Лидия Джойс - Искушение ночи Страница 8

Он смеялся над ней. Виктория видела это по тому, как был поднят уголок его рта, по блеску его бездонных глаз. Она решила не поддаваться на приманку, а вместо этого указала на изъян в его претензиях.

– Поскольку вы знаете, что мой брат в течение многих лет не будет иметь средств даже на то, чтобы выплачивать вам проценты, вы не можете до того времени на что-либо рассчитывать.

Рейберн хмыкнул, и она была уверена, что он вполне сознает чувственные обертоны, с которыми издал этот звук.

– А ему и не нужно будет выплачивать, если у вас есть что сказать по этому поводу, дорогая.

Она почувствовала, что краснеет, и рассердилась на себя.

– Вот именно, – бросила она и молча доела суп. Она не могла не чувствовать близости герцога, того, как он смотрит на нее, как наклоняется в ее сторону. Странно, что ему хочется покинуть этот дом, где ему самое место.

Служанка принесла жаркое и еще какое-то овощное блюдо. Нарезав мясо, слуга молча поставил перед Викторией тарелку – порция оказалась весьма внушительной.

– Это конец трапезы, – пояснил Рейберн, глядя на нее с выражением насмешливой снисходительности. – Еда у нас простая.

– Понятно, – многозначительно произнесла Виктория.

Луноликая служанка присела в реверансе, и Рейберн жестом велел удалиться ей и слуге.

Воцарилось тягостное молчание, нарушаемое лишь потрескиванием огня в камине. Герцог снова всмотрелся в лицо Виктории этим своим особенным взглядом, хотя она не могла понять, что же он хочет увидеть. Наконец, просто от неловкости, она попыталась завести разговор в более дружелюбном тоне:

– Скажите, ваша светлость, какова история этого дома? Он кажется одного возраста с завоеванием.

– Он старше, хотя от тех времен здесь ничего не осталось. Спросите у Фейна, если вам действительно хочется это знать. – Рейберн посмотрел на нее, задержав на весу вилку с мясом. – Я бы предпочел поговорить о вещах поинтересней. – Он откусил кусочек мяса. – Например, о вас.

Виктория заморгала, застигнутая врасплох.

– Уверяю вас, ваша светлость, во мне нет ничего интересного.

Он махнул вилкой, прежде чем снова откусить кусочек.

– Вы хотите, чтобы все поверили именно в это?

– Что вы имеете в виду? – чопорно спросила она. Не следовало поощрять его, но ей стало любопытно. Интересно, что он о ней знает, точнее, что думает, будто знает? Разумеется, он не может знать эту ее безумную черту характера, дикость, которую она скрывала так тщательно, что даже члены ее семьи не подозревали о ее существовании. Некоторое время он задумчиво жевал, потом проглотил, не сводя с нее глаз.

– Сейчас объясню, с вашего разрешения. Виктория весьма неизящно фыркнула.

– Вы мне уже сказали. Скучная, немолодая старая дева, склонная к манипуляциям.

Он тихонько фыркнул в ответ.

– Вы сумели сделать так, что это прозвучало столь... скажем, скучно. – Он отложил нож и вилку и наклонился вперед, внимательно рассматривая ее. – Я вижу женщину, которая изо всех сил пытается сделать себя незаметной. Женщину, которая по собственному выбору, а не по необходимости, сидит на балах у стенки. Единственная дочь графа, вы с легкостью могли найти себе мужа. Никаких очевидных изъянов я не вижу.

Она подняла брови:

– А не очевидных?

Он снова хмыкнул, нагнувшись так близко, что она ощутила запах утреннего одеколона, смешанный с запахом специй и сандала.

– Ваши изъяны и совершенства идут так тесно рука об руку, что их невозможно разделить.

– Вот как? – произнесла она с притворным равнодушием.

– Вот так, – насмешливо проговорил он. Прищурившись, он задумчиво смотрел на нее. Вблизи его глаза были скорее зелеными, чем карими – испещренный янтарем изумруд, подумала она. – Например, ваше лицо. Оно не красиво.– Я никогда не стремилась быть красивой, – колко ответила она, ткнув вилкой в какой-то овощ. – Красота не вызывает у меня ни зависти, ни восторга.

– И не должна вызывать, потому что вы так хороши собой, что можете посрамить обычную красоту.

Виктория насмешливо улыбнулась:

– Обычная красота, как вы изволили выразиться, тоже никогда не завидовала мне. – Но несмотря на внешний цинизм, в описании Рейберна было что-то честное, чего она ни в ком не замечала уже давным-давно. Это заинтриговало ее и вызвало жаркую вспышку, которая распространилась по ее коже там, где его взгляд прикасался к ней.

– А должна бы, – настойчиво проговорил он, понизив голос. – Лоб у вас высокий, но это не недостаток, потому что он уравновешивает челюсть, которая выдается вперед, когда вы раздражены. Вот как теперь. С этим нужно быть осторожней.

Он коснулся ее лица, провел пальцем по краю ее щеки вниз к подбородку и поперек него. Его прикосновение было легким, как у бабочки, но она все равно ощутила мозоли на его руках, изящных и сильных. Она затаила дыхание, предвкушая наслаждение.

– Сильная челюсть, но не тяжелая, упрямая, но женственная, как и тонкий выступ носа.

Он и к этому прикоснулся. Никто еще не прикасался к ее носу с таким деликатным любопытством. Это было странно и куда более интимно, чем откровенная ласка. Он улыбнулся, рассматривая ее, и черты его лица смягчились. А глаза блестели, как у собственника, как у землевладельца, осматривающего землю, которая вскоре будет принадлежать ему.

Стряхнув с себя гипноз его прикосновений, Виктория резко выпрямилась и отодвинулась.

– Ухаживать и говорить красивые слова ни к чему. Я подписала договор и теперь принадлежу вам.

Лицо Рейберна стало непроницаемым.

– Простите меня, миледи. Не знал, что оценка будет так дурно принята.

– Оценка – может быть! – возразила она. – Лесть? Не думаю.

– Дорогая леди Виктория, вы очень умно заметили, что у меня нет нужды льстить вам. – Он резко встал, оттолкнув стул от стола. – Идемте. Ужин закончен.

Она похолодела.

– Но я еще не наелась. – Дурные предчувствия охватили ее.

Рейберн сел так же внезапно, как и встал, словно растаял и весь размяк, едва прикоснулся к стулу. Гнев, который он только что проявил, исчез, о нем напоминали лишь жесткая линия спины и слишком небрежный наклон головы. Но все же у нее появилось ощущение, что он одержал победу – своим признанием она проявила первый признак слабости.

– В таком случае, дорогая леди Виктория, ешьте, – сказал он. – Мне бы не хотелось, чтобы обо мне говорили, будто я морю голодом гостей.

При мысли о том, что надо съесть еще что-то, внутри у нее все сжалось, однако она отрезала крошечный кусочек мяса и начала медленно жевать. Байрон смотрел на нее не таясь, и забавность этой ситуации смягчала его раздражение. Леди Виктория была почти полностью собрана до того мгновения, когда он действительно предложил им уйти – тут-то в ее крепости появилась трещина, особенно заметная на идеально ровном фоне ее предыдущего поведения. Она вспыхнула, заволновалась – именно этого он и хотел. Пока она сохраняла равновесие, ей удавалось приводить его в замешательство.