Анастасия Туманова - Княжна-цыганка Страница 57

– За что взяли?! – обомлела Мери.

– За шпиенство красное! – сердито повторил казак. – Так что дело говорю, ступайте отсюда обе, да поживей, покуда у господ терпенье не рухнуло!

– Юлька, идем, – как можно тверже сказала Мери, беря Копченку за плечо. – Ты же видишь, что это бесполезно… Идем, глупая, разве можно тебе сейчас так… Вернемся в табор, поговорим с дедом Ильей, с тетей Настей, может, они что посоветуют… Да что ты, хочешь, чтобы тебя казаки нагайками прогоняли?!

– Ха, напугали-то… – хрипло отозвалась Юлька, не поднимая головы. – Поди прочь, чаери, я отсюда не уйду… Они… Дэвла, они же его убьют…

Мери беспомощно пожала плечами. Помолчав, попробовала еще раз:

– Но что толку, что ты тут в пыли валяться будешь? Видишь ведь, ничего не получается… Похоже, все очень серьезно… Пожалуйста, вставай, пойдем в табор, может быть, цыгане…

Договорить Мери не смогла: у Копченки вырвался низкий, глухой, полный боли и отчаяния стон сквозь зубы, и она снова повалилась лицом в пыль. Через голову Юльки Мери увидела, что старый казак опять подходит к ним с жестяной кружкой в руках. Кружка была мокрой, и срывающиеся с нее капли чертили в пыли темные точки и тире.

– На вот, дура, попей хоть… Ить четыре часа на самой жаришше, тебе ж в башку вдарит!.. Да стоит ли он того, шпиен твой?!. Ты вот, девка, подержи-ка ей кружку… У-у-у, а это-то чего?! Ми-илая, да ты никак под себя сходила?!

Копченка, не слушая казака, жадно впилась в край кружки, а Мери в ужасе посмотрела на лужу, широко расползающуюся по пыли из-под смятого, перекрученного подола Юлькиной юбки.

– Нет, это не то, не то… – словно со стороны услышала она собственный, севший от страха голос. – Это же… Юлька! Безголовая! У тебя живот хватает?!

– Да… Уж давно… – Юлька вдруг уронила кружку на землю и, скорчившись, обхватила руками живот. – Но я думала – просто так… От жары…

– Думала она! Дура! У тебя же воды отошли!!!

– Тебе откуда знать… девка глупая…

– О-о-о, идиотка… – Мери вскочила на ноги, зачем-то подобрала кружку и ткнула ее в руки растерявшегося казака. – Дяденька, миленький, сделай милость, позови извозчика с угла!

– Слушаюсь! В гошпиталь поедете? На Приморский?

– Да… О, нет, черт возьми, нет, можем не успеть, далеко… – Мери закусила потрескавшиеся губы. Но Копченка снова хрипло застонала сквозь зубы, и княжна решилась. – Скажи извозчику – на Черешневую, тут всего полквартала! Скажи – заплачу хорошо! Да быстрее у меня!

– Зря ты… – не открывая глаз, произнесла Юлька. – Сдохну, но не поеду туда… к этой…

– А куда ты, разбрильянтовая моя, денешься, – свирепо ответила Мери, хватая Копченку под мышки и сильным рывком поднимая с пыли. – Живо ногами шевели! Про мужа она думает, про сволочь эту поганую, а про дитя подумать – и в голову не взбрело! Так бы вот и удушила своими руками, упираться тут будешь мне еще! Живо, я сказала, вон извозчик подъезжает! Идем! Убью!!!

Дину разбудил грохот кулаков в дверь. Прийти в себя удалось не сразу: минувшая ночь в ресторане и утреннее дежурство в госпитале измотали ее совершенно. Тяжелая голова не поднималась с подушки, виски будто обложило ватой, и сквозь эту вату едва пробивались отчаянные удары и вопли:

– Дина! Дина! Ты дома?! Открой, ради бога, открой скорее!

