Моя фиктивная жена - Лариса Петровичева Страница 12

Это было самой жизнью. Это было намного сильнее и больше всего, что когда-то со мной случалось.

В носу защипало. Я готова была заплакать — или закричать во все горло.

— Более того, — продолжал Питер. — Вы получите не только издание, но и продвижение. Издательство найдет для вас читателей и организует ваш личный книжный тур по королевству. Самые крупные города, выступления перед читателями, солидный гонорар за каждое выступление и статьи в прессе, разумеется, хвалебные. В дальнейшем планируется адаптация книг для театра.

Это была мечта. Огромная тропическая бабочка, которая раскрыла крылья у меня на ладони, рассыпая сверкающую пыльцу. Это было то, что я представляла себе, всхлипывая в своей комнате после очередной обиды: однажды я пробьюсь. Однажды мои книги будут изданы, и те, кто надо мной смеялись, навсегда закроют свои рты.

— Звучит заманчиво, — сказала я, надеясь, что говорю достаточно непринужденно. Незачем было показывать волнение. — Что требуется от меня?

— Взамен семья Эленандар желает, чтобы вы немедленно расторгли помолвку с господином Анареном, — негромко ответил Питер. — Навсегда исчезли из его жизни и никогда больше в ней не появлялись. Как только вы покинете его дом, «Геллерт и Маркони» подпишут с вами контракт.

Я задумчиво смотрела в кофе в своем стаканчике. Чтобы моя мечта исполнилась, мне нужно предать того, кто единственный из всех отнесся ко мне по-хорошему. Того, кто спас меня от отравы.

Значит, родители Анарена всерьез восприняли его слова о нашей свадьбе. Настолько всерьез, что сделали мне предложение, от которого невозможно отказаться. Ни один писатель не откажется от контракта с «Геллертом и Маркони» — особенно если этот писатель юная гномка, которая мечтает увидеть свои книги на полках, а потом на сцене.

Сто дьяволов из самого темного пекла, как же заманчиво это звучало!

— «Геллерт и Маркони» обязательно издадут меня, — с небрежной улыбкой сказала я, и в моем голосе сейчас звенела лишь упрямая гордость. — Это будет, но я добьюсь этого своим талантом и трудом, а не предательством дорогого мне мужчины. Передайте, пожалуйста, семье Эленандар, что их предложение очень заманчиво, но я слишком порядочна, чтобы его принять.

Питер усмехнулся. Посмотрел на меня, как на дуру набитую. Да я и была дурой — все мои родственники сейчас сказали бы, что это шанс, который выпадает раз в тысячу лет: использовать эльфов, получить деньги и славу и дать фигурального пинка еще одному эльфу.

И я не могла этого сделать — потому что тогда стала бы не собой, а кем-то другим.

— Поблагодарите семью Эленандар, — улыбнулась я, и мне действительно стало намного легче. Я знала, что поступаю правильно, и это придавало мне сил. — Всего доброго, рада была знакомству.

Ухмылка Питера сделалась еще шире.

— Ну и дура, — произнес он. Я поднялась из-за стола и парировала:

— Пусть дура, зато честная. И не обзывайтесь, господин хороший, а то полицию позову.

Я вышла из пекарни, не оборачиваясь. Шла по улице, сжимая в руках пакет с хлебом — моя мечта рушилась за спиной, и я слышала грохот, но боли не было. Я понимала, что поступила правильно, но от этого было горько. Невыносимо горько.

«Кто он тебе, этот эльф? — спросил внутренний голос с отцовскими интонациями. — Кум, сват, брат? Могла бы книжонки свои пристроить, денежек получить, да еще и эльфу нос натянуть. А ты вот правда, что дура, да еще и набитая».

«Он меня спас, — ответила я сама себе. Не хотелось представлять хохочущие физиономии сородичей — но они так и вставали перед глазами. — Он мой друг, а друзей не предают».

Почему, когда ты поступаешь правильно, бывает настолько обидно и больно?

Принцесса Эрна, которая убирала меч в ножны в предпоследней главе моей книги, не могла мне ответить.

Никто, наверно, не мог.

Глава 5

Глава 5

Анарен

На обед были рыбные стейки с лимоном и розмарином в сопровождении черного риса. Войдя в дом, я почувствовал аромат специй — легкий, дразнящий, очень южный — и надеялся, что Хельга не восприняла мои слова про «чуточку» всерьез: еды, которая пахнет так ярко, можно было съесть целую гору. Заглянув в свой кабинет и приложив чек за отправку артефакта к остальным документам, я сменил выходной сюртук на домашний, обновил одеколон за ушами и вышел в столовую. Хельга как раз разворачивала гнезда из фольги, освобождая нежнейшее розовое мясо лосося, которое так и звало скорее приступить к трапезе.

— Выглядит очень заманчиво, — одобрил я. Хельга кивнула, и я невольно отметил, что она взволнована и всеми силами пытается это волнение скрыть.

— Как ваш нос? — спросила она, выставляя передо мной тарелку. Компанию рису составляли перцы и помидоры, щедро умасленные пикантным соусом, и я подумал, что растолстею, и это судьба.

— Все в порядке, подлатал его заклинанием.

Домовой мягко скользнул у меня под ногами, прошел к Хельге и, запрыгнув на одну из кухонных тумб, сообщил:

— Между прочим, она плакала. Как пришла, так и заплакала.

Хельга обернулась к домовому, и я мог поклясться, что ее глаза мечут молнии.

— Молчи! — замахнулась она на него полотенцем. — Молчи, паразит ты этакий!

Домовой мурлыкнул, спрыгнул с тумбы и был таков — нырнул в щель в пространстве. Хельга принялась аккуратно складывать полотенце, и я заметил, что домовой прав: да, она плакала. Припудрила лицо, но следы еще видны.

— Что случилось? — спросил я. — Вас кто-то обидел?

Хельга села за стол, взялась за ложку и, положив на свою тарелку небольшую порцию овощей, ответила:

— Да так. Рассуждаю над извечным вопросом о том, всегда ли цель оправдывает средства. Знаю ответ, но не знаю, почему он причиняет боль.

Лосось оказался выше всяческих похвал. Я не очень любил рыбу, считая ее сухой, но то, что приготовила Хельга, так и истекало нежными соками.

— Кажется, я знаю, кто вас так расстроил. Мои родители устроили какую-то пакость.

Хельга едва заметно качнула головой. Так я и думал.

— Предложили издать все мои книги у «Геллерта и Маркони». Гонорары, книжный тур по королевству, потом адаптация для театра.

Судя по тому, как покраснели ее веки, Хельга отказалась. Надо же. Я не знал, что и думать, это было настолько не-эльфийское и не-гномье поведение, что невольно становилось не по себе от того тепла, что разливалось в душе. От него хотелось улыбаться и петь, словно сейчас было не бабье лето, а весна, когда вся природа вдруг взрывается зеленью и жизнью.

— И вы