Сара Роуз - Две жизни Николь Страница 26

Монастырь находился за этой горой.

Николь наняла джип, который загрузили канистрами с бензином, и они отправились в путь.

Места, по которым они проезжали, были совершенно дикими. Перепады температуры — тоже. Если днем стояла невыносимая жара, то ночью зубы сводило от холода.

Доехав до нужного места, они миновали святое озеро Манасаровар, вокруг которого в поисках счастья ходили многочисленные паломники. Отъехав от него несколько миль фактически уже по бездорожью, водитель остановил джип. Дальше им предстояло подниматься высоко в горы своим ходом. Монастырь, который искала Николь, был надежно укрыт от посторонних глаз.

Впереди ее ждал сложный подъем в это потайное место высоко в горах, где нет даже горных троп, а хозяин только ветер. Где можно увидеть камни со священными писаниями и где ее ожидало…

Что ее ожидало, она, признаться, понятия не имела.

Поднимались они очень медленно, с остановками, так как Николь быстро передвигаться не могла. Давало о себе знать кислородное голодание. А когда они перевалили высоту в шесть тысяч шестьсот футов, то вообще смогли преодолевать не больше тысячи с небольшим футов за день. Но даже если бы Николь нашла в себе силы продвигаться быстрее, проводник не позволил бы ей. Потому что у некоторых людей на такой огромной высоте случалась горная болезнь с тяжелыми симптомами, вызываемая накоплением жидкости в мозгу и легких. Это неизбежно ведет к смертельному исходу, если не вернуться обратно.

За время подъема Николь так вымоталась, что на нее было просто жалко смотреть. Ночью она замерзала так, как не мерзла никогда в жизни. А ведь она всю жизнь провела в теплом Лос-Анджелесе и думала, что такой холод бывает только в морозильной камере.

Но она себя не жалела.

И вот… Однажды ночью Николь проснулась от холода и вдруг сквозь кромешную тьму увидела, что далеко впереди что-то светится. Едва заметный огонек в ночи…

Это монастырь!

Николь чуть не закричала от радости. Оглянулась в ту сторону, где спал ее проводник, но его уже и след простыл. Он растворился, словно его никогда и не было.

Теперь ее проводником был огонек в ночи. И дальше Николь пошла одна.

К рассвету она достигла вершины горы и увидела… Николь представляла себе монастырь в виде храма, окруженного высоким забором. На самом деле оказалось, что монастырь — это почти город, такой огромный, что выпивал взгляд без остатка.

Она, задыхаясь от волнения и нехватки кислорода, подошла к чуть приоткрытым воротам монастыря и остановилась в нерешительности. Ее охватила странная робость. Еще не рассвело, и темнота ночи властвовала в горах. Ей почудилась за воротами какая-то тень. Она замерла в ожидании. Скрытый мраком, кто-то явно стоял и наблюдал за Николь. Это она чувствовала кожей. Легкий холодок пробежал по спине.

Неизвестность.

Сердце колотилось, дыхание то и дело перехватывало. Ворота распахнулись шире, и тень материализовалась. Перед ней возник затворник. Страх сразу отпустил.

Письмо, которое она везла для ламы по имени Цанджан-ба, она хранила в кармане, застегнутом на молнию. И теперь трясущимися от волнения руками Николь вытащила его и протянула отшельнику.

— Мне нужно увидеть Цанджан-ба, — прошептала она вдруг пересохшими от накатившего на нее волнения губами.

Он долго всматривался в письмо, потом сделал знак рукой. Она пошла следом. Сначала она не придала значения тому факту, что монах, к которому она обратилась на своем родном языке, понял ее сразу. И только уже идя за ним по мощеной площади, вдруг поняла.

— Вы говорите по-английски? — не выдержала она.

Монах улыбнулся. Он остановился.

— Подождите здесь, — обронил он на ее родном языке и скрылся за высокими дверями храма.

Николь осталась одна. Как ни странно, но в эту минуту она ни о чем не думала. Мыслей не было никаких. Ее с ног до головы вдруг окутали умиротворенность, спокойствие и безмятежность.

Через некоторое время к ней вышел коренастый человек с бритой головой и с тоненькой косичкой на затылке. Тот самый, из-за которого Николь и проделала столь долгий путь. Он мягко посмотрел на нее и приятным спокойным голосом произнес:

— Меня зовут Цанджан-ба. Как поживает Ли?

— Хорошо, — ответила Николь.

— Пойдемте, я покажу, где вы сможете отдохнуть и перекусить, прежде чем мы приступим к исцелению.

— Вы думаете, мне можно помочь? — Николь хотела немедленного ответа.

Но на Тибете нельзя получить молниеносный ответ на какой бы то ни было вопрос. Тибет — это загадка, которую надо решить самому.

Медленно.

Вдумчиво.

Осознанно.

— Здесь вы будете жить, — указал на дверь Цанджан-ба.

Николь чуть толкнула дверь, и она гостеприимно распахнулась перед женщиной. Она, немного постояв в нерешительности, вошла. Небольшое окно, кровать, стол — больше ничего. Но Николь Энвар знала, что в монастыре ее не будет ждать номер люкс. Она была полностью готова переносить любые тяготы и невзгоды.

На следующий день ее привели в какую-то комнату, почти пустую. Здесь не было ничего, кроме большого стола и пары табуреток. Ее лицо и тело внимательно просмотрел и ощупал лама Цанджан-ба. Рядом с ним находились несколько учеников, которые внимательно следили за действиями своего учителя. Николь доверилась ему полностью. Потом он дал ей что-то выпить, она отключилась и уже больше ничего не помнила.

Очнулась Николь только на следующий день. Ее лицо было полностью забинтовано. Даже глаз было почти не видно, и она смотрела на мир через узкие прорези.

Теперь каждый день приходили к ней монахи и, ни слова не говоря, снимали с ее лица повязку. Они быстрыми умелыми движениями натирали его какими-то пахучими маслами и отварами трав.

С утра до вечера Николь заставляли делать какие-то невероятно сложные упражнения для духа и тела. Иногда ей казалось, что она не выдержит такой нечеловеческой, как ей казалось, нагрузки и упадет замертво. Но она боялась признаться в этой слабости даже самой себе и, превозмогая беспомощность, а порой и боль, проходя через какие-то невероятные усилия, продолжала упорствовать, овладевая техникой буддийских практик.

Ребенок всегда рождается с болью.

Жизнь всегда начинается с боли.

Николь Энвар рождалась заново.

С болью.

Она понимала, что это необходимо.

Ее лицо и тело еще болели, но душа постепенно выздоравливала.

Николь понимала: многое в ее исцелении зависит от нее. И она старалась изо всех сил.

Наступил момент, когда она смогла освобождать время для прогулок и раздумий. В свободное от упражнений время она бродила в горах, которые словно обещали открыть ей нечто чрезвычайно важное для понимания жизни. Наблюдая скудную горную растительность, она вспоминала зеленый Лос-Анджелес с его круглогодичным теплом. Глядя на мелководные, с низкими берегами озера, наполненные бирюзовой водой, она вспоминала Тихий океан с его бескрайним простором, изменчивостью и непредсказуемостью. Она скучала по дому, по Сэйри, но и Тибет для нее стал близок.