Ирина Мясникова - Огонь в ночи Страница 28

Дубов смотрел на нее удивленно, пытаясь понять, к чему она клонит.

Увидев в его глазах этот немой вопрос, Панкратьева смело сказала:

– Три тысячи!

– Чего три тысячи? – не понял Дубов.

– Баксов, конечно, не рублей же! Премию давай опять. Теперь за моральный ущерб. В следующий раз предлагаю увеличить еще на тысячу и так далее, пока у фирмы денег хватит!

– Ну нахалка, этак ты сможешь и вовсе на работу не ходить!

– Ну почему же? Я на оперативку заглядывать буду. Приду, ты поорешь на меня – и здравствуй, свобода, пока деньги не кончатся.

– Хватит с тебя и тысячи. Убирайся, жадина.

– Тысяча так тысяча. Тысяча тоже на дороге не валяется. Мне кому рассказать, что ты за прилюдное поругание тысячу даешь, так к тебе сейчас очередь у кабинета выстроится. Ты ж раньше все за бесплатно на людей орал. А за тысячу – это ж совсем другое дело! Можно и потерпеть, – окончательно развеселилась Панкратьева и, довольная собой, отправилась в кассу получать свою тысячу.

Вечером она купила бутылку хорошего шампанского и всякой вкусной всячины. В магазине ей это все уложили в красивую корзинку, и с корзинкой наперевес Панкратьева отправилась к Арсению.

Арсений сначала очень удивился и взять корзинку категорически отказался. Однако после рассказа Панкратьевой о том, как ей удалось нажиться на поругании своей чести, притом исключительно благодаря секретному оружию, согласился, что это дело надо отметить. Они выпили по бокалу шампанского, и довольная Панкратьева убыла восвояси.

Дубов

Дубов считал себя настоящим счастливчиком и любимцем женщин. Веселый розовощекий здоровяк, он сам себе очень нравился и, сколько себя помнил, всегда был окружен женской любовью и заботой. Воспитывали Шуру Дубова мама и бабушка. Отец в семье присутствовал, но как-то формально, в качестве источника жизнеобеспечения семьи. По полгода отец проводил в дальних экспедициях, а остальные полгода к этим экспедициям готовился и совсем не мешал своим девочкам любить и баловать маленького Шурика. И девочки баловали Шурика от души, даже когда он уже перестал быть маленьким.

Учился Шурик в школе, где большинство учеников опять же составляли девочки, учителями, как водится, были женщины, а единственный в педагогическом коллективе мужчина работал директором школы. Он был занят разными важными делами, и опять же не мешал девочкам обожать Шурика Дубова. В седьмом классе Шурик влюбился в новенькую. Она была полной противоположностью Шурика. Высокая, тощая и бледная. Но самое главное – она, в отличие от всех остальных девочек, Шурика не обожала, а смотрела на него скептически, не понимая, чего же в нем такого хорошего видят ее одноклассницы. Одноклассницы были влюблены в Шурика поголовно. Безответная любовь к новенькой продолжалась в жизни Дубова недолго, так как через год родители предмета его любви переехали в Москву, и бледная девочка навсегда исчезла из жизни Шурика так же внезапно, как и появилась. Шурик пострадал, как положено, а потом с головой окунулся во всеобщее женское обожание.

После школы Дубов поступил в Ленинградский технологический институт, называемый в народе попросту техноложкой, и стал учиться на технолога. В техноложке, конечно, учились опять же одни девочки, и Шурик, как и положено, стал предметом большого интереса однокурсниц. Учился он неважно, на троечки, львиную долю свободного времени отдавая фарцовке и спекуляции. Потом вся эта деятельность стала называться коммерцией и бизнесом, а в советское время Шурика за фарцовку даже хотели исключить из комсомола. Спасло то, что в комитете комсомола заседали опять же одни девочки, которые, как водится, Шурика пожурили, погрозили ему пальцем и попросили больше на фарцовке не попадаться.

Шурик стал осторожнее, но бизнес свой не прекратил. Втянулся как-то. Тем более что под боком был такой симпатичный рынок сбыта, которому всегда требовались джинсы, губная помада, сапоги и иностранные сигареты. В институте Дубов опять влюбился. Тамара училась на курс младше, была высока, худа и аристократически бледна. В отличие от его безответной школьной любви Тамара посматривала на Шурика с интересом. Интерес этот, по мнению Шурика, на страстный любовный пожар никак не тянул, но все-таки это был интерес. Когда Шурик понял, что Тамаре больше всего в нем нравятся его подарки, он сначала расстроился, а потом загорелся еще больше и сделал Тамаре предложение. Тамара снисходительно его приняла, и, к большому ужасу мамы и бабушки, Шурик на ней женился. Ужас любящих Шурика родственниц слегка поутих, когда они поняли, что Тамара хоть и не любит Шурика, но совершенно не мешает другим женщинам обожать своего мужа. Поэтому Шурик, несмотря на наличие законной супруги, периодически падал в какой-нибудь омут страсти, а потом, выныривая из него, нес Тамаре новые подарки.

После института Шурика распределили в проектный институт. Все отличники оставались на кафедре, направлялись в научно-исследовательские институты и на производство. В проектные институты распределяли троечников. Шурик не унывал, потому что еще на преддипломной практике понял, что проектный институт не идет ни в какое сравнение с техноложкой. Как и в техноложке, бал там правили женщины. Но что это были за женщины! Это были взрослые женщины, красивые женщины, умные женщины. Конечно, все они полюбили Шурика, и тот в полном соответствии с правилом о хорошем и плохом студенте дорос в своем проектном институте до звания уж если не главного инженера, то главного технолога. При этом фарцовку, разумеется, пришлось оставить, но Шурик нашел более интересные способы зарабатывания левых денег на почве своей профессиональной деятельности. Таким образом, к моменту начала перестройки Шурик уже обзавелся приличной должностью, отдельным кабинетом и автомобилем «жигули» шестой модели. Что еще нужно человеку для счастья?

Но тут в институте появилась Панкратьева Анна Сергеевна и поставила все его представления о своей успешности с ног на голову. Стоит ли говорить, что Панкратьева была выше всех встреченных им ранее женщин. Она была даже выше самого Дубова. Кроме того, она отличалась стройностью, невероятной красотой и той самой аристократической бледностью, при виде которой на Шурика Дубова накатывало сердцебиение. Внимания на его сердцебиение она, как водится с женщинами ее типа в жизни Дубова, никакого не обратила, но имела к нему и его должности совершенно конкретный интерес. Конечно, он, открыв рот, слушал ее речи о возможностях перестройки, неразберихи с налогами и необходимости ковать железо, пока горячо. То есть организовывать собственный бизнес. В Шурике Дубове взыграло его старое фарцовочное прошлое, и они на пару с Панкратьевой начали спекулировать разными товарами народного потребления. Сначала на базе родного института, а затем и за его пределами.