Симона Вилар - Светорада Янтарная Страница 6

Ипатий никогда и ни в чем не ставил Светораде препоны. Хочется ей принимать гостей – на то ее воля. Не пожелала по жаре ехать на молебен в Пантелеймоновскую обитель – он тоже не едет. Не противится патрикий и в том случае, если бойкой Светораде вдруг вздумается устроить в имении Оливий танцы со здешними девушками или поехать кататься верхом на целый день. Ну а если ей желательно ранним утром покупаться в море – Ипатий и тут согласен отпускать ее. Хотя ни одна византийская матрона не решилась бы на подобные игры с волнами, а этой только дай поплавать. Наставница Дорофея всегда ворчит по поводу утренних купаний в одиночестве, боится чего– то. Но подле Светорады постоянно сильный раб-древлянин, на его преданность и смелость можно положиться – он позаботится о ней, если что.

Ипатий опять посмотрел в сторону подъездной аллеи, невольно прислушался, но вместо жены (храни Бог, но он все равно считал Светораду– Ксантию супругой) увидел своего старшего брата Зенона, идущего вдоль розария. Важный придворный, препозит[7] императорского двора, он редко покидал Священный Палатий,[8] но на этот раз все же приехал и теперь не дает Ипатию покоя, требуя его скорейшего возвращения в Константинополь.

Ипатий с молчаливой улыбкой взирал на своего сановитого брата– евнуха. В Византии был широко распространен обычай «посвящения» Богу одного (реже нескольких) из сыновей, выражавшийся в оскоплении. Хотя оскопляли нередко и пленных, внебрачных сыновей или лиц, провинившихся перед властями. Но благородные евнухи почитались особо, считались чистыми людьми, не подверженными мирским страстям, и у них было больше возможностей возвыситься как на духовной стезе, так и на светском поприще. Вот и Зенон Малеил подвергся оскоплению, как более здоровый ребенок в семье. Потом их отец смог устроить старшего сына– евнуха на службу в Священный Палатий, где Зенон дослужился до весьма высокого поста. Он не жалел, что когда– то с ним проделали подобную операцию, к тому же византийское общество в целом видело в безбородых евнухах ангельские черты, а дворцовые евнухи традиционно облачались в белые одежды.

Завидев Ипатия, Зенон направился к нему в беседку. Придерживая длинную полу своей светлой далматики,[9] он поднялся по округлым ступеням, сел, отдуваясь от жары. Как большинство евнухов, Зенон страдал от тучности, хотя и боролся с этим путем воздержания. Вот и сегодня он обошелся без трапезы и сейчас с грустью поглядел на опустошенную Ипатием тарелку из– под творога.

Братья Малеилы в чем– то были схожи – оба с выбеленными возрастом кучерявыми волосами и контрастировавшими с ними темными бровями, тонкими носами с горбинкой, кареглазые. Но насколько Ипатий с возрастом стал худощав, настолько Зенон сделался тучен, а его подрумяненные щеки обвисали, как у ожиревшей старухи.

– Тихо– то как, – первым начал разговор Зенон, перебирая в пухлых руках кипарисовые четки, которые свесил между колен. – Только пчелы жужжат.

– Они собирают для моей пасеки нектар с цветов, – чуть улыбнулся уголками рта Ипатий.

Зенон машинально кивнул и посмотрел на брата.

– Да, твоя пасека, твои виноградники, твои стада, твои оливковые рощи на склонах…

– Оливки – это идея Светорады. Она практичная женщина и считает, что персики и абрикосы быстро сходят, а правильно собранные и обработанные оливки хранятся весь год. К тому же цена на них никогда не падает.

– Она у тебя хорошая хозяйка, – согласно кивнув, заметил Зенон.

– Но все еще не жена мне.

В последних словах Ипатия слышался упрек, и Зенон чуть нахмурился. Он не лукавил, когда говорил, что делает все, чтобы помочь младшему брату развестись с Хионией, однако положение Ипатия, назначенного хлопотами Зенона при дворе на высокий пост миртаита,[10] требовало от него безупречности во всем. То, что он был женат на прокаженной, не считалось грехом, а вот развод воспринимался как дело позорное. К тому же Хиония, ранее много жертвовавшая на богоугодные дела, проявлявшая заботу о нуждающихся и ухаживавшая за хворыми, почиталась святой женщиной… пока не заразилась. До сих пор мнение о ней оставалось высоким, люди поговаривали, что патрикий Ипатий попросту хочет отделаться от больной жены ради молоденькой блудницы. Поначалу разводу мешал тот факт, что Светорада язычница, а принять христианство княжна решилась не сразу. Сыграло свою роль и предосудительное отношение к повторным бракам. А еще Ипатию не повезло в том, что брачные вопросы в Византии сейчас считались едва ли не скандальными, и о них нежелательно было говорить. Нынешний патриарх Николай Мистик был особо строг на этот счет. Особенно из– за того, что сам правитель, император Лев Мудрый, стремился вступить в очередной брак – уже четвертый по счету. Так вышло, что все три его императрицы умерли молодыми, не успев подарить Льву наследника. Ныне во дворце на правах жены Льва жила его четвертая избранница – Зоя Карбонопсина, которая еще полгода назад родила базилевсу долгожданного сына. Но патриарх Николай считал этого ребенка незаконнорожденным и даже долгое время отказывался его крестить. Наконец младенца все же окрестили, дав ему имя Константин. Но отношение к порфирородному царевичу,[11] как и к его матери, оставалось двояким, и венчать Зою со Львом отказывались, что стало поводом для страшного скандала. И как теперь, оправдывался Зенон, можно устроить семейную жизнь обычного патрикия, если даже божественный автократор[12] не в состоянии решить свои семейные дела?

– Но император сочувствует тебе, – сощурив глаза, сказал Зенон. Он взглянул на Ипатия и добавил: – Он даже расспрашивал меня о вас с княжной. Однако ты сам ведешь себя недопустимо, надолго покидая Константинополь и став в феме[13] Оптиматы едва ли не предводителем земельных магнатов. Сам знаешь, как строги императорские законы к тем, кто ищет возвышения на стороне. Это подозрительно.

– Но сельская жизнь в поместье дает мне неплохой доход, – заметил Ипатий.

– К тому же ты приумножаешь свое богатство торговлей, – презрительно скривив маленький рот, продолжил Зенон.

Ипатий промолчал. Да, он многие годы провел, занимаясь торговлей и разъезжая по стране, благодаря чему и разбогател. И теперь, когда, казалось бы, пора было успокоиться, он не хотел бросать столь успешно начатых дел. Некогда он был стратигом в Херсонесе в Таврике,[14] куда и поныне отправляет суда. Там его закупщики приобретают у кочевников огромное количество бычьих кож, которые Ипатий через подставных лиц сбывает на рынках Константинополя. Конечно, нехорошо, если об этом и в самом деле узнают при дворе. Торговля для человека его ранга и положения считается позорным делом.