Евгения Марлитт - Огненная дева Страница 7

– «Ископаемые растения, сочинение графа Магнуса фон Трахенберга», – громко прочла графиня.

Гневно сжав губы, она с минуту пристально и уничтожающим взглядом смотрела поверх книги в лицо сына.

– А где же имя художника? – спросила она, повертывая заглавный лист.

– Лиана не захотела напечатать своего имени, – сказал молодой человек совершенно спокойно.

– А, так хоть в одной из этих голов нашлась искра здравого рассудка, слабое сознание своего положения!

Она принужденно захохотала и отбросила от себя толстый том с такою силой, что он с шумом пролетел сквозь открытые окна на каменные ступени террасы.

– Вот где место этой чепухе! – воскликнула она, указывая на книгу, которая при падении открылась на одном из великолепных рисунков, изображавших допотопный папоротник. – О, трижды счастливая мать, какому сыну дала ты жизнь! Слишком малодушный, чтобы сделаться солдатом, слишком ограниченный, чтобы быть дипломатом, он, потомок князей Лютовиских, последний граф Трахенберг, унижает себя до того, что сочиняет книги за плату!

Со страстным порывом неудержимого горя Лиана обвила своими руками худенькие плечи брата, который, видимо, всеми силами старался сохранить наружное спокойствие при этих оскорблениях.

– Мама! Как можешь ты оскорблять Магнуса? – вспылила молодая девушка. – Ты называешь его малодушным? Но не он ли семь лет тому назад, с опасностью для собственной жизни, вытащил меня из пруда? Да, он решительно отказался от военной службы, но только потому, что его кроткое и мягкое сердце противится кровопролитию… По-твоему, он слишком ограничен, чтобы быть дипломатом, – он, неутомимый и глубокий мыслитель? О мама, как ты жестока и несправедлива к нему! Он ненавидит лицемерие и не хочет осквернять своего благородного и высокого ума шахматными ходами дипломатического искусства… Я тоже горжусь, очень горжусь своим старинным родом, но никогда не пойму, почему дворянин должен непременно владеть мечом или быть дипломатом.

– А теперь я спрошу, – прервала сестру Ульрика, выходившая поднять книгу, – что достойнее имени Трахенбергов – быть ли творцом замечательного труда или считаться в числе неоплатных должников?

– О, ты! – прошипела графиня, задыхаясь от гнева. – Ты, бич моей жизни! – И она, как безумная, несколько раз пробежала по залу. – Впрочем, не понимаю, что же заставляет меня жить с тобою, – сказала она вдруг со зловещим спокойствием. – Ты уже давно пережила тот возраст, когда цыпленку нужно еще покровительственное крыло матери. Я слишком долго терпела тебя, теперь даю тебе волю, неограниченную волю. Поезжай, если хочешь, в продолжительное путешествие по всему свету, ступай куда угодно, только поторопись очистить мой дом от твоего присутствия!

Граф Магнус схватил руку девушки. Все трое – брат и две сестры – стояли, дружно обнявшись, перед бессердечной женщиной.

– Мама, ты вынуждаешь меня в первый раз заявить о моих правах как наследника Рюдисдорфа, – сказал тихий, кроткий ученый, покраснев от волнения. – Пред лицом кредиторов только я имею право на замок и на доходы с него… Ты не можешь лишать Ульрику родного крова – она остается у меня.

Графиня повернулась к нему спиной и направилась к двери. Сын был так неоспоримо прав, что у нее не нашлось ни одного слова для возражения. Она уже взялась было за ручку двери, но вдруг обернулась к нему еще раз.

– Ты не смей ни одного гроша из этих предательских денег смешивать с нашей расходной кассой! – приказала она Ульрике, указав на лежавшие на диване пятьсот талеров. – Я лучше с голоду умру, нежели дотронусь до чего-нибудь, купленного на эти деньги… За вино я сама заплачу. Слава богу, у меня довольно еще серебра, уцелевшего от крушения. Пусть же это серебро, на котором ели мои предки, будет обращено в деньги, по крайней мере мне будет утешением сознание, что я чисто по-княжески угощаю гостей, а не на заработанные деньги… Ты не замедлишь получить достойное наказание, – обратилась она к Лиане, – за то, что и ты восстала против матери! Переезжай только в Шенверт! Рауль, а еще более его старый дядя, Майнау, вытрясут из тебя сентиментальные и ученые бредни.

С этими словами она вышла, так сильно хлопнув дверью, что эхо этого стука разнеслось по всем сводам отдаленных коридоров.

Глава 4

Прошло пять недель после этой сцены в замке Рюдисдорф. Теперь в нем шли большие приготовления к свадьбе. Лет шесть тому назад при подобном событии этот стеклянный замок походил бы на муравейник, потому что графиня любила окружать свою особу такой массой раболепствовавшей перед ней прислуги, как какой-нибудь индийский раджа. Лет шесть тому назад златокудрая фея встретила бы своего жениха со сказочным великолепием, роскошнейшими пиршествами в залитых морем огней обширных залах замка; теперь же жених брал свою невесту из глубины запущенных садов, из опустелого замка, украшенного статуями, мраморные колонны которого, свидетели минувшего счастья, затянуты были паутиной, точно грязными занавесами… В большом зале арендатор ссыпал зерновой хлеб; все окна были закрыты белыми ставнями, и если сквозь них проникал солнечный луч, он падал на невыметенный паркет и совершенно пустые стены.

Хорошо еще, что гордые предки с их панцирями, шлемами и шляпами, украшенными перьями, на рыжих волосах, и дамы в воротниках a la Marie Stuart и в пышных платьях из золотой парчи не могли выглянуть из роскошных рам, которыми украшалась портретная галерея, и бросить взгляд в зал, прилегавший к террасе, – они, наверное, выронили бы роскошные веера из павлиньих перьев или бледную розу из своих белых нежных пальцев и в ужасе всплеснули бы руками, потому что там, перед старинною мебелью, на коленях стояла Ульрика – настоящая Трахенберг, как называла ее графиня-мать, – и обдирала старую, съеденную молью обивку с дивана и кресел, заменяя ее пестрым ситцем, который прибивала сама, своими графскими руками. Старая Лена усердно вытирала с мебели пыль, стараясь придать ей более лоску. Благодаря вовремя присланным издателем деньгам стояли тут новые соломенные кресла и плетеные подставки для цветов. По белым стенам опять вился зеленый плющ, а из групп широколистных растений спускались до самого пола ветви клематиса и дикого винограда. В пустом до того помещении стало снова так мило и уютно, как и подобало быть в зале, где назначен завтрак после венчания.

Во время этих приготовлений Лиана, вооружившись маленьким заступом и жестяным ящичком для растений, ходила вместе с братом по лесам и полям, собирая растения для гербария, точно до этих свадебных приготовлений ей не было никакого дела. Брат же ее, созерцая чудеса природы, совершенно забыл, что его маленький Фамулус, никогда с ним не разлучавшийся и всегда вместе с ним трудившийся, теперь должен будет покинуть его; а с уст сестры часто слетали латинские названия или критические замечания, но ни разу не было произнесено имя жениха. Странная была невеста!