Морин Чайлд - Шторм надежды Страница 18

— Беспокоилась?

— Немного, — солгала она и ослабила объятие.

Он обнял ее за талию и прижал к себе покрепче.

— Ты беспокоилась.

— Тебя не было три часа.

— Ты посчитала?

— Я засекла, — согласилась она, отказываясь признаться даже себе, как хорошо оказаться снова в его объятиях. После их спора и его отлучки она боялась, что уже никогда больше не ощутит его объятий.

Сэм кивнул и медленно отпустил ее.

— Ты вся намокла, — сказал он, бросив взгляд на ее грудь, облепленную его промокшей рубашкой. — Моя рубашка никогда не выглядела лучше, чем сейчас.

Жар охватил ее. Карен почти почувствовала пар, поднимающийся от ее сырой, рубашки.

Она стащила ее с себя, ухватив за край, и смотрела, как Сэм повернулся, снимая куртку и относя ее в ванную, чтоб повесить на стойку и дать стечь воде. Вернувшись в комнату, он подошел к Карен и протянул ей белый пакет.

— Что это? — спросила она.

— Слегка помятый и уже не горячий гамбургер, — сказал он, улыбаясь победной улыбкой, которая подействовала на нее как вращение на карусели.

— Гамбургер, — повторила она, открывая пакет.

— Не такой уж хороший, — сказал он, стаскивая футболку и разыскивая сухую. — Но это все, что я мог найти в мини-маркете на заправочной станции.

— Ты купил мне гамбургер, — сказала она снова, наклонившись над пакетом и вдыхая восхитительный запах. Даже после их размолвки он помнил о ее желании, думал о ней.

Сэм засмеялся и сказал, всовывая руки в рукава футболки:

— Ты сказала это так, как какая-нибудь другая женщина сказала бы: «Ты купил мне цветы».

— Это лучше, чем цветы. — Она развернула гамбургер, откусила и стала неторопливо жевать, не обращая внимания на то, что он слегка влажный и остывший. Это был гамбургер, и этого было достаточно. — Хочешь попробовать?

— Нет, спасибо, — сказал он, стаскивая мокрые джинсы.

У Карен сердце подпрыгнуло в груди, когда она взглянула на своего промокшего героя — на его мускулистые ноги, широкую грудь, обтянутую футболкой с надписью «Five Hundred Mile Club», его открытую улыбку.

— Ты не голоден?

— Не-а. Я поел на станции, Карен кивнула.

— У них работает телевизор, — сказал Сэм, и, согласно «Новостям», похоже, шторм наконец иссякает.

— Неужели? — спросила она и уселась на край матраса. Зажав бумажный пакет в одной руке и гамбургер в другой, Карен смотрела, как Сэм приближается к ней.

— Да, — ответил он, приглаживая волосы руками. — Сегодня ночью ожидается последний удар. Завтра должно проясниться.

— Завтра, — сказала Карен, заставляя себя откусить еще от гамбургера, несмотря на то что он неожиданно приобрел вкус опилок.

— Похоже, наши маленькие каникулы почти закончились.

— Похоже. — Только почему она не испытывает радости по этому поводу?

— Я должен возвратиться на базу. — Сэм сел рядом с ней на кровать. — Мы вернемся в нормальную жизнь, и все это останется позади.

— Правильно, — сказала она, но почему-то внутри у нее стало холодно и пусто.

— Ты этого хотела? — спросил он, и его голос был глуше, чем шепот.

— Разумеется, — ответила она, но прозвучало это неубедительно, было лишено какого-либо энтузиазма.

Сэм смотрел на Карен и чувствовал, что приближается решающий момент. Ведь если Карен действительно очень хочет разорвать все связи между ними, почему бы ей не плясать от радости, услышав новость о прекращении шторма? И, оценив ее реакцию, Сэм утвердил мысленно тот план, который он составил в последний час. Он был в полном отчаянии, и идея пришла к нему как озарение, поэтому он ухватился за нее, как будто только это могло сохранить ему жизнь в бушующем океане.

Он решил, что прямолинейное наступление не тот путь, идя по которому он сумеет убедить Карен превозмочь свой страх. Вместо этого он зайдет с фланга, усыпит ее бдительность и лишит равновесия. Согласно хорошей старой поговорке «Молчал да и вымолчал», незаметная атака.

Он не знал, сработает это или нет. Он любит Карен, но, черт возьми, ему не нужна женщина, которая не в состоянии смириться с ежедневными неудобствами, связанными с тем, что ее супруг военный. Карен была достаточно сильной, он это знал. Проблема была не в ней.

Он готов был попытаться: то, что он нашел с Карен, стоило усилий. Только бы суметь доказать ей это.

Она сунула недоеденный гамбургер обратно в пакет и свернула бумагу.

— Не голодна? — спросил Сэм невинно, подозревая и надеясь, что исчезновение аппетита у Карен связано с перспективой их разлуки.

— Хмм… — Она пожала плечами и встала. Да нет, пожалуй. — Она оглядела комнату от кровати до дверей. — Я полагаю, если мы уезжаем завтра, пора начинать укладываться.

Складывать вещи — явно не то, чего Сэм хотел сейчас, но он играл роль.

— Да, — сказал он и добавил, вставая:

— Может, удастся выскочить отсюда побыстрее.

Карен потянулась к шоколадным конфетам, рассыпанным на столике. Развернув яркую красную обертку, она сунула конфету в рот и стала жевать. Проглотив ее, как горькую пилюлю, она сказала:

— Извини, Сэм.

— За что? — Он втиснул руки в задние карманы джинсов, склонил голову набок и смотрел на нее выжидающе. Это продолжалось недолго.

Она взглянула на него и сказала:

— Ты знаешь, за что. За то, что я не в состоянии быть такой, какой ты хочешь. Делать то, что ты хочешь.

Он кивнул понимающе и подошел к ней. Карен неосознанно дала ему шанс, на который он втайне надеялся. Сейчас был благоприятный момент, чтобы воплотить его маленький план в действие и молиться, чтобы он сработал.

— Это нормально, Карен, — сказал он. — Я понимаю. Некоторые люди не в силах мириться с военной жизнью.

Она насторожилась, и ему пришлось спрятать довольную усмешку.

— Сила здесь ни при чем, — сказала она.

— Конечно, — согласился он вежливо, утешительно кивая ей. — Я же сказал, что понимаю.

Ее губы дрогнули, и ему показалось, что он услышал, как сцепились ее зубы. Карен могла не хотеть или быть неспособной рискнуть выйти за него замуж, но ее чертовски раздражало, что ее не обвиняют в этом.

— Но, — сказал он, поймав ее взгляд, — пока я искал для тебя гамбургер, я мог подумать.

— Замечательно.

Ее брови высоко поднялись. Он хорошо представляет ее каприз и раздражен тем, что потерпел поражение.

— Не хочешь выслушать мою блестящую идею?

— Мне сесть?

— Если ты устала — разумеется, — сказал он, указав на разворошенную постель.

— Я постою.

— Я так и думал, — пробормотал он, улыбнувшись. Он знал ее лучше, чем она знала себя. У Карен Бекетт было слишком много сил. И упрямства, и гордости. Только ее, видимо, так больно ударило, что она растерялась и забыла, что еще можно встать и идти дальше. Сейчас как раз подходящий момент, чтобы напомнить ей об этом. Потом будет слишком поздно. Для них обоих.