Барбара Картленд - Рапсодия любви Страница 5

В то же самое время он отказался выписывать ежедневные газеты и не позволял дочери покупать книги. В доме книг было много, но их приобрел для библиотеки еще ее дед, и даже самые новые устарели на четверть века. Тем не менее Орлена максимально использовала ситуацию, которую не могла изменить.

Иногда она смотрела экземпляры «Дамского журнала», принадлежащие жене викария. Там девушка черпала сведения о современных требованиях моды и узнавала о некоторых событиях, происходящих в других частях света. Викарий одалживал ей книги по интересующим его темам, но, к сожалению, их с Орленой интересы редко совпадали.

Иначе обстояло дело с музыкой. Оставшись без учителя, девушка просто играла на фортепиано. А поскольку она не могла позволить себе покупать сочинения известных композиторов, то сочиняла сама. Все свои мысли, убеждения и мечты Орлена вкладывала в мелодии, которые исполняла в большом, холодном салоне.

Она играла на фортепиано и читала, и благодаря этому время текло если не быстро, то по крайней мере сравнительно приятно, пока Терри не вернулся домой.

А тогда все изменилось. Брат настоял на покупке газет, хотя ему пришлось платить за них из тех нескольких шиллингов, которые были всем, чем он располагал. Терри рассказывал сестре о своих друзьях и их домах и о скачках, на которых он с ними бывал; о боксерских боях, которые он видел; о балах, на которых он, несомненно, пользовался успехом у девушек. Все это было так увлекательно, что Орлена сидела, словно ребенок, слушающий волшебную сказку, пока брат довольствовался ею в качестве публики.

— Чертовски жаль, что ты не можешь прилично одеться и по крайней мере получить приглашение на балы, которые устраиваются в Йорке, — сказал он однажды.

Орлена тогда рассмеялась.

— Я действительно выглядела бы как нищенка на сельском празднике! И даже если бы я получила и приняла такое приглашение, как бы, по-твоему, я туда попала? Ты же знаешь, папа никогда не позволит мне нанять экипаж, а лошадям, которые стоят сейчас в наших конюшнях, ни за что не осилить дорогу до Йорка и обратно.

Ее слова были совершенно справедливы, но одно упоминание о лошадях заставило Терри нахмуриться и выпятить подбородок. Поэтому впредь Орлена старалась избегать этой темы.

Но в этот вечер брат вернулся перед самым обедом, и когда девушка услышала, как он громко зовет ее из холла, она сбежала по лестнице, уже заранее зная, что Терри хочет сообщить ей нечто потрясающее.

— Я сделал это, Орлена! Я это сделал!

— Сделал что? — едва выговорила девушка, запыхавшись от бега.

— Я одолжил двуколку, в которой повезу тебя в Лондон.

— Одолжил?

— Ты помнишь старого фермера Денби — его сын потратил столько денег, что у всех зародились подозрения, и наконец его арестовали, потому что он связался с шайкой фальшивомонетчиков?

— Да, конечно, помню, — ответила Орлена. — Это был такой скандал! Вся округа судачила о нем целый год.

— Так вот, я вспомнил, что как раз перед тем, как его схватили, он ездил в двуколке. Сейчас она немного устарела, появились более новые и более модные, но она отвезет нас в Лондон. И первое, что я куплю, это самый шикарный выезд, в котором тебе не стыдно будет путешествовать.

— Мне в любом случае не было бы стыдно, — засмеялась сестра. — Но как здорово, что ты вспомнил о ней, Терри!

— Я был готов купить ее у старика Денби, но когда я рассказал ему, что папа оставил нам с тобой состояние и мы собираемся сделать это место таким, каким оно было в прежние времена, старик был только рад помочь. Поэтому он одолжил мне двуколку — все равно она для него бесполезна.

— Это прекрасно! — одобрила девушка. — Но что насчет лошадей?

— Я не собираюсь покупать тех старых кляч, которых мне предлагают, — высокомерно заявил Терри. — Я не какой-то желторотый юнец. Я подожду до Лондона. А там поеду в Таттерселл и не торопясь обзаведусь своей собственной конюшней.

— Ты у меня самый умный, — восхитилась сестра.

— Постараюсь таким и остаться, — ответил юноша, — но это значит, Орлена, что нам придется ехать на почтовых.

— Меня это не беспокоит.

— Это не то, чего бы я хотел, — посетовал Терри. — В будущем мы сможем позволить себе жить на широкую ногу, и именно так мы и сделаем. Но сейчас нет смысла тратить время и деньги на кучу хлама. Ты согласна?

— Да, конечно.

— Вот и хорошо, — кивнул брат, — мы будем действовать благоразумно. Поедем в Лондон как есть, и чем быстрее, тем лучше. А там купим все самое лучшее — лучших лошадей, лучшие экипажи и самые красивые наряды, какие могут предложить Савил-роу для меня и Бонд-стрит для тебя.

Он говорил с таким азартом, что Орлена захлопала в ладоши.

— О, Терри, в твоих устах это звучит как приключение!

— Это и будет приключением, — ответил юноша, — и хотя я проклинал отца за то, что он заставил нас страдать последние годы, полагаю, на самом деле нам следует его благословлять. В конце концов, он мог потратить эти деньги на себя!

— Да… конечно, — согласилась Орлена.

Она слегка заколебалась, прежде чем сказать это, потому что снова подумала о матери. Но девушка понимала, что ни в коем случае не должна охлаждать энтузиазм Терри или как-то портить счастье того, что лежит впереди. «Что было, то прошло», — утешила она себя.

Затем, по давней привычке говорить со своей матерью, чтобы рассеять одиночество, Орлена сказала в своем сердце: «Пожалуйста, дорогая мама, помоги нам. У меня такое чувство, что нам обоим понадобится твоя помощь».

Двуколка, в которой они выехали на второе утро из Уэлдон-парка, оказалась не такой впечатляющей, как ожидала Орлена. Хотя ее вымыли и отполировали, два года, которые она простояла в сарае фермера Денби, покрытая сенной трухой и используемая вместо насеста бесчисленными курами, не улучшили покраску. Ржавчины тоже хватало, и никакой полировкой ее было не удалить.

Но по крайней мере двуколка оказалась удобной. Вот только кожаные сиденья были порваны в нескольких местах, зато Терри заверил сестру, что верх совершенно цел и, если пойдет дождь, вполне надежно защитит их обоих от стихии.

Орлена надеялась, что это правда, потому что ливни в апреле неизбежны, и хотя девушка взяла с собой плащ, ей совсем не хотелось насквозь промокнуть и прибыть в Лондон с насморком.

У каждого из них было так мало вещей, что весь их багаж уместился под сиденьем и в одном дорожном сундуке, пристегнутом ремнями к задку экипажа.

Две лошади, присланные с ближайшей почтовой станции, были разной масти и в целом ничего собой не представляли, но они резво тронулись в путь и проделали в первый день вполне достаточно миль.