Жюльетта Бенцони - Тибо, или потерянный крест Страница 60

— Да, но еще больше вы нуждаетесь в том, чтобы вас хорошо лечили. Я хочу повидаться с Маймонидом. Мне известно, что сейчас он придворный лекарь Саладина.

— Вот как? Это означает, что Жоад больше ничем не может мне помочь? — до странности спокойным голосом произнес Бодуэн.

— Это означает, что у него нет необходимых для этого препаратов, а у Маймонида они, возможно, найдутся...

— Я сам могу туда отправиться, — предложил Адам.

В это мгновенье Бодуэн попытался встать, но силы ему изменили, и он, застонав от боли и гнева, упал на колени. Увидев это, Адам отпустил меч, который с колокольным звоном упал на камни, бросился к королю, легко, словно перышко, подхватил его на руки и произнес:

— Вам лучше снова лечь в постель, Ваше Величество! У вас сильный жар...

— У меня теперь все время жар. Мне кажется, что я горю в огне.

Великан понес короля вниз по лестнице, а перепуганный Тибо последовал за ними.

— Вы будете здесь полезнее, чем я, — заметил он. — И я не думаю, что мне стоит дожидаться посольства. Сегодня же вечером я отправлюсь в лагерь Саладина...

Бодуэн попытался его отговорить:

— Ты не найдешь его там. Судя по тому, что я узнал, он должен двигаться к Дамаску.

— Значит, я отправлюсь в Дамаск.

— Только прежде выслушаешь меня, потому что я могу тебе помочь... Господь свидетель, я никогда не позволил бы тебе подвергаться такой опасности, если бы чувствовал себя не так плохо, но мне надо еще пожить, и при этом быть на ногах! Так что, если этот Маймонид может помочь мне...

На следующее утро Тибо выехал из Тивериады со слезами на глазах, но они высохли от ветра и от непреклонного желания добыть лекарство, которое позволит героическому молодому королю продержаться еще какое-то время.

На третий день узкая тропинка, которая вилась между холмами, внезапно превратилась в широкую дорогу и стала подниматься на каменистую кручу. И всадник увидел с высоты цветущую равнину, полную садов и лесов, чередовавшихся с четко выделявшимися квадратами полей, и большой город, прильнувший к рыжим склонам Антиливана. Перед ним был Дамаск, великий белый город.

Он на мгновение остановился, чтобы полюбоваться священным городом с двумя с половиной сотнями мечетей, оазисом, о котором арабские поэты говорили, что он — один из четырех прекраснейших городов, омываемых светлыми водами Барады, «золотой реки», питавшей своими неутомимыми струями бани, фонтаны, храмы и сады; местом, откуда трогались в путь через пустыню караваны; наконец, городом знаний, который Саладин особенно любил посещать, чтобы учиться в тени сикоморы.

Под бледным зимним солнцем яркие краски мозаики на куполе большой мечети Омейядов53 отливали шелковым блеском и, если бы не было крепостных стен с их притуплёнными зубцами, пленительная картина была по-настоящему райской, но сколько же под этими деревьями и близ этих журчащих вод таилось ловушек, сколько ползучих тварей!

Оторвавшись от созерцания, Тибо подумал, что и он сам — одно из таких подземных существ, которых каждый день на закате или на рассвете ворота выпускают из Дамаска или впускают в город, и что для него это нечто совершенно новое. До сих пор, если он выполнял какое-нибудь поручение короля, то делал это с открытым лицом, под своим именем и со своим гербом, которым гордился, но на этот раз он счел нужным утаить свое имя. Тибо де Куртене исчез, пропал неведомо куда, а вместо него появился Бекир Хамас, сын бейрутского торговца, который направлялся в Дамаск, чтобы купить там несколько красивых вещиц, которые городские мастера изготавливают с непревзойденным умением, украшая их золотыми или серебряными нитями и изысканными рисунками. Ведь даже во время военных действий на левантийских землях, где ценность вещей зачастую была важнее религиозных и даже расовых различий, торговля никогда не утрачивала своего значения.

Откровенно говоря, Тибо толком не знал и того, кем был на самом деле этот Адам Пелликорн, ставший его ближайшим другом и сменивший его у постели бесчувственного Бодуэна, над которым хлопотала Мариетта. Адам совершенно спокойно дал ему точнейшие указания, объяснил, как он должен действовать, чтобы выполнить поручение и остаться в живых.

— Я бы предпочел сам туда отправиться вместо вас, но вам легче, чем мне, выдать себя за мусульманина. Внешность более подходящая! Кроме того, вы говорите на их языке. Так вот, вы остановитесь в Аль-Кунейтре...

— Да откуда же вы все это знаете, вы ведь совсем недавно приплыли сюда вместе с людьми графа Фландрского?

— Давайте отложим объяснения на потом! Пока вам достаточно знать, что это не первое мое паломничество. Я уже побывал здесь десять лет назад... и знаю эти края почти так же хорошо, как вы, — закончил он с чудесной улыбкой, которая так к нему располагала.

Однако Тибо этим не удовольствовался. Он почувствовал себя обманутым, о чем и заявил без околичностей:

— Вы — рыцарь, и все же солгали мне? Вы согласились, чтобы я привел вас к королю...

— Я в любом случае явился бы к нему, и хочу вам напомнить, что я не был с вами знаком, хотя вы уже стали мне симпатичны.

В эту минуту послышался голос Бодуэна.

— Тибо, я все о нем знаю, и ты можешь полностью ему доверять, как доверяю ему я. А если я оставил тебя в неведении, то лишь потому, что достойный этого звания король не может быть всегда откровенным даже с теми, кого любит...

Пришлось Тибо смириться и с этим. Юноша тронулся в путь озадаченный, сгорая от любопытства, но все же успокоившись: слово его короля было для него таким же истинным, как тексты Священного Писания. В Аль-Кунейтре, после того, как он передал записку от Адама, ему не стали задавать никаких вопросов, и все прошло как по маслу; единственное, что он услышал, — новые точнейшие указания, на этот раз — насчет того, как ему следует себя вести, когда он окажется в Дамаске. Ну вот, теперь он оказался в городе.

Он вошел в монументальные ворота, охраняемые людьми с жестокими глазами, в круглых шлемах с длинными шипами; стражники равнодушно глядели на обычную для рыночных дней толчею, считая, что для острастки вполне достаточно двух торчащих над крепостной стеной свежесрубленных голов. Ряженый торговец, ведя своего мула на поводу и в точности выполняя полученные указания, двинулся вдоль Торы, одного из рукавов Барады, мимо окруженных садами тихих домов, спокойно глядевших на реку из-за частых деревянных оконных решеток Пройдя еще немного, Тибо остановился перед низкой дверью, выкрашенной в зеленый цвет, постучал в нее палкой три раза с расстановкой и стал ждать. Довольно скоро послышались шаркающие по плиткам пола шаги, затем, открылось вырезанное в створке окошко, в нем показалось заросшее белой бородой морщинистое лицо.