– Мери?! Го-о-осподи, что опять такое… – простонала Дина, сползая с кровати. – Да не стучи ты так, я иду, я уже иду… Что стряслось? В таборе, у наших что-то?!. Дэвлалэ…

Дверь распахнулась. На крыльце стояла растрепанная, тяжело дышащая Мери, которая удерживала поперек груди согнувшуюся в три погибели Копченку.

– Дина, у нее началось, – хрипло сказала она. – Воды отошли полчаса назад. К тебе было ближе всего…

– Слава богу, правильно сделала, – машинально произнесла Дина, отступая в глубь комнаты и давая дорогу. – Веди ее сюда. Я сейчас постелю чистое…

– Дина, и воды надо погреть! И поставить кипятить ножницы… И еще… Боже мой, что еще?! Я всю дорогу вспоминала, как нас учили на курсах… Диночка, может, позвать кого-нибудь?!

– После, после… Сначала положи ее. – Дина сбросила с постели подушку и одеяло, выхватила из шкафа чистую простыню, та парусом взметнулась над матрасом, и через мгновение стонущая Копченка уже лежала на кровати, схватившись за живот.

– В табор бежать поздно, – решительно проговорила Дина, бухая на примус чайник, в то время как Мери, бешено гремя рукомойником, мыла руки в углу. – По соседству живут евреи, надо сбегать за их Двойрой, она, кажется, умеет… Юлька, что, опять?!

– А-а-а, чтоб вам всем сдохну-у-уть!.. – послышался нутряной вопль с кровати.

Подруги переглянулись.

– Если так часто схватывает, значит, уже совсем скоро… – прошептала Дина. – Я помню, профессор Блюменшталь нам рассказывал… Меришка, беги скорее к соседям! Тебе же… тебе вовсе тут нельзя, ты ведь девка!

– Дина, ради бога, что за чушь!!! Я окончила курсы, работала в госпитале!

– Неважно! Беги! Стой, сначала сними чайник! И налей воду в таз! И кинь туда ножницы! Нитки вон там, достань, положи тоже… Дура проклятая, о чем ты только думала?! Ты что, не поняла, что рожаешь?! Цыганка называется! Законистая! Чурбан!

Последняя тирада адресовалась уже Копченке. Та, не отвечая и запрокинув покрытое испариной лицо, глухо стонала сквозь стиснутые зубы. Хлопнула дверь, Мери исчезла за порогом. Дина распахнула окно. Ворвавшийся порыв ветра дернул занавеску, сбил с подоконника банку с увядающим шиповником, вода полилась на пол, в нее посыпались розовые лепестки. Сад потемнел, над ним глухо зарокотало, и Дина увидела, что со стороны моря ползет фиолетовая туча.

– Ну вот, гроза идет… Сейчас легче дышать станет. Дать тебе попить?

– Поди прочь, проклятая… – сквозь зубы отозвалась Копченка – и тут же сморщилась, оскалив зубы. – О-о-о, холера, умираю…

– Не умрешь, – вздохнув, как можно спокойнее сказала Дина. – Не бойся, все хорошо получится. Совсем немножко осталось, потерпи. Ты умница у нас, сильная, молодая, все будет хорошо. Сейчас я тебя оботру, сейчас раздену… Ой, какая же ты грязная! Почему у тебя вся голова в пыли, где тебя носило? Фу-у-у…

Но тут Копченку оставили силы, и она завопила так, что полностью покрыла громовой раскат, ударивший над городом. Задрожали стекла, потемневшую комнату на миг озарило мертвенным светом, забилась, зашелестела листва в саду, с испуганным гомоном взвились над ней птицы – и хлынул ливень. Дина наспех перекрестилась в углу перед иконой, полотенцем выхватила из кипятка портняжные ножницы, вытянула и намотала на запястье горячую нитку, одновременно благодаря бога, что не пропустила ни одного практического занятия профессора Блюменшталя в голодном восемнадцатом году в Москве.