Вера Армстронг - Гранит и бархат Страница 35

Ну, что ж, совсем неплохо. И она не возражала, когда Адам с хозяйским видом взял ее руку и засунул себе под мышку, так что она шла, касаясь своим бедром его бедра, и это ощущение было ей приятно.

Селина просто радовалась жизни, выбросив из головы свои непонятные отношения с этим человеком, и когда они подошли к дому, она чувствовала себя совершенно спокойно. Щеки ее разрумянились от прогулки на морозном свежем воздухе — ей было хорошо.

Адам тут же отправил ее на кухню.

— Начнем с самого главного, — сказал он, включая воду и электричество. — Тут ты найдешь все, что нужно для кофе, а я пойду разожгу камин, — и исчез в дверях, появившись через некоторое время, когда чайник уже стоял на плите, с охапкой дров и щепок для растопки.

— Ты здесь хорошо смотришься, — сверкнула его обаятельная улыбка, делающая его довольно строгие черты необыкновенно привлекательными, и он исчез в гостиной, оставляя ее в полном недоумении осматривать кухню.

Это была большая комната, отделанная керамической плиткой. По всей вероятности, она использовалась и как столовая. Старинные стол и шкафы, резные деревянные стулья и симпатичные алые занавески придавали ей уют. Неужели он представляет ее здесь, совсем домашнюю, старающуюся ему угодить, крутящуюся возле этой старомодной, но сверкающей чистотой плиты и готовящей его любимое жаркое в горшочке? Двое в этом затерянном мире?

Селина моментально выбросила всю эту чушь из головы и напомнила себе, что она деловая женщина и никогда не интересовалась домашним хозяйством. Да и мысль о браке с Адамом просто смехотворна. Он использует не те методы.

Но откуда это нелепое чувство сожаления? Адам даже не испытывал к ней влечения как к женщине. Он достаточно убедительно доказал это. Он просто играл с ней, заставляя и ее играть по своим правилам.

Влечение к нему превращает ее в изнемогающую от желания кошку. Но она преодолеет это. Ведь страсть не может длиться долго. Чем скорее она расстанется с ним и вычеркнет его из своей жизни, тем лучше.

Селина не могла понять, почему не осуществила Своего намерения, как только поняла, что он блефует. Пару недель без встреч с ним, — и она вообще забудет о его существовании.

Как только она сформулировала для себя эту мысль, так тотчас же поняла, что обманывает себя. Она никогда не сумеет забыть его. Но это откровение было слишком тяжело, чтобы об этом думать.

Селина решительно взяла две кружки с кофе и направилась в гостиную. Однако ее твердое намерение сообщить ему, что она навсегда уходит из его жизни, улетучилось при виде его ласковых, лучащихся теплотой зеленых глаз, устремленных на нее. И уже знакомая ей слабость охватила ее, когда он отошел от камина и его пальцы коснулись ее руки, беря кружку с кофе.

Селина опустила глаза, чтобы скрыть испытываемое ею недовольство собой. Видя, как он устраивается поудобнее у горящего камина, она, взяв в руки кружку, прошла в середину комнаты, заставляя себя отвлечься от него и рассмотреть интерьер.

Его дом в городе был роскошно отделан, но безлик. Здесь все было по-другому. Старинные вещи были великолепны, видно, что они тщательно выбирались и за ними ухаживали с любовью. Но больше всего ее привлекли несколько развешанных здесь акварелей. Селина моментально забыла о присутствии Адама, державшем ее в тревожно-нервном состоянии.

Все акварели были выполнены в простой и вместе с тем изысканной манере, как и та картина, которую она видела в его комнате в городе. На них был изображен этот дом, долина, и теперь она поняла, почему он вначале показался ей немного знакомым. Подпись на каждой картине была одна и та же — Элен Тюдор.

— Моя мама.

Селина вздрогнула от неожиданности. Он подкрался к ней сзади, и его голос, его руки, обнявшие ее за плечи, застали ее врасплох. Затем ласково произнес:

— Успокойся, киска. Я не собираюсь тебя проглотить, по крайней мере, сейчас. Ну и что ты о них думаешь?

— Очаровательные. — Этот невразумительный ответ совершенно не отражал ее чувства. Однако она никак не могла совместить расчетливую интриганку, о которой ей говорила Ванесса, с женщиной, которая с таким чувством и вкусом могла рисовать эти картины.

Адам сказал сухо:

— За несколько лет до смерти она стала достаточно известной художницей, так что могла сама назначать цену своим картинам. Но мама была слишком скромным, непрактичным человеком, чтобы наживаться на этом. Жаль, что ты не успела с ней познакомиться. Это была необыкновенная, добрая и талантливая женщина.

Неожиданно Селина почувствовала, что ей тоже жаль, что она не была знакома с Элен Тюдор, и, растерянно глядя на него, она проговорила:

— Ванесса сказала, что она была холодной, расчетливой и неразборчивой в связях, — и тут же покраснела, укоряя себя за столь жестокие слова.

Адам лишь пожал плечами, не принимая ее слова близко к сердцу.

— Конечно, а что еще могла она говорить? Как еще могла она объяснить свою ненависть к женщине, родившей ребенка ее мужу. Не забывай, до рождения Доминика у нее было три выкидыша, и ей сказали, что она не сможет вообще иметь детей. Она должна была убедить себя, что мать ребенка ее мужа — женщина недостойная. Как еще могла она пережить все свои разочарования, чувство собственной неполноценности, которые так ее мучили?

Селина бессознательно подчинилась Адаму, который позвал ее к камину, помог снять куртку, после чего она уселась на мягкий ковер, поджав под себя ноги. Ее последние сомнения улетучивались. Она спросила чуть охрипшим голосом:

— Почему ты держишь этот дом? Воспоминания?

— Отчасти. — Он опустился в кресло позади нее так, что его ноги как бы обхватывали ее. Положив ей руки на плечи, он своими длинными пальцами поглаживал их, снимая напряжение. — Скорее, как убежище — норку, куда я приезжаю, чтобы отдышаться, когда мне надоедает Сити и все эти игры богачей. Здесь ко мне возвращаются покой, душевное равновесие, приходят интересные идеи.

Уверенные, ласковые пальцы массировали ей шею и плечи, заставляя расслабляться, она почувствовала, насколько легче стало ее телу и душе. И если она сейчас не отодвинется, то не сможет этого сделать никогда.

Отодвинуться от него потребовало большой силы воли, однако ей удалось это сделать под предлогом того, что огонь слишком жаркий. Селина села в кресло напротив него. Но его едва заметная насмешливая улыбка свидетельствовала о том, что он прекрасно знал, почему она вывернулась из его рук. Селина же, чтобы подавить чувственное влечение, набиравшее в ней силу, торопливо попросила:

— Ты не мог бы рассказать мне о своей матери? Почему Мартин не женился на ней, а предпочел Ванессу?