Лариса Черногорец - Крепостной княжич Страница 8

— Еще б чуть-чуть…

Даша хотела продолжить, но Никита коснулся её губ. Нежно, точно цветка, потом еще раз и еще. Потом поцеловал её так страстно, что в голове её помутилось, она не решалась открыть глаза. Это был её первый поцелуй. Первый! Настоящий! Сколько это продолжалось? Она не знала. Она не считала время, она не хотела, чтобы это заканчивалось…

Звук подъезжавшей коляски заставил Никиту оторваться от неё. В сумерках виднелась сутуловатая фигура Петра Федяева.

Даша! Никитка! Что случилось?!

Пострадавшие с трудом выбрались из покосившейся, сломанной коляски.

Да вот, охрипшим голосом, не сразу придя в себя, ответила Даша. Колесо отвалилось! Хорошо, что ты мимо проезжал — нам тебя сам бог послал, а то до утра добирались бы. Подвезешь?

Уже почти стемнело, когда коляска Федяева подъехала к кованым воротам усадьбы Домбровских. Петр спустился и галантно подал руку Дарье.

Увидимся завтра, у нас на ужине. Маменька отказов не принимает, и в шесть пополудни — уж будь добра не опаздывай — мы тебя ждем. Будут еще Андреевы и Смоляковские. Они как прознали, что мы с тобой вернулись из Любляны третьего дня, так тут же к маменьке с визитом — скоро, наверное, и к тебе пожалуют.

Ох, Петечка, спасибо тебе, что подвез нас с Никитой. Куковать нам в поле до утра пришлось бы. Маменьку целуй от меня, завтра, скажи, буду. А может, сам останешься, а завтра вместе и поедем.

Поздно уже, маман будет переживать, давай в другой раз.

Ну, бог с тобою! Счастливо! — Она перекрестила его в воздухе.

Коляска тронулась и скрылась в темноте. Никита повернулся к Даше:

— Дарья Дмитриевна, я мужиков пошлю за коляской, — надо осмотреть, в чем там дело.

— Ступай, Никита, я у себя буду. Долго не задерживайся — приходи ужинать, а то нам с Улькой скучно совсем.

Он стоял напротив неё и держал её за руку. Даша смотрела на него — такого высокого, широкоплечего, статного, и думала только об одном — когда ей будет двадцать один, и она станет хозяйкой поместья, первое что она сделает — даст ему вольную. Что будет потом — она не думала, но знала одно наверняка, понятие «брат» к Никите больше неприменимо, а еще она точно знала, что этот поцелуй она никогда, никогда в своей жизни не забудет. Ей хотелось озвучить эту мысль прямо сейчас, но Никита, робко поцеловав её в висок, развернулся и, кивнув в ответ на её приглашение, пошел быстрым шагом к конюшням.

Даша подошла к слабо освещенным ступенькам усадьбы. Прерывистый шепот заставил ее спрятаться за угловую колону, она выглянула и увидела Ульяну и Федора. Федор прижимал девушку к колонне, прямо за которой она спряталась, и жарко целовал:

— Моя! Слышишь, моя будешь, только посмей еще раз взглянуть на кого! Убью! Жизни для тебя не пожалею! Что хочешь для тебя сделаю, только будь моей! Прямо сейчас, слышишь!

Уля, похоже, была пьяна и едва дышала, блузка была расстегнута, Федор жарко обнимал её, целовал, она шептала, сгорая от страсти:

— Федечка, погоди, что ты делаешь, Федечка, остановись, постой…

Даша, затаив дыхание, прижалась к колонне спиной. Послышалась возня, звуки борьбы. Ульяна закричала. Федор зажал ей рот рукой.

— Так я первый у тебя?

— Что ты наделал! — Ульяна мгновенно протрезвела, но Федор продолжал, не дав ей опомниться, закрыв ей рот ладонью.

— Кому я теперь нужна, что ты сделал! Я барышне скажу, не сносить тебе головы!

— Погоди, красавица, не кипятись, Федор обнял её и снова стал целовать, нашептывая, — я ведь женюсь, ты не думай, только сделай, как я сказал тебе…

— Не знаю я, — рыдала Уля, — мне-то не тяжело, только вот тайком от неё я не хочу, да и ты обманешь — не дорого возьмешь.

— Не обману, красавица моя, не обману, — Федор продолжал сжимать девушку в объятьях, — вот посмотришь, только сделай, как я скажу, и к осени свадьбу сыграем. У нас с тобой столько денег будет, век не потратить, я тебя, красавица моя, выкуплю, уедем отсюда, заживем! Вот посмотришь! Только отнеси это ей.

Послышались торопливые шаги. Марфа выглянула из-за дверей и осветила фонарем ступеньки. Федор метнулся в темноту, а Уля вытерла слезы и пошла вверх по ступенькам.

— Ты, что-ль, кричала?

— Да нет, послышалось тебе, Марфа, — смахнув слезы она прошмыгнула мимо неё, — Я в девичью.

— Ну-ну, давай, — Марфа сердито бормоча что-то про себя, направилась в дом.

У Даши трепетало сердце, то, что она увидела и услышала, не укладывалось в голове. Как этот наглец Федор посмел так поступить с Улей, зачем та напилась, как она могла позволить ему такие вольности! Что за тайны и от кого у неё могут быть? Куча вопросов роилась в её голове. Дождаться Никиту и рассказать ему всё! Это было самым правильным. Даша взбежала по ступенькам усадьбы и вошла в дом.

В маленькой каминной никого не было, и в её комнате тоже. Даша вышла в холл и направилась в правую половину особняка. В конце холла за большой дубовой дверью была просторная комната, в которой располагалась девичья. Деревянные кровати стояли в два ряда, большой громоздкий шкаф, отданный сюда, наверное, еще Дашиной прабабкой занимал чуть не половину помещения. Проход выводил в кухню, которая тоже была очень большой, обитой дубом и заполненной всевозможными шкафчиками, полочками, на которых стояли склянки, коробки, и прочие разности. По стенам везде были развешены вязанки лука, перец, прочие приправы. Посреди кухни большой дубовый стол, — персон на двадцать, тоже отданный сюда примерно тогда же когда и шкаф в девичью. Большая русская печь в углу, гладко и чисто выбеленная с черной заслонкой была покрыта самотканым покрывалом. На нем в кадушке пыхтело тесто. Другая дверь из девичьей вела в небольшой зал, оттуда еще в три комнаты, которые занимали управляющий с женой и Никита. Одну комнату Марфе пришлось уступить Ли, который появлялся из неё только по зову Даши, или когда Марфа приглашала его на кухню трапезничать. Как ни заглядывала Марфа в замочную скважину все остальное время, как ни старалась изловчиться и увидеть, что ж он там делает — так у неё ничего и не вышло. Ли оставался самым таинственным обитателем дома.

Уля лежала на кровати, укрывшись простыней. Резкий запах перегара исходил от девушки.

— Ты что это, голубушка?! — Даша, потрясла её за плечо, — напилась?!

— Ой! Плохо мне, барышня, — простонала Уля, слегка приподняв голову над подушкой, и опять погрузилась в хмельной сон.

— Не трогайте её, барышня, голубушка, видите — пьяная совсем. — Марфа выглянула из кухни. — Идите ко мне, ужинать будем. Никитка то где?

— Давай его дождемся, он мужиков отправил за коляской, у нас в дороге колесо отвалилось, чуть головы не потеряли в овраге. Хорошо, как на удачу, ехал Петруша, довез нас, а то куковали бы сейчас в поле.