Джулия Джеймс - В плену страстей Страница 26

Она рисовала застывшие очертания безжизненной пустыни, и постепенно непроходящая боль отпускала, пока не исчезла совсем.

Неужели боль совсем ушла? Кто знает? Может, помогли рисунки, сделанные в пустыне? Алекса была довольна своей работой. Рисунки, сдержанные и неприкрашенные, получились хорошие.

И лишь после этого она упаковала вещи и отправилась домой. Жильцы, которым она на полгода сдала квартиру, съехали, но Алекса решила туда не возвращаться, опасаясь, что ее затянет водоворот воспоминаний. К тому же она знала, что не сможет вести прежнюю жизнь. Она продаст квартиру, уедет из Лондона и посвятит себя работе.

Оказалось очень тяжело войти в квартиру, увидеть знакомую обстановку, заставить себя не думать о том, что она здесь пережила. Не распаковывая багаж, она оставила чемодан и папку с рисунками в спальне и быстро приняла душ, чтобы освежиться после долгого перелета. Затем переоделась в серые брюки и нежно-голубую трикотажную блузку, собрала волосы в обычный аккуратный пучок, взяла сумку и спустилась вниз.

Нужно заполнить продуктами пустой холодильник, а на обратном пути она зайдет в риелторское агентство – но не в то, которое купил Гай – и договорится о том, чтобы немедленно выставить на продажу квартиру. Вечером она определится со своими финансами, чтобы понять, на что может рассчитывать в будущем. В какой-то момент ей придется сообщить Имоджен, что она вернулась, но вначале она решит, как ей жить дальше. Задумавшись, она вышла из подъезда и стала спускаться по лестнице, ведущей к тротуару.

– Мисс Харкорт…

У дома на обочине стоял автомобиль, и из него вышел мужчина. И автомобиль, и мужчина были ничем не примечательны.

– В чем дело? – удивилась Алекса.

– Я работаю в охранном агентстве, – сказал мужчина и показал удостоверение известной фирмы. – Моя клиентка просит вас с ней встретиться.

– Какая клиентка?

Алексу охватил страх.

– Мадам де Рошмон, – прозвучало в ответ.

Алекса похолодела. Мадам де Рошмон. Жена Гая.

Господи! Неужели она попусту потратила столько времени, освобождаясь от прошлого, чтобы ее подкосило первое же напоминание о том, что уже не является частью ее жизни?

Почему несчастная жена Гая просит о встрече? Зачем?

«Как она узнала о моем существовании? Как могла узнать, что сегодня я буду выходить из дома?»

– Каким образом, – холодно осведомилась Алекса, – мадам де Рошмон узнала, где я живу?

Мужчина с невозмутимым видом – вероятно, он привык к «неудобным» вопросам – ответил:

– Когда ваши жильцы уехали, мисс Харкорт, то квартира была взята под наблюдение на случай, если вы вскоре вернетесь. Так и случилось – вы вернулись.

Алексу передернуло. В общем, не важно, каким образом жена Гая нашла ее. Вопрос в другом: почему Луиза де Рошмон хочет с ней встретиться.

Алекса похолодела – ее вдруг осенило: «А если она думает, что, вернувшись в Лондон, я снова сойдусь с Гаем? Она этого боится?»

Неужели эта бедная девочка каким-то образом узнала, кто была последняя любовница ее мужа? И, зная, что собой представляет ее муж, решила, что он вполне может продолжать связь с этой женщиной и после свадьбы?

Алексе казалось, что она провалилась в ледник. Вдруг у всех этих «наблюдателей», охранников и частных детективов была ее фотография? Весьма вероятно. А это значит, что Луиза узнала в ней ту самую женщину, случайно встреченную ею на благотворительном приеме.

Но независимо от того, видела Луиза фотографию Алексы или нет, Алекса точно знала – она не допустит, чтобы новобрачная Гая плохо о ней думала. Гай сколько угодно может изменять жене, но она здесь ни при чем! И кто бы из них ни шпионил за ней, она сейчас же положит этому конец.

– Где ваша клиентка? – спросила Алекса мужчину.

– Мадам де Рошмон сейчас в Лондоне, мисс Харкорт, – бесстрастным тоном исполнительного служащего, ответил он. – Она высказала пожелание увидеться с вами сегодня днем.

Что ж, надо покончить с этим раз и навсегда. И забыть.

– Хорошо.

Она села в машину, и они поехали в сторону Холланд-парка, мимо Кенсингтона, затем дальше к фешенебельным площадям Белгрейвии. Машина подъехала к большому особняку с террасой. Алекса знала, что в этом районе жили исключительно самые богатые люди. Но ведь Гай де Рошмон принадлежал к когорте избранных.

«Я знала, что он богат, но едва ли давала себе в этом отчет», – подумала Алекса, выходя из машины.

И еще подумала о том, каким потрясающим любовником был Гай. Вспомнила, как он нежно обнимал ее, как засыпал и просыпался рядом с ней. Как улыбался ей, как они разговаривали об искусстве, истории, культуре. Как они сидели у нее в комнате: он проверял электронную почту и просматривал деловые бумаги, а она в это время смотрела по телевизору документальные фильмы или читала книгу. Все было обыденно, но какими же бесценными казались эти минуты и часы.

Знакомая боль полоснула сердце. Она должна заставить себя по-другому думать о Гае, оценивать его таким, каков он в действительности. Прежде всего, он женатый мужчина, чья жена – юная и наивная – наверняка страдает, думая, что ее муж вновь сошелся с прежней любовницей. Она заслуживает того, чтобы ее разуверили. И сделать это может только Алекса.

Алекса поднялась по широкой лестнице, вошла в огромный холл. Как тяжело сделать то, что ей сейчас предстоит! Но решение принято, и отступать нельзя. Высоко подняв голову, Алекса прошла за прислугой по изящной лестнице на второй этаж.

Ее пригласили в просторную гостиную, обставленную в стиле Людовика пятнадцатого. Она остановилась, и глаза сами заскользили по стенам. Какие картины! Фрагонар, Ватто, Буше, Клод, Пуссен… Какое буйство живописи рококо! Дамы в пенах шелка и атласа, кавалеры, также пышно разодетые. Фантазия вычурности в сочетании с тонкостью деталей, позволяющих почувствовать богатство материи, оттенки фруктов и цветов.

Сзади раздался голос:

– Рококо больше не в моде, но, признаюсь, мне оно очень нравится. Отражает все самое прелестное в живописи.

Голос, произнесший эти слова, был безукоризненно смодулирован, с легким французским акцентом. И не похож на голос молоденькой девушки, с которой Алекса столкнулась в дамском туалете на благотворительном вечере. Она повернулась.

Женщина средних лет, но с фигурой тридцатилетней, модно одетая, стояла у огромного мраморного камина на обюссонском ковре между двумя обитыми шелком диванчиками. Платье на ней от кутюрье – это Алекса сразу разглядела, – на шее перламутровое, в несколько ниток, ожерелье. Подкрашенные волосы уложены в изящную прическу, на лице – безукоризненный макияж.

А глаза… Глаза зеленые как изумруды.