Лабиринты страсти - Эвелина Гольдман Страница 35

но никаких чувств это не вызывало. Единственное, что я хотела, чтобы он очнулся и все. Я стригла ему волосы, брила бороду, вытирала тело салфетками, ухаживала за ним, потому что знала, что я сделаю это лучше всех остальных. А теперь я смотрела на него и впервые горько заплакала, скопилась со стула на колени и горько заплакала. Мне было тяжело, без него мне было невыносимо тяжело, я не справлюсь. Я не знаю сколько я так ревела, уже полностью намочив его руку. Вот только лёгкое дрожание и едва заметное прикосновение к носу- заставили меня завалиться на руки. Слёзы прекратили плакать и на миг я подумала, что мне показалось, что это неправда и я просто сошла с ума, как и все говорили. Но нет! Рука двигалась, ресницы дрогнули, а я поспешила нависнуть над его лицом.

Сама проморгав несколько раз, я всматривалась в его лицо неподвижно, почти не моргая, чтобы не пропустить ни единого движения. Его лицо дёрнулось, рука пыталась что-то нащупать, я вложила в неё свою руку и впервые за столько месяцев почувствовала человеческое тепло. Глаза на секунду зажмурились, а затем легонько приоткрылись… снова зажмурились, а после открылись полностью. Глаза, цвета летней травы, снова были со мной.

Гордей сфокусировался на мне и опустил глаза на подбородок, волосы, которые заметно отрасли с последней встречи, и теперь аккуратными волнами распадались по плечам.

— Гордей…,- мне нечего было сказать, я роняла слёзы на подушки и не могла собрать слова.

— Я тебя слышал, — голос, который я не слышала так давно. Он рядом, он снова рядом…

— Я позову кого-нибудь, — первая мысль, которая пришла в голову и только я отошла от его больничной койки чуть подальше, он опустил глаза на мой живот и его глаза округлились, — Стой, — он сказал это так резко, что я не смогла сделать ничего другого, как послушаться, — Ты… там… ты беременна?

— Да

— Сколько меня не было?

— Почти полгода, — он зажмурил глаза и снова открыл, в них неподвижно застыли слёзы.

— Подойди, пожалуйста, попросил он, а я подошла поближе, присаживаясь на край. Он дотронулся рукой к животу и легонько сжал, а слёзы скатывались по его щеке, — Я так скучал…

— Я тоже очень скучала по тебе, я верила… я так тебя люблю…

— Я знаю, — улыбнулся фирменной улыбкой, — Я слышал и я тебя очень люблю…

— Доченька, с кем ты тут разговариваешь? — услышала я шаги мамы Маши возле палаты, когда она зашла и увидела эту картину- застыла статуей. Казалось, что она даже не дышала, а просто смотрела.

— Как это… сынок, — подбежала и начала обнимать Гордея, — Господи, это она так в тебя верила… она каждый день сидела рядом… Захар, где Захар….

— Чего кричишь? — папа Захар увидел картину только тогда, когда подошел ближе к кровати.

Была такая радость, все медработники сбегались к нам, чтобы посмотреть на то, что произошло, у всех был просто шок, ведь никто не думал, что Гордей придёт в себя, верила одна я и моя вера вернула его… любовь и вера.…

Эпилог

Прошло 7 лет…

Новый год для меня всегда был самым желанным праздником в году. Наконец-то вся родня могла собраться за одним столом и провести время вместе. Сергей со Светкой собрались после праздников уезжать в столицу, там Сергей решил открывать свой ресторан, поэтому у нас сегодня не только праздник, но и проводы. Нашей Тоне недавно исполнилось семь лет, а у меня было такое ощущение, что за эти семь лет- я постарела на двадцать лет вперед из-за её характера. Они с Евгешкой были полными противоположностями. Женька была обладательницей волевого характера и стальных нервов, а вот Тоня была вся меня- обидчивая, полна ожиданий и надежд, а так же домоседкой, а вот Женьке все время хотелось куда-то поехать, много читать и учиться, чтобы потом поступить в приличный вуз- и всё это в двенадцать лет. Единсвенная наша семейная трудность была- отношения нашей Антонины с сыном Светы- Антоном. Хоть они были созвучны по именам, но совершенно разные по жизни- он постоянно её донимал, а она ревела- так и заканчивались наши семейные прогулки. Сколько бы раз мы не пытались их собрать вместе- это заканчивалось расцарапанным лицом Антона и обдерганными косичками Тоньки. Самое удивительное было то, что они на площадке всегда тянулись диуг к другу. Ну гуляйте вы по отдельности, но нет! Они обязательно приклеятся друг к другу и начинается какой-то ад для всех. Правда Антон всегда защищал Тоню от всех, заступался, нервничал, когда она уходила гулять с кем-то, а восьмого марта был как штык с цветами и шоколадкой. Угрюмо вручал свой подарок ей и уходил таким же хмурой, а Светка рассказывала, что он все свои сбережения потратил на эти цветы и шоколадку.

Гордей продолжал работать в своей сфере и теперь полноценно заменил отца в этой нише, а я помогала ему с дизайном и так же много времени проводила в компании- занимаясь любимым делом. Папа Захар потихоньку отошел от дел так, как проблемы с сердцем давали о себе знать и он често летал на лечение заграницу вместе с мамой. Моя бабушка тоже постоянно путешествовала вместе с Иванычем, и даже успели побыть в Индонезии. Моя мама со мной так и не общается, но переодически передает подарки для девочек к их дню рождения, правда все время путает кто и когда родился, но это мы уже прощаем.

— Антон- картон, прекрати меня задирать, — жалобно просила Тоня, когда Антон кидал в неё обёртки от конфет, а она пинала ногой его конструкторы.

— Иди отсюда Антонина- дисциплина, — от этого вечного конфликта уже хронически болит голова….

— Слушайте, оба, хватит уже- надоели, — пыталась замять конфликт Светка, но эти оба скандалиста даже не думали замолкать.

— Вот представь насколько они разные и все равно к друг другу лезут, — сказал папа, наблюдая за этой катастрофой.

— Прикиньте, поженятся ещё в будущем, — высказал свою шутку Серёга… а шутку ли?

— Так, буду говорить тост, — Гордей встал с шаманским и обратил все внимание на себя. За эти годы он стал ещё больше привлекательным и статным. Каждый раз смотря на него- я трепетала, как и 12 лет назад.

— Я очень рад, что сегодня вижу вас всех. Каждого, потому каждый из вас для моей семьи значит очень много. Каждый из вас очень ценен и я так рад, что могу с вами отмечать каждый Новый год, спасибо, — затем Гордей оборачивается