Шерри Томас - Ночные откровения Страница 58

– Спасибо, в порядке.

Вир пересек комнату и, открыв окно, зажег сигарету.

– Дядя не курил, – вполголоса проговорила Элиссанда. – У нас была курительная комната, но он никогда не курил.

– А надо было, наверное, – затянулся маркиз.

– Ты ничего не рассказываешь о своей семье.

А расспрашивать миссис Дилвин было неудобно. Элиссанде не хотелось, чтобы экономка удивлялась неосведомленности маркизы в отношении собственного супруга, хотя ей действительно почти ничего не было известно о муже – кроме того, что он отнюдь не идиот.

– Вся моя семья – это Фредди, с ним ты уже знакома.

Прохладный воздух из окна резковато пахнул сигаретным дымком.

– А твои родители?

– Они давным-давно умерли, – выпустил очередную струйку дыма муж.

– Ты рассказывал, что унаследовал титул в шестнадцать – полагаю, тогда скончался твой отец. А мать?

– Умерла, когда мне было восемь, – сделал Вир еще одну длинную затяжку. – У тебя ко мне еще есть вопросы? Уже поздно, а мне рано утром нужно отправляться в Лондон.

Элиссанда стиснула дверную ручку. Да, пожалуй, у нее найдется еще один вопрос.

– Ты не возьмешь меня в постель?

Муж застыл.

– Нет, извини. Я очень устал.

– Но в прошлый раз в тебе была дырка от пули и море рома…

– Перебрав с выпивкой, мужчины часто творят всякие глупости.

Вир выбросил окурок в окно, подошел к межкомнатной двери и мягко, но решительно закрыл ее перед самым носом жены.

* * * * *

Анжелике пришлось трижды перечитать записку от Фредди.

Тот приглашал ее взглянуть на портрет – на готовый портрет. Но женщина ожидала, что для завершения картины понадобится еще самое меньшее месяц-полтора, ведь друг был живописцем неспешным и тщательным.

Фредди коротко пожал гостье руку и поздоровался со всегдашней сердечной улыбкой. Но ей показалось, что мужчина нервничает. Или это ощущение было следствием ее собственной нервозности?

– Как у тебя дела? – спросил Фредерик по дороге в студию.

Друзья не виделись с того самого дня, как были сделаны снимки: Фредди не приходил, а Анжелика твердо решила не обращаться к нему, пока упрямец сам не даст о себе знать.

И без того с момента своего приезда она постоянно ему навязывается.

– Все хорошо. Кстати, Киприани ответил на мое послание. Он приглашает нас зайти вечером в среду или в пятницу.

– Значит, мы сможем отправиться к старику завтра – завтра ведь среда?

– Нет, среда сегодня.

– Ох, извини. Я работал день и ночь, – смутился Фредди. – Показалось, что сегодня вторник.

Не в его обыкновении было работать день и ночь.

– Я и не знала, что ты способен писать так быстро.

Остановившись двумя ступеньками выше, мужчина обернулся.

– Возможно, на меня просто никогда не снисходило подобное вдохновение.

Сказано было негромко и с таким достоинством, словно речь шла о чем-то возвышенном, а не о ее бесстыдной наготе.

Анжелика провела пальцем по перилам:

– Что ж, теперь мне вправду не терпится увидеть портрет.

В студии по-прежнему стояла расстеленная в художественном беспорядке кровать, позади нее находилась задрапированная белой тканью картина.

Глубоко вдохнув, Фредди сбросил покрывало.

Анжелика ахнула. Перед нею возлежала богиня: с темными, отливающими золотом и бронзой локонами, безупречной смугловатой кожей и телом куртизанки – весьма преуспевающей куртизанки.

Но сколь ни прекрасно было тело, внимание Анжелики привлекло выражение неулыбающегося лица: женщина смотрела прямо на зрителя, в темных глазах пылало искушение, полураскрытые губы выражали неутоленное возбуждение.

Фредди увидел ее такой?

Анжелика украдкой покосилась на художника. Тот внимательно изучал пол. Она попробовала снова посмотреть на картину – и не смогла выдержать собственный взгляд с холста.

– И как тебе это? – наконец спросил Фредди.

– Немного… Немного грубовато по краям, – она просто не могла смотреть ни на что другое. Мазки были не столь аккуратны, как Анжелика привыкла видеть на работах друга. Но в изображении чувствовалась такая мощь, такой эротический заряд, что расспрашивай Фредди дальше, Анжелике пришлось бы признать: небрежная манера письма как нельзя лучше подходила неприкрытому, ненасытному желанию, излучаемому женщиной на полотне.

Фредерик накрыл портрет.

– Тебе не понравилось?

Анжелика пригладила волосы, надеясь, что являет собою воплощение чопорности и благопристойности.

– Неужели я и вправду так выглядела?

– Для меня – да.

– Ты мог бы переписать портрет, совсем отвернув мое лицо…

– Но зачем?

– Потому что я выгляжу, словно… словно…

– Словно хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью?

Анжелика чуть не задохнулась от невероятного предчувствия. Они не сводили друг с друга глаз. Мужчина сглотнул. А со следующим ударом сердца уже держал ее в объятиях и целовал – нежно, но крепко.

В этом поцелуе было все, что она когда-либо воображала, – и даже больше. Опустившись на столь удобно расположенную кровать, Фредерик снял с подруги шляпку, Анжелика развязала ему галстук.

– Секунду, – шепнул он в полураскрытые ждущие губы. – Я запру дверь.  

Он поспешил к выходу, но не успел повернуть ключ в замке, как дверь распахнулась, и в студию вошел лорд Вир.

– О, Фредди, здравствуй. Приветствую, Анжелика. Двое любимейших мною людей в одном месте – как здорово. Смотри-ка, братец, у тебя галстук развязался. Что стряслось – забылся в творческом порыве?

И маркиз принялся повязывать галстук потерявшему дар речи брату.

– А ты, Анжелика, почему лежишь? Тебе плохо? Может, сходить за нюхательной солью?

– Ах, нет, Пенни, мне уже лучше, – Анжелика, пребывавшая в остолбенении, вскочила с кровати.

– Глянь, твоя шляпка на полу, – подняв шляпку, Вир протянул ее владелице.

– Надо же, – промямлила женщина. – Как она там оказалась?

– Повезло тебе, подруга, – подмигнул маркиз, – что сюда не заявилась какая-нибудь болтливая старая перечница, как раз когда ты чуток прилегла. Леди Эйвери уже погнала бы вас обоих к алтарю, точно как меня!

– А что… что привело тебя в Лондон, Пенни? – откашлялся пунцовый от смущения Фредди.

– Да так, обычные дела. А потом я вспомнил, что у меня есть ключ от твоего дома и решил заглянуть.

– Всегда рад тебя видеть, – запоздало обнимая брата, уверил хозяин. – Я этими днями почти не выходил из студии, но моя экономка сегодня утром пересказала мне какие-то ужасные сплетни. Вроде бы дядя леди Вир арестован по подозрению в страшных преступлениях. Я уже и письмо тебе написал. Это что, правда?