Сара Роуз - Две жизни Николь Страница 27

Она понимала, что это необходимо.

Ее лицо и тело еще болели, но душа постепенно выздоравливала.

Николь понимала: многое в ее исцелении зависит от нее. И она старалась изо всех сил.

Наступил момент, когда она смогла освобождать время для прогулок и раздумий. В свободное от упражнений время она бродила в горах, которые словно обещали открыть ей нечто чрезвычайно важное для понимания жизни. Наблюдая скудную горную растительность, она вспоминала зеленый Лос-Анджелес с его круглогодичным теплом. Глядя на мелководные, с низкими берегами озера, наполненные бирюзовой водой, она вспоминала Тихий океан с его бескрайним простором, изменчивостью и непредсказуемостью. Она скучала по дому, по Сэйри, но и Тибет для нее стал близок.

Николь его почувствовала. Поняла. Полюбила.

В монастыре она пробыла почти год. За это время она увидела много чрезвычайно странных вещей. Воду здесь грели на зеркалах — до солнца тут было рукой подать. Николь до приезда сюда даже не представляла себе, что кто-то пользуется таким древним способом. Отшельники ее научили, как правильно обходить святые места. Это обязательно нужно делать слева по часовой стрелке, чтобы к ним была повернута ваша правая, хорошая сторона, объяснили они. Ей позволили крутить молитвенный барабан, что она с удовольствием делала. Каждое утро монахи в определенное время проводили «занятия спортом». Они собирались во дворе и начинали «орать» друг на друга в течение часа. Потом натягивали четки до самого плеча, и каждому нужно было с такой силой хлопнуть в ладоши поближе к носу оппонента, чтобы его четки слетели вниз.

Однажды в монастыре умер старый монах, и Николь случайно увидела, как его хоронят. Все это было больше похоже на какое-то зверство. Потому что труп сначала разрубили на части, посыпали ячменной мукой, а потом оставили в специальном месте на съедение птицам. Зрелище было еще то. Николь чуть не вывернуло наизнанку. Она тут же побежала к ламе. И он со свойственным ему терпением спокойно объяснил ей, что это их обычай и ничего ужасного здесь нет. Но, конечно, без надобности лучше на такое не смотреть, добавил он.

За время пребывания в монастыре она ни разу не видела себя в зеркале.

Конечно, она могла посмотреться в зеркальце, вделанное в маленькую пудреницу, все это время лежавшую в ее сумке. Но она не доставала его, чтобы лишний раз не напоминать себе о прошлом.

Хотя здесь она почему-то не думала о своем уродстве, словно его и не было никогда.

Внешность просто не имела здесь значения.

В монастыре Николь полностью подчинялась жизни монахов.

Просыпалась она очень рано, когда солнце только-только показывало свои первые лучи из-за причудливых поднебесных гор.

Проснувшись, читала сутры.

Она была послушной и прилежной ученицей, и Цанджан-ба был ею очень доволен. У Николь с ним завязались довольно теплые отношения. Он всему ее учил и многое ей рассказывал о жизни Тибета.

Однажды она спросила.

— Цанджан-ба, а как вы попали сюда?

— Я здесь с детства, — просто ответил он. — Мои родители однажды решили дотянуться до невозможного. Прикоснуться к запретному. Я тогда был маленьким ребенком, но они меня взяли с собой. Они забрались в горы, чтобы посетить одну тайную пещеру, в которой, по слухам, находилась статуя Будды. Это место было опасным. Оно было защищено от любопытных глаз заклятьем. Там погибло много людей. Проводники, которых наняли мои родители, дошли только до половины пути, а потом испугались. Они умоляли моих родителей вернуться, но те были тверды в своем намерении.

— И что дальше? — Николь заинтересованно глядела на Цанджан-ба.

— Они погибли. Меня нашли монахи и принесли в монастырь.

— И вы стали учеником монахов?

— Не сразу. Когда я оказался в монастыре, я был маленьким и слабым. И ученики монахов не приняли меня. Они издевались надо мной, били и дразнили. И я, убежав от них, спрятался в одной пещере. Днем я сидел в своем укрытии, а по ночам выходил гулять в горы. Как-то раз, когда я в очередной раз вышел на прогулку, я наткнулся на котенка барса. Ему, наверное, не было и месяца. Его мать, видимо, убили браконьеры.

— И что же было дальше?

— Я его принес в свою пещеру, и мы стали жить вдвоем. Я был очень счастлив, что наконец обрел друга. С ним мы играли и вместе ели то, что мне удавалось раздобыть. Но животные растут быстрее людей. Через полгода он уже был похож на настоящего взрослого барса. И как-то раз я вышел из своей пещеры днем. Меня, как всегда, мгновенно окружили злые ученики, чтобы поиздеваться надо мной. Но как только один из них накинулся на меня, чтобы ударить, из пещеры выскочил мой четвероногий друг и преградил путь моему обидчику. Глупые мальчишки посчитали это знаком свыше. Ведь тут почитают этих благородных животных. Меня стали считать святым.

— И вам это понравилось? — лукаво улыбнулась Николь.

— Мне понравилось учиться всему тому, к чему меня раньше не допускали. Мой барс решил за меня мою судьбу.

— А где он сейчас?

— Давно уже умер. Если бы он мог жить столько, сколько человек…

Год, проведенный в монастырских стенах, для Николь прошел незаметно. Хотя жизнь здесь не была легкой. Но Николь с готовностью подчинялась заведенным сотни лет назад правилам. Она была послушна и старалась не нарушать здешних законов. Николь была благодарна монахам за то, что ее приняли и помогают ей справиться с ее бедой.

Вместе со всеми она неустанно читала сутры, открывая для себя новые состояния. Питалась скудной пищей, жидким рисом и мясом яка. Сначала эта пресная еда пришлась Николь не по вкусу, но со временем она привыкла.

Она не заметила, как подоспела пора покидать это гостеприимное место, где она обрела покой и научилась многому.

— Вы не хотите взглянуть на себя? — Цинджан-ба стоял рядом с Николь и чуть заметно улыбался.

— Хочу, конечно, но боюсь. Я не знаю, что увижу… После того, как я впервые увидела свое обезображенное лицо, во мне поселился страх. Я перестала смотреться в зеркало. Я боюсь саму себя.

— Не бойтесь ничего. Главное, что вы не покалечили себе душу. Она послужила нам образцом. По ней мы восстановили ваше лицо. — Он еще раз взглянул на нее и проговорил: — А теперь пошли.

Он сделал приглашающий жест, повернулся к ней спиной и направился в ту памятную комнату, где впервые осматривал Николь, исполненную робкой надежды.

Николь послушно шла следом.

Они подошли к ветхой двери.

Остановились.

— Николь, пришло время, — таинственно произнес он и легонько толкнул дверь. Та, чуть взвизгнув несмазанными петлями, легко поддалась.