Алина Знаменская - Рябиновый мед. Августина. Часть 1. Дом Страница 6

У Аси дух захватывало, когда она любовалась гимназистками. Особенно шикарно выглядела, конечно же, Липочка. В отличие от белесой Анны Липочка была яркой – чернобровой, румяной, в меру округлой. Красавица. Ее платья, а в особенности шляпки, всегда были самыми лучшими и очень шли к ее свежему личику и фигуре.

Ася не раз останавливалась напротив гимназии, чтобы полюбоваться Липочкой. Вот если бы ей, Асе, выпало счастье дружить с такими девочками, иметь форменное платье чуть ниже колен, с фартуком, с белым кружевным воротником, белый шелковый передник с оборками и пальто с пелериной!

Сотни раз рисовала она себе картину: вот она важно прогуливается с подругой по узким дощатым мосткам, даже не глядя в сторону простых смертных, бегущих по своим делам по пыльной улице…

Мечты терзали ее больше тем, что им не суждено было сбыться. После того как Ася окончила третий класс церковно-приходской школы, отец однозначно заявил:

– Все, выучилась. Теперь дело знай.

А разве раньше она не «знала дело»? Учеба в школе никоим образом не освобождала ее от домашних обязанностей. Летом она пасла гусей на лужайке у пруда, ходила на Обнору полоскать белье, вышивала вместе с Маришей. Заодно тайком схватывала и то, чему учила девочек Фрида Карловна.

– Фрейлейн! Спина! Голова!

Спину нужно было держать так, будто к ней привязана доска. Эмили эта наука давалась с трудом. У Аси получалось.

Она научилась держаться прямо и изящно, высоко держать голову и всегда чинно ходить, без лишних суетливых движений. Так, по мнению Фриды Карловны, должны вести себя барышни. И все же гимназия, ставшая сущим наказанием для Анны, оставалась недосягаемой мечтой для Августины. За гимназию нужно было платить, а отец считал это излишней роскошью.

Слизав соленую слезу, Ася скороговоркой помолилась Богу – попросила прощения за легкомысленные желания и зависть. Напоследок она попросила Бога позаботиться о маменьке – где бы та ни была – на земле или на небесах.

Этой же ночью, в то самое время, когда Ася выбежала на крыльцо, узрев синие отсветы молнии, в доме отца Сергия, священника Троицкой церкви, что на рву, не спали. Горело совсем недалеко, в двухэтажном деревянном доме причта. Внизу жил псаломщик Юрьев, уволенный тремя днями раньше за воровство. Во втором этаже – дьякон с женой и ребятами.

Пламя вырывалось из нижнего этажа, звенели стекла, летели вещи.

– Бегите на колокольню, – велел отец Сергий старшим сыновьям, Владимиру и Артему. – Звоните в набат! А ты, – взглянул на подлетевшего среднего, Алешу, – беги к бочке, снимай замок!

Алексей схватил ключи, метнулся во двор за братьями. Впереди мелькнули светлячками их фонарики. Наклонившись у крыльца за ботинками, услышал скрип качелей. Алексей заглянул за угол дома – на качелях, повернувшись лицом к пожару, сидел младший братишка, Ваня, и, держа перед собой икону, горячо молился.

Алексей улыбнулся, но не окликнул брата, побежал к церкви, возле которой когда-то был сооружен насос на случай пожара. Пока возился с замком, сверху, с колокольни, раздались первые удары среднего колокола. Ему вторил тот, что побольше. Удары вначале получились зловещие, мороз по коже, а затем колокола зазвонили без всякого ритма – беспокойно, тревожно и немножко весело. Ни разу Алексею не удавалось звонить заполошный! И вот снова без него. Ему не терпелось оказаться рядом с братьями, попробовать раскачать самый большой колокол. Просто руки чесались! Он вприпрыжку помчался к церкви. Отсюда хорошо был виден пожар. С гулом и треском бушевал огонь. Гром и то и дело вспыхивающие молнии усиливали общую картину. Алексей чувствовал, как внутри закипает какая-то шальная буйная сила. Взлетел по лестнице на колокольню. Там, наверху, хозяйничал ветер – рубашку так и сдирало с тела, волосы рвались куда-то. Вот где силища!

Братья вовсю трудились – колокола гудели над самыми головами.

– Дай я попробую! – попросил Алексей Владимира.

Старший брат уступил место.

– Почаще бей, чаще, – уже исчезая в люке, наставлял Владимир.

– А ты куда?

– На кудыкины горы!

Ясное дело, Владимир помчался на пожар. Вот ведь досада! И почему Алексею не пришло это в голову раньше? Вечно старший брат опережает его на несколько шагов! Наверняка тому удастся помочь пожарным, а может, даже спасти кого-нибудь!

