Бог смерти не любит яблоки - Алиса Чернышова Страница 11

— Ну, даже не знаю. Достижения современной науки?

— Э нет. Достижения современной науки — это то, что нас в это самое прелестное “там” отправит. Прямым рейсом, так сказать. А вот дальше “там” не познано, кто бы что ни говорил. И не надо обламывать другим надежду на встречу, ясно? Я вот верю, что попаду в Вальгаллу и напьюсь там с Фелькой. Чего и тебе желаю!

Фель криво улыбнулась и успокаивающе толкнула его плечом.

Ли мысленно отвесила себе пощёчину.

— Вальгалла — это звучит круто, — сказала она чуть мягче. — Если что, выпейте там и за меня.

— Замётано! Так а ты, кэп?

— Что — я? — вот же доставучий, а!

— Тебя кто-то ждёт — по ту или эту сторону?

Она усмехнулась.

— Никто, кроме бога смерти. И по ту, и по эту сторону. И хватит уже чесать языком!

-

— Когда война закончится, мы встретимся, — сказал он. — Думаю, к тому моменту у меня уже будет свобода передвижения.

— Всё ещё проблемы с отцом?

— После начала войны он лютует, как никогда. Извини.

Ли вздохнула и с сомнением посмотрела на синий шарик планеты, вращающейся перед ними.

— По крайней мере, мы можем встречаться здесь, — заметила она. — Но надо закончить. Ты уже подумал, что хотел бы от нашей планеты?

Хотел бы… У ари Танатоса были сложности с концепцией желаний. В теории, их у него не должно было быть в принципе. На практике всё оказалось не так просто, но…

Желать сложно. Особенно если никогда этого раньше не делал.

— Я хочу быть свободен, — всё же озвучил он.

Она только отмахнулась.

— Понятное дело, это же наша планета, там мы свободны по умолчанию! Но что ты бы делал с этой свободой? Я имею в виду, в реальном мире?

Он посмотрел удивлённо, как будто она загадала загадку об устройстве вселенной или смысле бытия.

Впрочем, в итоге он нашёл ответ, да такой, что Ли чуть не села.

— Я приду к тебе? — прозвучало немного вопросительно. Он на пару мгновений задумался, а потом повторил уже увереннее, — Да, я приду к тебе. Как только я стану свободным, я смогу с тобой встретиться.

Она удивлённо выгнула брови.

— И так ты себе представляешь свободу? Прийти ко мне?

— Да. Быть с тобой. Всегда.

— Но ты даже не знаешь, как я выгляжу!

— А какое это имеет значение? — его недоумение казалось искренним. — Ты — это просто ты. Ты можешь быть любой. Или любым. Или кем угодно, на самом деле. Какая разница? Это никак не повлияет на то, сколько ты значишь для меня. На то, что, когда всё кончится, мы будем рядом.

Ли даже растерялась, потому что… Бросьте, кто в современном мире придаёт такое серьёзное значение вирт-знакомствам? Все знают, что вирт, особенно теневой — это пространство безопасного секса, личной свободы и всестороннего самоудовлетворения. В теневом вирте ты можешь спокойно удовлетворять самые постыдные (или неудобные для окружающих) желания. Жажда крови, разномастные извращения, опасные для себя и партнёра, непризнанные влечения — все те порывы человеческой души, которые принято прятать и подавлять, могут быть без малейших последствий реализованы в вирте… И это уж не говоря о сублимациях. Ибо что такое вирт-пространство, если не одна большая сублимация? Здесь каждый может придумать себе лицо, и биографию, и личные особенности, и ещё много чего другого. Здесь кто угодно может стать кем угодно, буквально. Потому-то детей в виртальную эпоху с самого детства учат очень чётко разделять вирт и реальность. И заявления Бога-смерти показались Ли опасными.

Нет, она и сама в последнее время цеплялась за их будущую встречу, глупо отрицать. Но это больше от отчаяния, потому что, по правде, после Гвады-1 у неё больше не осталось, за что ещё цепляться. Но всё же, железобетонная уверенность вирт-приятеля в том, что они встретятся и непременно будут вместе, немного смущала. Кто знает, каким он окажется в реальной жизни? Вдруг за маской обезличенной аватарки прячется, например, подросток с проблемным отцом? Или юноша, страдающий от какой-то неизлечимой болезни? Или просто совершенно другой, незнакомый, чужой человек, прикрывшийся противоречивой маской? Так-то Ли никогда не могла понять толком, сколько лет её собеседнику, кто он и каков. Слишком смешанными, неоднозначными были сигналы: то он казался взрослым и умудрённым опытом, то непозволительно юным, то глубоким мыслителем, то наивным до безобразия… И вот это его заявление, про их встречу и совместное будущее, настораживало её.

— Э… Ну, как сказать, — начала она, осторожно подбирая слова. — Я могу тебе… не знаю… не подойти?.. Мы ведь никогда на самом деле, даже здесь… Мы не знаем, что нам нравятся одни и те же вещи, если уж на пошло. Но ты говоришь, что будешь со мной, и это правда не…

По мере того, как она говорила, брови бога смерти поднимались всё выше. Ли почувствовала себя глупо. Да ладно, это и было глупо! Но в то же время иррационально хорошо: в последнее время она, кажется, совсем разучилась делать глупости. Война не располагала.

Но рядом с ним она позволяла себе быть прежней, хотя и отдавала себе отчёт в том, что получается через раз: пусть пока что она и летала на подхвате, но пепельный привкус смерти уже оседал на языке, пронизывал всё её существо. Ли знала, что меняется, что всё меньше в ней остаётся от той беспечной кибергонщицы, которой она была когда-то. Война меняет; это правило неизменно, и она, к сожалению, проверила на себе.

— Мы, думаю, вкладываем во всё это разный подтекст, — вдруг сказал он. — Я не говорю о каких-то… интимных взаимоотношениях. Не обязательно. Быть рядом можно по-разному, у этого определения широкий спектр смысловых значений. Мы всегда можем выбрать именно тот, который для нас приемлем.

Вот теперь Ли почувствовала себя дурой.

— Извини. Ты прав, и я надумала себе…

— Ты сделала закономерное предположение, — прервал он, — всё в порядке. Я просто говорю, что мне в целом подойдёт любой контекст, если он включает тебя. Мы встретимся в реальности и сможем стать друг для друга теми, кем захотим стать. Разве не в этом смысл свободы?

Порой его слова буквально сбивали её с ног.

— Пожалуй.