Сонда Тальбот - Записки Русалочки Страница 8

Честно говоря, я не знала, плакать мне или смеяться. Иво только что рассказал мне о том, как я спасала его, но при этом не помнил, кто его спасительница. В первую секунду я захотела разрешить этот анекдот, но потом вспомнила, что мой перстень теперь лежит на дне морском и едва ли я когда-нибудь надену его снова.

Кто знает, поверит ли мне Иво, если я не покажу ему перстень? Я решила промолчать. Но меня тотчас же начал мучить вопрос: если Иво не знает, что я спасла его от гибели, почему тогда он проявляет столь глубокий интерес к моей участи?

На секунду мне стало страшно. Зачем я нужна ему, если это не благодарность за спасение? Зачем он возится со мной, если не из тех самых соображений, которых я больше всего опасаюсь в мужчинах? Мне захотелось встать и уйти, даже не попрощавшись с Иво. Но он как будто почувствовал мой страх, мою тревогу и спросил:

— Ты чего-то боишься? Или тебе что-то нужно? Скажи… точнее, напиши мне. Я все сделаю.

И все-таки Иво не из них, решила я. Не из тех мужчин, которые могут причинить женщине зло. Меня редко подводит мое чутье. А оно говорило, что Иво не такой. К тому же я сама спасала Иво только потому, что для меня ценна человеческая жизнь. Зачем же я отказываю ему в добрых побуждениях?

Я немного успокоилась и успокоила его, написав, что хочу знать, где Мэтью Свидс, капитан потонувшего «Дуврского голубя».

— Это твой друг? — поинтересовался Иво. Я кивнула. — Я выяснил, что ты работаешь экскурсоводом у Хэмиша Мидоуи. Мистер Свидс очень живо интересовался твоей судьбой… Он обзвонил все больницы и уже почти потерял надежду тебя найти. Я сказал ему, что с тобой все хорошо, и предложил приехать завтра.

Мое сердце неистово забилось в предчувствии скорой встречи с Мэтом. Он знает, что я жива, и завтра я увижу моего друга! Мои глаза улыбались, и это не ускользнуло от Иво.

— У тебя мало друзей? — как-то сочувственно поинтересовался он. Интересно, как он догадался?

Да, ответила я, Мэтью один из немногих. Мой ответ удовлетворил Иво. Теперь он смотрел на меня как-то особенно. Обычно так смотрят на товарищей по несчастью…

— Дона… — Он впервые произнес мое имя, и оно отдалось в сердце звоном колокола. — Я хотел спросить тебя… Мэтью сказал, что ты живешь одна в Кентербери. — Я кивнула. — О тебе ведь некому заботиться… — Я насторожилась. Почему он об этом заговорил? — Ты… ты не хочешь пожить какое-то время здесь? Я постараюсь не досаждать тебе своими разговорами. У меня огромный дом и собака… — Иво даже покраснел, сознавая нелепость последнего довода. — То есть… Я хочу сказать, что тебе нужен доктор. А лучше нашего ты вряд ли найдешь… Не подумай ничего плохого. Просто мне… я… буду чувствовать себя плохо, если отпущу тебя в таком состоянии. Понимаешь?

Любому другому мужчине я сразу бы сказала четкое «нет». И даже не стала бы раздумывать над этим предложением. Но Иво… Его слова звучали так искренне, его глаза смотрели на меня с такой мольбой, что я невольно вспомнила того хмурого мужчину с «Дуврского голубя». Тогда мне показалось, что он одинок. Ужасно одинок… И, может быть, за этим предложением кроется немая мольба разделить это одиночество…

Стоп, внезапно осеклась я, но как же тогда Алисия? Его невеста едва ли оценит мое пребывание в доме своего жениха… Понимает ли он сам, что у него могут быть серьезные проблемы? После долгих колебаний я взяла дощечку, стило и написала: «Если я не доставлю хлопот тебе и твоей невесте, то я не против погостить здесь какое-то время».

Я бы не удивилась, если бы у Иво вырвался вздох облегчения, — настолько после моего ответа посветлело его лицо. Густые брови раздвинулись, в глазах появился радостный блеск, губы растянулись в улыбке.

— Замечательно! — Он наклонился над креслом и погладил Корби, который успел угреться около моих ног. — В таком случае, завтра я покажу тебе поместье. А сегодня — визит доктора. Надеюсь, он скажет нам что-нибудь утешительное. Насчет Алисии ты можешь не беспокоиться. Сейчас она улетела на курорт в Аспин. — Иво нахмурился. — Хочет прийти в себя после того, что случилось на «Дуврском голубе». А когда она вернется, я все ей объясню… Впрочем, я не буду ждать возвращения. Я позвоню ей сегодня же… — Казалось, эта мысль его успокоила, и он продолжал уже более жизнерадостно: — И еще покажу тебе сад. Ты любишь цветы? — Я улыбнулась и закивала головой, давая понять, что очень люблю цветы, а потом написала на дощечке, что в Кентербери у меня есть розарий. — Вот здорово, — искренне обрадовался Иво. — Я тоже люблю розы.

Откуда-то издалека до меня донесся звонок. Корби спрыгнул с кресла, залился звонким лаем и выбежал из комнаты.

— А вот и доктор, — подмигнул мне Иво. — Надеюсь, сейчас мы узнаем, что с тобой…

Доктор, Фредерик Колчет, оказался довольно приятным и сообразительным старичком. Иво сразу предупредил меня, чтобы я не боялась его и не испытывала смущения. Мистер Колчет был не только семейным лекарем, но и другом семьи. И Иво в частности… Вначале доктор долго смотрел на меня, прищурив серые глаза. И я не могла понять, то ли он оценивает мое состояние, то ли мой внешний вид. В розовой ночной рубашке и в тапках с зайчиками я наверняка выглядела комично.

— Ду что же… — Он слегка гундосил, а потому «н» иногда звучал у него как «д». — Как я вижу, больдая идет да поправку. Во всяком случае, вдешде… А с внутренним миром нам еще предстоит разобраться… Итак, Иво сказал мде, что вы потеряли голос.

Я в очередной раз кивнула. Мне уже начало казаться, что моя шея ноет от постоянных кивков. Но что я могла поделать? Каждый раз писать на дощечке «да»?

— Вы когда-нибудь испытывали нечто подобдое?

Кажется, он имел в виду «подобное»? Я никогда не теряла голоса, но… А вот об этом моменте своей жизни мне не хотелось бы вспоминать…

Мистер Колчет заметил мое замешательство.

— Дорогая… — наставительно-отечески начал он. — От вашей искренности, от вашей откровенности зависит эффективность лечения. Чем больше я буду здать о вас, тем лучше я смогу разобраться в истоках вашей проблемы. А это — очень важдо.

Я покосилась на Иво. Тот одобрительно кивал в такт словам доктора. Мистер Колчет, конечно же, прав. Но вновь поднять на поверхность души историю, которую всегда хотелось утопить как можно глубже, — это же настоящая пытка. Нет, пожалуй, даже мистер Колчет в роли инквизитора не сможет заставить меня этого сделать… И тогда я нашла выход из положения. Взяв дощечку, я написала следующее: «Раньше я никогда не теряла голоса, но в моей жизни был нелегкий момент, после которого я начала заикаться. Это длилось всего несколько дней».