Эбби Грин - Секреты оазиса Страница 26

Но она не покажет ему виду. Она должна противостоять ему. Потому что он все равно оставит ее, и на этот раз она не сможет пережить это. Ведь теперь она столько знает о нем.

Джамиля повесила сумку на плечо и зло посмотрела на Салмана. Ему стало не по себе. Она никогда не была такой красивой. На ней были поношенные джинсы, рубашка и ботинки. Никакой косметики. Волосы выбились из конского хвостика, и длинные вьющиеся пряди обрамляли лицо. Ему казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он видел ее в последний раз.

Она вскинула голову и произнесла ледяным голосом:

— Я так полагаю, никакой лошади нет?

Он покачал головой.

— Значит, ты теперь похищаешь людей, да? Неожиданно для управляющего хедж-фондом. Побереги свою находчивость для кого-нибудь еще.

Салман видел, что она не хочет оставаться, но он не мог ее отпустить. Она слишком сильно была нужна ему.

Джамиля повернулась и пошла прочь, в деревню.

— Я возьму лошадь и вернусь в Мерказад верхом. Это займет всего лишь день или два.

Он схватил ее сзади, сумка упала на землю, и девушка не успела запротестовать, как он понес ее внутрь. Шатер был ярко освещен множеством маленьких ламп, при свете которых убранство выглядело еще роскошнее. В центре стояло низкое ложе, покрытое атласными и шелковыми покрывалами. Все было как в кино.

Он положил ее на ложе, она резко повернулась и почувствовала, что ее волосы рассыпались.

— Ты прекратишь это?

Ее сердце яростно стучало, но Салман ответил совсем спокойно:

— Вертолет вернется через три дня. И джип тоже. А лошадь тебе никто не даст, потому что я приказал.

Три дня! Джамиля погружалась в панику.

— Почему целых три дня?

— Потому что три дня ты притворялась и отказывалась вернуться в замок.

— Я управляю конюшнями, Салман. Какое в этом притворство? Я там живу! — Джамиля так испугалась его власти над собой, что выпалила, не подумав: — Ты забрался сюда, чтобы быть подальше от конюшен?

Салман побледнел, и в ту же секунду Джамиля пожалела о своих словах. Он сделал шаг назад, и она протянула к нему руку.

— Салман, прости.

Он отступал, и ей вдруг захотелось, чтобы он, наоборот, подошел ближе. Он провел руками по волосам и строго сказал:

— Да, ты права. Это унизительно. Я не могу там даже минуту находиться.

Джамиля подошла к Салману и взяла его за руку. Злость ее исчезла, и она сказала очень нежно:

— Никто бы не смог. После того, что ты пережил.

— Не знаю, что мне больше нравится — когда ты шипишь от злости или когда жалеешь меня, как сейчас.

— Я не жалею тебя, Салман, это не жалость. Это понимание.

Он прикоснулся губами к ее рту, и Джамиля почувствовала, что не может сопротивляться. Однако в какой-то момент она нашла в себе силы уклониться. Тяжело дыша, она положила ладони на его грудь и слегка отстранила его:

— Этого не будет, Салман. Я сказала тебе в Париже, что все кончено. Я не буду твоей домашней забавой, с которой ты возишься, потому что все просто.

Через секунду он уже сжимал лицо Джамили в своих ладонях и целовал. На этот раз уже не нежно, а требовательно. Она чувствовала его возбужденное тело и крепко сжала бедра. Черт его возьми! Наконец ей снова удалось уклониться от его поцелуев. Ее кулачки все еще упирались в его грудь.

— Ты считаешь, что это просто? — спросил он.

— Секс не поможет уйти от проблем, Салман аль Сакр. И я не останусь здесь на три дня.

— Послушай, если бы ты действительно этого хотела, я бы оставил тебя. Те женщины, которые не хотят меня, никогда меня не заводят.

Джамиля чуть не рассмеялась — можно подумать, что такие женщины существуют!

— И что? Ты установил время, сколько продлится это желание? Так? Три дня — и мы насытимся?

Салман улыбнулся — и это была голодная улыбка. Джамиля задрожала от предвосхищения.

— Да, я надеюсь, через три дня мы насытимся, и, может, к нам вернется что-нибудь похожее на здравомыслие. Потому что одно я знаю наверняка: когда дело касается тебя, я плохо соображаю.

Она вдруг поняла, что должна кое-что узнать.

— В ту ночь в Париже шесть лет назад… ты действительно ужинал с той женщиной? — Образ рыжеволосой красавицы все еще не давал Джамиле покоя.

Салман медленно покачал головой. Он все еще прижимал ее к себе, и она чувствовала его возбуждение.

— Нет… Я больше никогда не видел ее — только на работе. И она не из тех, кто прощает унижение. — Казалось, ему трудно было признаться в этом, но он все сказал: — В тот вечер я напился до беспамятства. Первый и единственный раз в своей жизни.

Джамиля освободилась из его рук и отвернулась, чтобы он не мог увидеть ее лицо. Она знала, что он не обманывает ее — зачем ему это? Он может быть очень жестоким, так зачем же ему скрывать правду, если он спал с той женщиной? Его признание выбило еще один кирпичик из той стены, которую Джамиля воздвигла вокруг себя, чтобы защититься. И она ненавидела его за это, потому что ему ничего не стоило это признание. Он совсем не понимал, как много оно значит для нее. Джамиля снова повернулась к нему. Она решила быть сильной.

— Этих трех дней не будет, Салман. Моего здравомыслия хватит на нас обоих, поверь мне. Для тебя это просто развлечение. Ты не можешь смириться с тем, что впервые в жизни не получил того, что хотел, и не знаешь, что с этим делать.

Он подошел к ней, положил свои большие ладони на ее талию и притянул к себе. Джамиля видела, что в его глазах появился гнев.

— Джамиля, мне начинает надоедать, что ты воспринимаешь меня только как избалованного плейбоя. Все гораздо серьезнее, уверяю тебя.

Его слова подействовали на девушку. Она понимала — он прав. Он вовсе не легкомысленный плейбой, каким все его считают. Джамиля подняла голову. Она твердо решила не подчиняться ему и не оставаться здесь на три дня, потому что стоит ей погрузиться в эту волшебную негу, и она начнет надеяться на большее, поверит в то, что на этот раз все будет по-другому.

— А что еще я должна думать, если ты ведешь себя как плейбой, который использует свою власть, чтобы получить желаемое?

Ее слова больно ранили Салмана, но он старался не показать своих чувств. Однако факт оставался фактом: никогда еще он не тратил столько сил на то, чтобы затащить женщину в постель. Никогда еще женщина не занимала столько места в его жизни. Впрочем, нет. Однажды так уже было. С этой же женщиной.

Она всегда жила в его мыслях, даже если он не всегда понимал это. Зато теперь это ему было ясно. Когда он был подростком, то испытывал постоянное чувство вины за то, что замечал, как развивалось и формировалось ее тело. В тот день, когда он покидал Мерказад, ей было шестнадцать, и он дотронулся до ее щеки, хотя на самом деле ему хотелось поцеловать ее.