Наталия Орбенина - Увядание розы Страница 58

Я не видела злополучных бумаг, которые вы обнаружили, но я тоже подозревала, что с писательством дело неладное. А как мучительно ездить в издательство, изворачиваться, плести небылицы, придумывая отговорки! Но при этом я ни на секунду не забывала, что он бывал иным, таким чудным, что я прощала ему все! Да, Яблоков – это попытка к бегству, но она не удалась. Я не могла его покинуть, как это сделала Ольга! И тогда я стала мечтать, сначала чуть-чуть, иногда, а потом уже постоянно, о том, чтобы он покинул меня!

– Вера! Опомнись! Замолчи! Ты оговариваешь себя! – Павел здоровой рукой попытался притянуть к себе сестру и положить конец кошмарному монологу.

– Сударь! Попрошу вас не вмешиваться! – резким голосом приказал Сердюков. – Продолжайте, Вера Вениаминовна!

– Нет! – встряла в разговор Ольга. – Не смейте принуждать ее оговаривать себя! Вы же видите, она от расстройства помешалась! Она не могла желать смерти своего отца!

– Явно, может быть, и нет. Но в глубине души, так же, кстати, как и вы сами, она рассчитывала именно на такой исход своего представления. Я имею в виду пресловутое явление призрака.

– На что это вы намекаете? Я, что ли, по-вашему, тоже хотела убить мужа?

Ольга Николаевна обомлела и уставилась на следователя широко раскрытыми глазами.

– Напрямую нет. Но когда вы привезли страшные компрометирующие бумаги и предъявили Извекову, вы вполне могли предположить, что его хватит удар, поскольку он был человек весьма нездоровый. Вот так, легко и просто, без развода вы становитесь вдовой! Ваши слова приблизили Вениамина Александровича к смерти. Он сильно выпил, вероятно, уже тогда он почувствовал себя нехорошо и вышел в коридор. И тут в горячечном алкогольном бреду он узрел призрак Горской. Истомленное попойками сердце не вынесло. А вы, милое шаловливое дитя, вы, Вера, – Сердюков ткнул длинным пальцем в направлении девушки, – вероятно, не раз пробирались в комнату покойной матери, примеряли ее одежду, пытаясь стать такой же, как она, красивой, независимой, талантливой. Ее яркие образы стояли перед вашими глазами. Особенно те, которые вы запомнили из кино.

Известно, что роль, где Горская является призраком погибшей возлюбленной, – одна из самых удачных у нее. Очень запоминающийся образ. Он, вероятно, был в вашем сознании еще с детства. И вы невольно преобразились именно в такую Горскую. Так возник призрак. А потом вам захотелось предстать в новом облике перед зрителями. Вам наскучило общаться только со своим отражением в зеркале. Но как явиться? Испугать интереснее всего, тем более, как я знаю, подобные злые шутки в вашем доме уже случались.

При этих словах следователя Павел густо покраснел.

– Кого вы хотели напугать, быть может, снова мачеху, а может, и папашу?

А вдруг да до смерти? – Сердюков прищурил глаза, покрасневшие от недосыпания, и они и вовсе превратились в маленькие щелки, прикрытые белесыми ресницами.

– Немыслимо! – ахнула Ольга. – Это ваши домыслы! Вера, скажи что-нибудь! Зачем ты рядилась в привидение?

– Об одном жалею, что и вы, дорогая мачеха, тоже не померли со страху! – Девушка метнула на Ольгу ненавидящий взгляд.

Павел схватился за голову и застонал, потревожив руку. Ольга тяжело задышала и стала беспомощно оглядываться, ища помощи от той ненависти и злобы, которая исходила от хрупкой девушки напротив. Трофимов в волнении тряс флакончиком капель над стаканом с водой, ошибся в счете, чертыхнулся и пролил капли на ковер.

– Как, должно быть, мы будем мило смотреться вдвоем в арестантских одеждах? Я думаю, серый цвет пойдет нам обеим? – Вера засмеялась странным сухим смехом, глядя прямо в лицо мачехе блестящими от злого возбуждения глазами.

– Послушайте, господин следователь, я, конечно, мало что смыслю в законах, но мне кажется, что обстоятельства смерти господина Извекова все же можно расценить как совокупность случайностей, приведших к трагическому исходу, – взволнованно произнес Трофимов. – Вряд ли суду присяжных покажутся убедительными рассуждения о наличии злого умысла в действиях вдовы. Безусловно, Ольга поступила не очень красиво, прибегнув к шантажу, но ведь это не попытка убийства!

А нелепая выходка Веры хоть и способствовала ускорению наступления смерти, но не явилась непосредственной причиной.

– Я понимаю ваше стремление, доктор, рассмотреть обстоятельства с другой стороны, ведь так неприятно сознавать, что обожаемая вами женщина и ее благовоспитанная падчерица осмысленно довели своего мужа и отца до неминуемой смерти! Хотя вы сами только что признали, что подобное вполне возможно. Особенно, если для этого имеются весомые основания.

– Но ведь вы не сможете арестовать их прямо теперь и посадить в тюрьму! – простонал Павел. – Ведь нет такого закона, который бы карал… – он запнулся, – за неосознанное желание смерти ближнему.

– Вот это мы и будем разбирать, осознанное или неосознанное, – ответил Сердюков, бросив на обомлевшую Ольгу взгляд, в котором читалось нечто вроде сочувствия. – Вероятно, сейчас заключение под стражу не потребуется, но пока следствие будет продолжаться, любезные дамы будут находиться под надзором полиции и покидать Петербург им будет запрещено.

– Но ведь мы так любили его! – едва слышно прошептала Ольга и невольно перевела взор с падчерицы на большую фотографию, стоявшую на изящной ажурной этажерке.

Снимок была сделан в день их свадьбы в фотографической мастерской Карла Буллы. В овальной темной деревянной раме, на изогнутой подставке, фотография представляла новобрачных в самый радостный день. Они стояли на пороге своего счастья. Извеков, умудренный опытом жизни и таинств любви. И она, Оля, юная, страстная, трепещущая, вся устремленная вперед в неведомое. И, как назло, именно теперь Оле снова вспомнились их первые тайные свидания, полные жгучего неутоленного желания, когда они, снедаемые страстью, упивались поцелуями в закрытой карете или в темной аллее парка.

Оля даже прикрыла глаза, настолько явственно почудились эти сладостные поцелуи на ее губах, нежные трепетные прикосновения горячих, рук. Полно, да было ли это?

…Сухневич устало прикрыл глаза и стал ждать, когда тяжелая дремота овладеет его телом и сознанием. Но мучительная боль в голове не давала заснуть. Он надеялся, что помогут лекарства, которые дал приехавший с Сердюковым врач. Следователь и молодой доктор Трофимов прибыли на дачу Извековых, когда день доживал последние часы. Врач осмотрел раненого и распорядился лежать со льдом на голове. Герасима послали в поселок нанять женщину для ухода за больным, потому как получалось, что ближайшую неделю Сухневичу придется провести на этом диване. Нанятая в сиделки опрятная старушка уже в скором времени суетилась в комнате больного. Она подносила ему пить, помогала переменить одежду на уютный халат, заботливо прихваченный Сердюковым из города, поправляла подушки и одеяла.