Искушение. Мой непокорный пленник - Виктория Виноградова Страница 14

изображаешь раба. Касаемо времени, пока ты будешь находиться в моем доме, то могу обещать, что мы обойдемся без пыток и унижений. Пристрастия Эйстерии изучим в теории, без применения на практике. Я расскажу, как наилучшим образом угодить госпоже, что она любит, к чему испытывает слабость, — мои пальцы заскользили по его обнаженной груди Маркуса, и я отметила, как его ноздри расширились, шумно вбирая воздух. — После чего ты сможешь с легкостью завоевать ее расположение и крутить ей как тебе вздумается, — подушечки погладили его подбородок, провели по губам и ускользнули, когда он попытался их поцеловать. — В результате не Эйстерия будет управлять тобой, а ты ей.

— Ты слишком высокого обо мне мнения, — промурлыкал брюнет. — К тому же я уже сказал, что не собираюсь перед ней выслуживаться.

— И все-таки подумай, — я приблизилась максимально близко к его уху и произнесла шепотом: — С одной стороны перспектива умереть на рудниках, с другой — при твоем обаянии ты легко сможешь командовать в доме Эйстерии даже будучи формально в статусе раба.

Не удержавшись, я лизнула мочку его уха. С моей стороны это было необдуманное хулиганство, совершенно идущее вразрез с воспитательным процессом, но мое тело жило своей жизнью, в обход разума. Стоило приблизиться к арамерцу вплотную, как появилось нестерпимое желание обнимать его, гладить, прикасаться к коже, целовать. Не помню, чтобы хоть кто-то вызывал у меня подобную реакцию.

Но нужно было заставить себя вспомнить про благоразумие, иначе толку от моего воспитания не будет.

— У меня есть другое предложение, гораздо более заманчивое для нас обоих, — томно прошептал Маркус. — Ты снимаешь с меня оковы, мы идем в спальню и у тебя будет самая горячая ночь в твоей жизни.

Вот о чем я и говорила! Сама провоцирую мужчину.

Куда мозг подевался?

— Все-таки подумай над моим предложением, — произнесла я, отойдя на безопасное расстояние.

— Ты тоже. Поверь, не пожалеешь.

Каков наглец, а?

Но хорош, паршивец! Если бы это не был раб Эйстерии, с высокой долей вероятности я бы поддалась на его соблазны.

Вир ждал меня в соседней комнате, стоя неподалеку у двери.

— Проверяй его каждые пол часа. Как поймешь, что он уже на грани — разбуди меня.

Молчаливый слуга кивнул.

Хотелось бы сказать, что я спокойно отправилась спать, однако, куда там. Попыталась заснуть, но Рамон задери этого упрямца — он не желал выходить из головы. Перед глазами маячили мускулы на его руках, отблески желтого пламени на широкой груди, подбородок с прорезавшейся щетиной, губы…

Вернулась к Виру, дав задание приготовить горячее пряное вино и отнести его во внутренний дворик. Мне хотелось верить, что я смогла зародить сомнения в голове Маркуса. С его характером он действительно, чего доброго, мог бы подмять под себя госпожу Эйстерию. Мне и самой стоило больших усилий не поддаваться на его провокации.

Было бы проще, если бы его бунт против рабства проявлялся в привычной агрессии: прямолинейной, озлобленной, яростной. Управлять такими людьми гораздо легче. Несмотря на то, что они выглядят более грозно, вся их злость исключительно от внутренней слабости.

В случае с Маркусом я постоянно ощущала, насколько он сильнее меня. И не физически, а морально. Его забота, участие, соблазнение — это способы показать, что, даже будучи закованным и лишенным свободы, он считал себя сильнее.

Вир принес пряного вина. Пар дразнил ноздри специями и запахом алкоголя, бока чашки согревали озябшие пальцы. Шерстяной плащ укутывал плечи, а ночной воздух обдувал лицо прохладой. Идеальная обстановка, чтобы собраться с мыслями и подумать, как действовать дальше.

Продолжать заманивать обещаниями комфортной жизни? Или, наоборот, ужесточить давление и постараться сломать его волю? Правда, я опасалась, что в этом случае Маркус озлобится и перестанет идти на контакт. Сейчас он, по крайней мере, готов хоть к каким-то переговорам.

Представила, что может быть, если я действительно смогу сломать его характер. Скорее всего это закончится тем, что брюнет полностью уйдет в себя и потеряет интерес к жизни. Он и сейчас-то не особо за нее держится, и на словах готов умереть хоть сию минуту. Однако на деле ему очень нравится жить. В нем кипят страсти, он жаждет секса, вкусной еды и развлечений.

Если перестараться, то вместо озорного бунтаря получу безвольную куклу, не реагирующую ни на слова, ни на побои, ни на ласки. Если же я дам слабину, то арамерец окончательно поймет, что я бессильна против него.

Ситуация была скверной и почти безвыходной. Вся надежда была на то, что Маркус соблазнится на мои уговоры. Потому что других идей у меня не осталось.

Я успела выпить горячего вина и промерзнуть окончательно, вернуться в спальню, поворочаться с боку на бок, крутя в мыслях варианты развития событий и даже уснуть, когда Вир тронул меня за плечо.

— Дозрел?

Слуга кивнул.

Мне не терпелось накинуть первое попавшееся одеяние и побежать в дисциплинарную комнату, но я заставила себя остановиться. Спокойно умыться, облачиться в тунику, прибрать волосы в высокий хвост и только после этого размеренным шагом направилась к Маркусу. Проходя мимо внутреннего двора, заметила, что уже рассвело.

— Доброе утро, как спалось? — спросила я у раба. Он выглядел изможденно.

— Мне нужно в туалет, — хмуро произнес он.

О как. Ночь изрядно потрепала его нервы. От показного веселья не осталось и следа.

— Согласись вести себя как подобает рабу, и я сразу отпущу тебя в туалет.

— Я уже сказал, что для меня это неприемлемо.

— Что ж. Значит ты вполне можешь сходить под себя и висеть дальше, — я безразлично пожала плечами и повернулась, чтобы уйти.

— Нет! — окрик заставил обернуться.

Маркус выглядел встревоженным. Это что-то новенькое.

— Мне нужно в туалет. Потом можешь вешать обратно, истязать плетями и все что хочешь. Но мне надо в туалет!

Как интересно получается. То есть он готов терпеть пытки, но не может позволить себе обмочиться? Хм…

Я молча вышла из комнаты, мне нужно было обдумать свое открытие. Похоже я нащупала слабость военнопленного. Изначально я думала, что вся проблема в излишнем свободолюбии и принципах, но оказалось, что дело в другом. Похоже, у арамерского воина было слишком развито самолюбие. Очевидно, в его глазах терпеть удары плетью казалось чем-то героическим и мужественным, а вот висеть, облитый собственной мочой — позорным. Значит, для него крайне важно то, как он выглядит в чужих глазах? Это можно использовать.

Я вернулась к военнопленному, еще не до конца понимая суть своей затеи, но зная, что нужно действовать немедленно, пока брюнет способен терпеть позывы организма.

— Предлагаю