Альма-Мари Валери - Единорог и три короны Страница 66

— Весьма рискованно. Мы не знаем, как обернется дело с этими бандитами.

— Уж очень вы осмотрительны!

— А вы безрассудны!

Молодая женщина хотела возразить язвительной репликой, но сдержалась — не следовало ссориться с шевалье перед таким важным предприятием.

— Хорошо, вы правы, — примирительно проговорила она. — Мне не хватает осторожности. Но рядом с вами я ничем не рискую — вашей бдительности достаточно для нас обоих.

— Это слабый аргумент.

— Вовсе нет. Это истина. Мы покончим с мерзавцами днем, а вечером будем танцевать на королевском балу — все очень просто! Ну, не заставляйте себя упрашивать! Мы и так потеряли много времени. С этим нужно покончить раз и навсегда, а потом, как вы сами сказали, у вас начнется спокойная жизнь.

— С вами? Вряд ли.

— Вы не слишком-то любезны!

— А я и не желаю быть любезным. Для вас это, судя по всему, развлечение, а для меня — опасное дело, к которому следует подготовиться в высшей степени тщательно.

— Вы ошибаетесь. Для меня это вовсе не игра. От успеха этого предприятия зависит моя жизнь! Я должна это сделать — с вами или без вас, все равно!

Филипп был потрясен внезапным отпором Камиллы. В голосе ее он услышал непоколебимую решимость. Отчего это дело было таким важным для нее?

Внезапно молодого дворянина озарило, и он понял, что предстоящая операция имеет для девушки огромное значение. Подобная вспышка могла быть следствием только какой-то глубокой раны, мучительного страдания, о котором он отчасти уже догадывался.

— Договорились, — сказал он. — Мы поступим так, как вы говорите. Но при одном условии: вы должны обещать мне, что к шести часам вечера вернетесь, как бы ни обернулось дело. Нам нужно успеть переодеться к балу. Я дал слово королю, что приведу вас.

— Да, да. Клянусь вам… Вы удовлетворены?

— Я скажу вам об этом послезавтра, когда вы предстанете перед его величеством! Ландрупсена я сам предупрежу, и мы известим вас о времени сбора… Пока же вы можете снова нырнуть в свою ванну! — добавил он, взглянув в последний раз на бархатную кожу молодой женщины и проследив взглядом каплю, сползавшую по ложбинке на груди.

Он невольно позавидовал этой нескромной капле, и в глазах его зажегся лукавый огонек. Увидев, что надменный дворянин смягчился, Камилла робко улыбнулась. Когда Филипп направился к двери, она пылко воскликнула:

— Шевалье, благодарю вас за мужество и преданность! Вы столько для меня сделали!

Он обернулся с намерением ответить насмешливой репликой, однако глаза прекрасной сирены лучились такой признательностью, что у него пересохло в горле. Положительно она чересчур обольстительна! Сознавая опасность, он поспешно вышел.

Днем Камилла отправилась во дворец, где давали комедию. Она еще никогда не была в театре, хотя помнила, какую радость доставляли ей выступления бродячих артистов в Савойе.

Едва она вошла в зал, к ней бросился Кастелло-Тальмонди, явно изнывавший от нетерпения.

— Наконец-то вы появились! Я уже начал думать, что вы не сдержите своего обещания.

— Что еще за обещание?

— Но как же? Обещание, которое вы дали мне в фехтовальном зале!

Камилла с трудом вспомнила, что уступила домогательствам назойливого поклонника в надежде избавиться от него. Теперь приходилось расплачиваться, и она покорно двинулась к двумя креслам в центре, о которых позаботился предусмотрительный Кастелло-Тальмонди.

— Отсюда хорошо видно. Я уже говорил, что вы восхитительны?

— Вы сказали это, по меньшей мере, сто раз.

— И в сто первый повторю! Вы божественны! Вы само воплощение красоты.

— Фабрицио!

— Что такое? Вы же сейчас не в мундире? Так позвольте мне поухаживать за вами!

Камилла вздохнула. Какой пылкий кавалер! Она смирилась с лавиной комплиментов, стараясь не слишком вслушиваться и внимательно разглядывая зал.

Сцена на небольшом возвышении была закрыта занавесом из алого бархата с золотой бахромой. Ткань слегка шевелилась, выдавая какое-то невидимое движение. По бокам находились ложи, а в партере рассаживались знатные дамы и господа.

За спиной у Камиллы и Фабрицио заняли места две женщины. Девушка узнала в одной из них маркизу, которую страстно целовал д’Амбремон на аллее сада; вторую — красивую брюнетку — она прежде никогда не видела. Обе громко болтали, не обращая внимания на окружающих. Вскоре речь зашла о предстоящем королевском бале.

— Надеюсь, Филипп будет моим кавалером, — сказала маркиза. — Пока он, правда, молчит. Жестокий! Любит помучить!

— Уступаю вам его для бала, — ответила другая, — но затем прошу вернуть! Уже целую вечность я тоскую по его объятиям!

— Я тоже, представьте! Кажется, эта дурища Мария-Аделина вообразила, будто красавец-шевалье принадлежит ей одной!

— Она скоро образумится! Филипп слишком независим, чтобы допустить подобное. Нет, думаю, здесь что-то другое…

— Как бы там ни было, завтра он мой, — капризным тоном произнесла маркиза. — Я согласна делить его с другими, только бы не томил так долго. Иногда он пренебрегает…

— А мы все равно прощаем! Его пылкость в любви искупает все недостатки!

— Истинная правда! Он несравненный любовник! Как он страстен! Как многоопытен!

— Помните, как эта гусыня Антуанетта жаловалась, что он чересчур горяч и напорист? Ему-де не хватает нежности и терпения!

— Удивляюсь, зачем Филипп тратит время на подобных жеманниц?

Ошеломленная Камилла слушала этот разговор, как, впрочем, и добрая половина зрителей партера. Даже Кастелло-Тальмонди прервал свои бесконечные дифирамбы Камилле, чтобы ничего не упустить. Его, видимо, очень забавляла эта ситуация, и он одобрительно кивал, внимая повествованию о любовных похождениях д’Амбремона.

Маркиза же со своей подругой, не обращая внимания на всеобщее оживление и сдавленные смешки, продолжали громогласно обсуждать мужские достоинства шевалье и подвиги, свершенные им на ниве любви.

Камилла, у которой все еще мучительно ныло сердце при воспоминании о том, как Филипп пытался изнасиловать ее, не верила своим ушам. Неужели этим женщинам действительно нравится подобное обхождение? Судя по всему, они наслаждались этим… И их слова приводили девушку в непонятное смятение.

— Идемте, — вдруг сказала она, поворачиваясь к Фабрицио. — Я хочу пересесть на другое место.

— Но зачем? Разве нам плохо здесь?

— Если вам тут нравится, оставайтесь, а я ухожу.

Шевалье с ворчанием последовал за ней:

— Что за причуды, Камилла? У нас были идеальные места. А теперь мы увидим только половину сцены!