепета на девочек с плохим аппетитом, Анна продолжала:

– А первоклашку одну стоять поставили на весь урок! А потом к директору вызывали!

– За что? – угрюмо спросила Ася, чувствуя, что глаза наливаются горячим. Она уже сожалела, что зашла к девочкам.

– А вот за то! – злобно подытожила Анна. – Забыла латинские глаголы!

Асе не хотелось продолжать разговор, тем более Эмили уже начинала хныкать, совершенно расстроенная рассказами сестры.

– Ну, зареви, плакса! – подначивала старшая.

Эмили угрожающе усилила тон зарождающегося плача. Ася буркнула «спокойной ночи» и юркнула за дверь. Нянька спала, прихрапывая. За окном хлестал ливень. «Значит, пожар не разрастется», – успокоенно подумала Ася.

Маришин храп мешал заснуть. Ася лежала и думала.

Не может быть, чтобы в гимназии было так плохо, как расписывает Анна.

Всякий раз, когда Асю посылали в булочную или же в лавку, она выбирала дорогу так, чтобы пройти мимо гимназии. Здание женской гимназии – двухэтажное, каменное, с широким парадным крыльцом. На переменах веселые гимназистки стайками высыпают на улицу и принимаются парами ходить по дощатым дорожкам, а в сухую погоду и бегать по всей улице в догонялки.

Гимназистки бывают разные. Те, что победнее, ходят в платочках, зимой – в шалях. Но большинство носит шляпки с лентами в тон форменному платью и высокие кожаные ботики на каблучках, со шнуровкой по всей высоте или на пуговках.