С колокольни как на ладони было видно все. Возле горящего дома колготятся люди – кто с баграми, кто с лопатами. Пожарные вытащили со второго этажа дьяконовых младших ребят – двух перепуганных девочек. Сам дьякон передавал из верхнего окна свое богатство – клетки с певчими птицами. Старший сын отца Федора, Митька, таскал из дома иконы. Начальник охраны в серебристой каске, судя по всему, страшно ругался и приказывал дьякону спускаться самому, а не спасать птах небесных. Тот в ответ лишь кашлял в дыму, делая дело.

Видели мальчики и своего отца, который подхватил на руки дьяконовых малышей и отнес их подальше от пожара.

Но больше всего внимание Алексея привлекали пожарные. Вот уж кто действует без всякой суеты!

– Вот бы в такой каске да на пожарной машине! – вырвалось у мальчика.

– Пожарным хочешь стать? – подхватил Артем, двигаясь в такт набату, почти повиснув на веревках.

– Я еще не решил, – небрежно бросил Алексей. Он несколько кривил душой, ибо в мечтах уносился далеко, видел себя у походных костров, среди боевых товарищей, преследующих коварного неприятеля. Он давно решил, кем хочет стать, но пока держал это в тайне, не хотел огорчать отца. Тот не уставал повторять, что видит Алексея священником.

– А вот Володька решил, – сказал Артем, бросая веревку. Колокола теперь звонили в городском соборе, этого было достаточно.

– Что? – осторожно поинтересовался Алексей, внутренне напрягаясь. Он предчувствовал и потому боялся услышать ответ.

– Родители ждут в гости дядю Георгия, тогда Володька и объявит.

– В военное? – выдохнул Алексей, отчего-то мучительно краснея. Будто кто-то выведал его тайну. – После семинарии?

– Ну да. Будем спускаться?

Увалень Артем не придавал значения тому, что так взволновало брата. Алексей же не мог успокоиться. Так он и знал! Владимир здорово придумал! Приедет дядя Георгий, полковник и герой Японской войны, он поможет Володьке уговорить отца. А когда подойдет очередь Алексея, родители напомнят о традиции, о том, что один из сыновей должен продолжить дело отца и все такое… Настроение Алексея, до того боевое и решительное, было поколеблено.

Отец, конечно, ни о чем не подозревает, надеется, что старший сын, Владимир, как принято в роду Вознесенских, отучившись в семинарии, станет священником, примет у отца приход. Так было в семье деда, где старший, Сергей, пошел по стопам отца, служит Богу, а младший стал офицером и служит царю и Отечеству. Жизнь отца протекала перед глазами и казалась обычной, даже – обыденной, а жизнь дяди проходила где-то там, далеко, и долетала до патриархального Любима яркими заманчивыми картинками, отзвуками героических событий на страницах газет, насыщенными рассказами дяди.

Семья дяди жила в Петербурге, а сам он со своим полком где только не побывал! В свои приезды к брату в Любим непременно затевал охоту, таскал за собой племянников, учил их стрелять и тешил армейскими байками. Теперь Алексею казалось, что он чуть ли не с пеленок мечтал о карьере военного, представлял себя на коне, в красивом мундире, как у дяди Георгия, во всей офицерской выправке! Теперь Владимир втихомолку присвоил себе его мечту, а что остается ему, Алексею?

Спустившись, братья попали под первые крупные капли начинающегося дождя. Пожарные сворачивали шланги. Дьякон, окруженный своим семейством и многочисленными клетками с птицами, сиротливо взирал на догорающий дом.

Остаток ночи Вознесенские устраивали погорельцев. Им отвели церковную сторожку, и мальчики носили туда из своего дома одеяла, подушки, кое-какую утварь.

Вернулись, когда небо посветлело. Слышался в конце улицы бич пастуха и протяжный зов его дудки.

Мать раскатывала тесто на белой доске.

Владимир подошел, поцеловал мать. Алексей и это заметил. Понятно, старший брат теперь особенно ласков с родителями, будто уже прощается. Но еще неясно, согласятся ли они, отпустят ли его?

– Чаю хотите?

– Нет, мам, не хочется.

У открытой двери в детскую стоял отец, любовался малышами. Владимир подошел, Алексей тоже.

Десятилетняя Манечка во сне походила на куклу – румяные щечки, рассыпанные по подушке волосы. Единственная девочка в семье, она была всеобщей любимицей, слабостью отца.

– Манюня как ангелочек, – прошептал Владимир.

Отец ничего не ответил, но Алеша угадал сквозь усы его улыбку.

Ванечка спал в одежде, поверх одеяла, левой рукой прижимая к себе Иверскую икону Богоматери.

– А Ванька струхнул, – беззлобно пошутил Алеша. – Полночи на качелях с иконой просидел.