Полина Федорова - Достойна счастья Страница 6

Чем дальше, тем больше охватывало Лизавету странное беспокойство. Ей уже было мало довольствоваться лишь пылкими взглядами, полупрозрачными намеками, недоговоренными фразами, якобы случайным прикосновением рук. Она желала чего-то еще… Чего именно, точно не знала, но полагала, что получить это могла, только оставшись с Федором наедине. А так как Лиза была истинной дочерью своего отца и, следовательно, девушкой практичной и решительной, она не долго ломала голову над тем, как устроить свидание тет-а-тет.

Наблюдательным пунктом было выбрано окно, из которого она могла видеть всех поднимавшихся на крыльцо комендантского дома. Сообщив тетушке, что так ей удобнее вышивать: больше света и не приходится напрягать глаза, — Лиза устроилась с вышиванием в руках за небольшим рукодельным столиком из карельской березы. На черном атласе неторопливо, то и дело обращая взоры на улицу, вышивала она цветными шелками ярких трепетных бабочек и экзотических длинноносых птиц. А когда на второй день заметила сквозь чугунное кружево крыльца русую голову Федора, быстро встала и, бросив тетушке: «Я пойду погуляю недолго в садике, что-то у нас сегодня душно», — направилась к дверям.

Уже на пороге, оглянувшись, добавила: «Ежели кто придет с визитом, посылай ко мне».

Небольшой сад, куда направилась Лиза, располагался позади комендантского дома и был обнесен высоким каменным забором. Это был ее маленький Эдем. Даже сейчас, когда поздняя осень обтрепала кроны яблонь и вишен, когда поблекли травы и увяли цветы, оставив только солнечные пятна бархоток, она с наслаждением вдыхала запах прелой травы, прихваченной утренним морозцем, и свежесть холодного ветерка, налетавшего с Двины. Поплотнее укутавшись в ротонду, Лиза села на скамью и стала машинально смотреть, как в чаше фонтана медленно плавают от одного края к другому желтые и красные листья-лодочки, ожидая каждую секунду услышать за спиной знакомые шаги. И вот они прозвучали.

— Добрый день, Елизавета Петровна, — раздался совсем рядом его мягкий, чуть ленивый баритон. — Простите великодушно, что решился нарушить ваше уединение.

— Добрый день, Федор Васильевич, — взглянула она на Дивова из-под полей шляпки и тут же отвела глаза в сторону. — Вы меня ничуть не потревожили.

Наконец-то! Они одни, и никто им не мешает. Но что делать дальше и о чем говорить? Вот он стоит перед ней — такой желанный, близкий, а у нее все мысли из головы повылетали и сердце бьется, как испуганная птаха, зажатая в ладони птицелова.

— В комнатах душно, а день выдался такой солнечный. Мне захотелось подышать воздухом, почувствовать последнее осеннее тепло, — почему-то начала она объяснять Федору причину своей прогулки.

— Осеннее тепло обманчиво, — заметил Дивов, но ей показалось, что он говорит о чем-то совсем ином.

— Вы ему не верите? — в тон Федору спросила Лиза.

— Не верю и опасаюсь. Возможно, лучше было бы остаться в комнатах. Так безопаснее.

— Не будьте таким букой, Федор Васильевич. Побудем здесь немного. — Она приглашающим жестом опустила ладонь на гладкую поверхность скамьи: — Присядьте со мной.

Федор пристально посмотрел в ее синие, как теплое южное море, глаза, и ответил:

— Вы сами не знаете, о чем просите, Елизавета Петровна.

— Вы и меня боитесь? — лукаво улыбнулась она.

Дивов подчеркнуто медленно опустился рядом с ней на скамью и как бы нечаянно накрыл ее руку своей. На миг они замерли.

— А вы меня — нет? — от волнения в голосе Федора появилась низкая искушающая хрипотца.

— Нет…

Лиза не стала заканчивать фразу. К чему глупые, пустые слова, если главного ими все равно не высказать? Самое важное не в словах, а в том, что Федор все ближе и ближе склоняется к ней, все крепче сжимает руку, и вот его теплые твердые губы касаются ее губ. Сначала осторожные, легкие касания, потом сладкий мягкий плен, от которого внутри разливается странное тепло и трепет.

— Лизанька… — послышался тихий шепот.

— Да? — только и смогла произнести она.

— Все будет хорошо, любовь моя.

— Да… — как в забытьи вновь повторила Лиза.

— Не сжимай губы. Дай мне почувствовать их сладость.

Только сейчас Лиза поняла, что глаза у нее крепко зажмурены, руки вцепились в лацканы его сюртука, а губы сжаты в смешную трубочку. Ей стало неловко и даже немного стыдно.

— Извините, — попыталась она отстраниться от Федора.

— Нет, не отталкивай меня, — пылко произнес он. — Все будет хорошо. Доверься мне, мой ангел, — и стал нежно, неторопливо целовать ее виски, щеки, шею, потом опять губы.

Первые мгновения Лиза чувствовала себя несколько скованно, памятуя о его «пожелании» и своей неловкости. Но ведь если ты что-то делаешь впервые, вполне допустимо, что «это» будет получаться у тебя не совсем идеально, скорее даже совсем не идеально. Значит, необходимо присмотреться, как поступают люди знающие, например Федор. Но «присмотреться» Лизе так и не удалось. Глаза закрылись сами собой, и она погрузилась в странное пространств пронизанное жарким трепетом. Его губы сначала были нежны и осторожны, но нежность скоро уступила место страсти. Лиза почувствовала, как отвердели мускулы его плеч, а тело охватила дрожь. Он с трудом оторвался от нее и неохотно отстранился.

— Лиза… — шепнул Федор хриплым от волнения голосом, — Елизавета Петровна… Прошу вас…

— Да? — открыла она глаза и взглянула в его лицо.

Оно стало напряженным и даже суровым, а горячий упорный взор, казалось, впитывал ее всю без остатка. Лиза почувствовала, что тонет в манящей зеленой бездне его глаз, исчезает, растворяется. Взгляд Федора говорил: «Моя! Ты моя, вся, до донышка. Только моя». Противоречивые, смутные ощущения обрушились на Лизу. Она поняла, что готова быть для него всем, чем он пожелает: женой, пленницей, рабой — лишь бы вновь и вновь чувствовать на себе этот взгляд, жадный и властный одновременно.

«Осторожно! — вдруг пронеслось в ее голове. — Ты с этим можешь не справиться!» — И как эхо прозвучали его слова:

— Нам лучше вернуться в дом, Елизавета Петровна. Вечереет, и становится прохладно.

— Это все, что вы хотите мне сказать? — пытаясь скрыть разочарование, произнесла она.

— Это все, что я могу и смею вам сказать, — ответил Федор, глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание, и добавил: — Ежели желаете, то приношу свои извинения. Я несколько увлекся и перешел границы дозволенного.

— Не совсем понимаю, о чем вы. Федор Васильевич? — растерялась Лиза.

— О своей участи. Я не имею права лелеять в отношении вас какие-либо надежды. Это было бы роковой и для вас, и для меня ошибкой.