Бледная поганка - Елена Лабрус Страница 5

— Всё у тебя задом наперёд, Кир, — засмеялась я. — Наливают, чтобы девчонку расслабить, потом целуют, а потом трахают, а он наоборот.

— Ну, что есть то есть, — улыбнулся Варицкий. Чмокнул меня в сосок. — Сиськи у тебя зачётные. Прямо, ух, — содрогнулся он и покрылся мурашками. — Как я люблю. Я вообще люблю девок тощих. Вставляешь ей, и животом чувствуешь собственный член. И задница с кулачок. Хочу тебя в задницу, — шепнул он. — Хочу тебя всю. В безраздельное пользование.

Не знаю, ждал ли он ответа. Я не знала, что ему сказать. Пользуйся, пока всему не научишь? А потом что? Да и не хотелось забегать так далеко вперёд.

Он сел на край. Потом встал и одним резким движением натянул штаны.

— Ты не носишь трусы? — удивилась я.

— Нахуй они мне нужны. — Варицкий достал из холодильника бутылку шампанского.

— Научишь меня сосать? — Укутавшись в простыню, я села к стене.

— С радостью, детка, — усмехнулся он. — Это входит в пакет «Минимум». Базовые настройки.

Я улыбнулась. Кир с хлопком открыл бутылку.

— Почему ты до сих пор не женился? — спросила я, когда он подал мне в кружке шампанское.

Я ждала, что он ответит что-то вроде: в жизни слишком много удовольствий, чтобы посвятить себя одной женщине. Или: я бандит, детка, что её со мной ждёт? Но он удивил.

— И куда мне привести жену? Сюда? — оглянулся Кирилл по сторонам.

— Почему нет, — пожала я плечами.

Конечно, это было не жильё. Так, бытовая комната, где Кир спал, ел, жил, вёл бухгалтерию. Но всё необходимое тут было: душ, туалет, стиралка, холодильник, самодельная кухня, письменный стол, пара облезлых стульев, такой же потрёпанный жизнью диван, покосившийся шкаф, сейф.

Снизу из мастерской автосервиса доносились звуки работающей болгарки, шум, грохот, мат. Я заметила их только сейчас. Но знала, что шумно здесь, когда шла работа, а работа шла всегда.

— Ты же понимаешь, что я понимаю: это не аргумент. Дело не в жилье, да? — я отхлебнула шампанского.

Он подвинул стул и сел напротив.

Босой, в одних джинсах на бёдрах. С кубиками пресса на плоском животе.

Их я тоже заметила только что. Я вообще словно видела его в первый раз.

И теперь он был не просто Варя, Чпокер, и Кирилл Варицкий, когда-то мой сосед.

Теперь он был мой первый мужчина.

— Нет, конечно, дело не только в жилье, — усмехнулся он.

Покрытое татуировками тело, казалось, не имело ни одной жиринки — литые мышцы двигались прямо под кожей.

— Неужели ты никогда не любил?

— Ой, блядь! — выдохнул он. — Да что у вас сука, за встроенная функция. Стоит девчонку выебать, и она начинает лечить тебе мозг. Я любил, — он посмотрел в свою кружку с шампанским, и хоть пить его, кажется, не собирался, залпом осушил до дна. — И сейчас люблю. — Он встал и припечатал кружку к столу. — Она меня не любит.

— Я могу тебе чем-то помочь? — спросила я, чувствуя себя немного обязанной.

— Конечно, детка, — он подал мне платье. Поднял и бросил на колени трусики. — Приходи ещё. А сейчас убирайся.

Он зло сорвал с дивана простыни, скомкал, сунул в стиральную машину.

— Кир, — задержалась я в дверях, не понимая, чем его разозлила. — Спасибо!

— О, да, — он развёл руками и издевательски усмехнулся. — Я, видимо, заслужил.

— Да ну тебя, Варя, — отмахнулась я.

— Позвони в следующий раз, прежде чем заявиться, — крикнул он мне вдогонку.

Если бы я позвонила в тот раз, то мы бы передумали: или я, или он. И ничего бы не было.

Но да, я знала его номер. И собиралась им пользоваться.

8

Я вздрогнула от телефонного звонка.

Словно сидишь на приёме у психолога, рассказываешь о себе, погружаешься в прошлое, вспоминаешь, но жизнь при этом идёт своим чередом. Так и у меня.

То ли блог, то ли дневник, то ли исповедь.

Хочется рассказать всё сразу: и про себя, и про Варю, и про Сомова.

Память мечется, петляет, перескакивая от события к событию, но жизнь идёт своим чередом.

Пальцы бегают по клавишам, дождь льёт, стиральная машина громыхает, отжимая бельё.

Телефон звонит.

Это был не номер Вари, хотя и через десять лет он его не сменил.

Его уже и Варя давно никто не звал, да и про Чпокера забыли.

Кирилл Варицкий стал серьёзным человеком. Уважаемым, состоятельным, влиятельным.

Женат, двое детей… правда, чужих, но для того, кто сам был «неродным», чужих детей не бывает.

Но мне звонил не Кирилл.

«Объявилась, тварь», — усмехнулась я и ответила на звонок.

— Надо поговорить, — сказала она без ненужных вступлений из «аллё» и «здрасьте».

— В кафе у моего дома. Через час, — ответила я и положила трубку.

Уж сколько их было за его жизнь: девочек, девушек, женщин, павших жертвами обманчиво мужественной, благородной красоты Андрея Сомова (даже я когда-то на неё купилась). Скольким удалось добиться его благосклонности, скольким — затащить в постель.

А уж сколько их пыталось его у меня отбить!

За него шла война. И я билась не на жизнь, а на смерть: отражала атаки, отвечала на провокации, побеждала в сражениях.

Сколько шрамов оставила эта битва — и не сосчитать!

Но Тварь зашла дальше всех.

Месяц назад она бросила мне в лицо: «Он любит меня! А с тобой разведётся!»

Месяц назад ещё было лето. Беззаботно светило солнце. На балконе цвели гортензии.

В тот день Андрей уехал на работу, а она осталась и ходила по квартире хозяйкой.

В его рубахе (до чего ж они любили пачкать своими голыми пёздами его рубахи, которые я стираю и глажу), босая, с чашкой кофе, она вышла на балкон понежиться в лучах солнца.

Никому до неё он не говорил, что я его жена, никого не оставлял утром в квартире, никому сам не приносил кофе, не позволял… впрочем, это он ей вряд ли позволил: смотреть на меня как на грязь и переставить в гостиной вазу, как ей нравилось — это была исключительно её инициатива.

Но я не простила ей не рубаху, не вазу, не цветы, в которые она залезла своим длинным носом, вдыхая запах моих гортензий (которые, кстати, не пахнут, тупая ты сука). Я не простила ей балкон.

Осквернять своей вонючей мандой мой балкон я не позволю никому.

— Слышь ты, — распахнула я балконную дверь. — Давай вали отсюда.

— Фи, — скривилась Тварь. Передразнила, поморщив носик: — Слышь, вали. Тебя зэки,