Вайолет Винспиер - Дыхание песков Страница 13

— Я не смогу… простите меня, дон Рауль, но я плохая актриса.

— Да что вы! — поддел он Жанну. — Вам и играть-то не придется. Я же вижу, как вас пробирает дрожь от одного моего прикосновения, а глаза наполняются слезами. Будьте самою собой, и принцесса поймет, что сватает мне ледышку.

— Пожалуйста… прошу вас, не уговаривайте!

— Я хорошо заплачу, Жанна. А самое главное, вам не придется больше записывать чьи-нибудь литературные фантазии или бегать по чужим поручениям.

Она принужденно рассмеялась:

— Да вы просто дьявол, дон Рауль. Просите, чтобы я, отбросив всякие принципы и честность, стала вашим соучастником в этом фарсе. Нет, не соглашусь даже за тысячу фунтов!

— А как насчет двух тысяч? Подумайте, что это для вас значит, — ласково уговаривал он ее. — Полная свобода от всяких Милдред Нойес и возможность вести такую жизнь, какую хочется.

— Но почему все-таки именно я? — в голосе Жанны появились умоляющие нотки. — На Лазурном берегу ведь масса хорошеньких девушек.

— Только вы, дитя мое, потому что вы похожи на Хойосу. Я сразу же заметил это. Та же стройность и изящество, овал лица и цвет волос. То же по-детски удивленное выражение глаз, какое иногда бывало у нее. Теперь она его, несомненно, утратила, но вы-то — сохранили, а в памяти бабушки наверняка остался образ наивной чистой девочки, какой была Хойоса. Именно это выражение глаз и обмануло ее в свое время, заставив верить, что с возрастом Хойоса станет непорочной нежной невестой, нравственной поддержкой и опорой ее непутевому внуку.

Ирония в его голосе заставила Жанну вспомнить о Ракели, которую принцесса едва ли могла счесть чистой и целомудренной. Видимо, дону Раулю необходимо найти способ убедить бабушку, что обычная девушка ему не подходит, что ему скучны девичий щебет и безыскусные поцелуи. И чтобы доказать все это, требовалась наивная простушка. Она же, Жанна Смит, для этой подходила просто идеально. Жанна содрогнулась от таких мыслей, вырвалась из крепко держащих ее рук и поспешно вскочила на ноги:

— Отвезите меня домой… пожалуйста!

— Вы называете это домом? — саркастически спросил дон Рауль. — Четыре стены номера, письменный стол и машинка?

— Что ж, я привыкла, дон Рауль.

— Предпочитаете знакомое зло незнакомому, да? — он медленно поднялся из-за стола, мрачно и напряженно глядя перед собой, и не проронил больше ни слова, пока они садились в «роллс-ройс» и катили по гладкому шоссе обратно в отель. Жанна радовалась, что он едет быстро: разговор их затянулся, и наступила ночь.

— Как жаль, что мое предложение вас не привлекло, — наконец произнес он. — Я рассчитывал на вашу жажду приключений и желание избавиться от скучного и тяжелого труда. Понятно, что: вы застенчивы и скромны, но мне казалось, в вашей душе горит огонек бунтарства. Должно быть, я ошибся.

— Да, дон Рауль, — согласилась она. — Видимо, вы сочли меня более отчаянной, чем на самом деле.

— Неужели, чтобы помочь человеку, вам нужно совершить над собой титаническое усилие?

— Я помогу любому, кто действительно находится в беде, — с негодованием возразила Жанна, — вы же хотите лишь использовать меня для своих собственных целей, заставляя причинить боль другому человеку. Своим обманом вы только сильнее раните бабушку. Почему бы все же не сказать ей правду?

— Правда иногда бывает куда более жестокой, чем ложь во спасение.

— Я уже сказала, что не сумею убедительно солгать. Не нужно пытаться переубедить меня.

— Может быть, может быть… — протянул дон Рауль. — Кстати, между вами и Хойосой все же есть существенная разница. Той уже в пятнадцать лет нравилась мужская лесть и восхищение. Вы же, кажется, чураетесь мужчин.

— По-вашему, я — типичная старая дева, сеньор?

— Похоже на то, сеньорита, — со зловещей улыбкой он помог Жанне выйти из машины и вдруг, прежде чем она успела что-либо сообразить, притянул к себе, заключив в тесное кольцо сильных рук.

Их окружала тихая ночь, в зарослях возле отеля звенел дружный хор цикад. У Жанны потемнело в глазах, и сердце стучало в груди, как молот. Потрясенная неожиданным объятием, беспомощная, она покорно позволила испанцу втолкнуть себя в тень деревьев. Девушка прислонилась к одному из них, чувствуя, что у нее подкашиваются ноги. Цветы мимозы, среди которых она очутилась, пахли томительно и пряно, и воздух казался напоен какой-то первобытной негой.

Никогда в жизни еще не приходилось Жанне испытывать такой жадной, требовательной силы мужских объятий, сжимающих ее так, что убежать было просто немыслимо.

Она видела, как исказилось страстью лицо дона Рауля, и понимала, что ей остается надеяться на милость этого человека, в чьих жилах течет горячая кровь жителей опаленной солнцем пустыни. Женщины для них не более чем непослушные кобылицы, которых надо укрощать. В глазах дона Рауля мелькнула дьявольская усмешка, и Жанну охватил ужас: сейчас ей преподадут урок такого укрощения. Сердце застучало еще сильнее… казалось, она переломится пополам в этих сильных объятиях. И тут раздался тихий смех.

— Отпустите! — выдохнула она.

— Вы так дрожите, что вот-вот упадете, — насмешливо прошептал испанец — Нет уж, прежде чем отпустить, я намерен поучить вас кое-чему… из области взаимоотношений мужчины и женщины.

— Нет!

— Да, моя веточка мимозы, да… — Его губы приблизились, жаркое дыхание опалило лицо Жанны, а руки еще теснее прижали ее к себе. — Для каждой девушки наступает пора познать вкус поцелуев, наступила она и для вас.

— Я-я… ненавижу вас!

— Помилуйте, ненавидеть мужчину, которого завтра, может быть, и не увидите больше?

Глава четвертая

Не выпуская Жанну из своих объятий, дон Рауль запрокинул ее назад и впился в ее губы долгим поцелуем, словно заставляя подчиниться. Потом принялся покрывать мелкими, яростными поцелуями лицо и шею, ласкать губами мочку уха, скользнул рукою под накидку, все теснее прижимая к себе обтянутую шелком, мучительно изогнутую гибкую талию.

Задыхаясь, девушка изворачивалась всем телом, пытаясь избежать его поцелуев, но вместо этого только теряла силы, чувствуя, что становится все беспомощнее.

— Глупышка, — рассмеялся испанец хрипловатым смехом. — Я мог бы легко сломить твое сопротивление, и ни единой душе не было бы до этого дела. До тебя вообще никому нет дела, слышишь? Ты — щепка в водовороте, жалкая лодчонка в бурном потоке жизни Милдред. Ей наплевать на твое одиночество, усталость или потребность в любви. Если ты не сбежишь от нее сейчас, то навсегда останешься при ней мелким ничтожеством.