Искушение. Мой непокорный пленник - Виктория Виноградова Страница 15

— Нет. Я солдат, а не раб.

«Рамонов арамерец! Можешь ты хоть немного подумать над моим предложением?»

Мне стоило огромных трудов сдержать раздражение. Но я не позволила эмоциям одержать верх и продолжила спокойно увещевать:

— Подумай, что для тебя унизительнее — обмочиться прямо на моих глазах или всего лишь две недели заботиться обо мне?

«Служение» я подменила «заботой», решив, что так Маркусу будет проще согласиться на мои условия.

— Что входит в понятие заботы о тебе? — спросил он сердито, но, похоже, дело начало сдвигаться с мертвой точки.

— Кормить. По-моему, это ты и сам готов был охотно делать. Топить печь, помогать Виру с уборкой и… — мои интонации изменились, став мягче и завлекательнее, — помогать принимать мне ванну. Кто-то же должен помыть мою спинку, и руки, и ножки… и грудь.

— Ты всем рабам позволяешь прикасаться к своему обнаженному телу? — голос военнопленного вновь стал жестче.

Вопрос застал меня врасплох. Обычно мне помогали купаться рабыни, но за их отсутствием я использовала и юношей. Я не видела в них объекта для страсти, это была обычная помощь: нагреть воду, зажечь благовония, добавить в воду масла, помыть. Процедура не подразумевала сексуального подтекста, но мне показалась удачной идея выставить для Маркуса все в таком свете, чтобы у обычного действа появился налет чувственного соблазна.

Однако, вместо желаемого эффекта я получила взгляд, полный осуждения. Похоже, он воспринял меня как развратную особу, готовую раздеться перед любым мужчиной.

Мда… Прежде чем предлагать купания, мне стоило бы вспомнить, что нравы арамерок отличаются от наших. Они более целомудренны и неприступны. В нашей империи считается нормой предаваться любовным утехам с рабами, не считая это чем-то аморальным. Насколько я знаю по рассказам, в Арамерском царстве с этим гораздо строже. Я не подумала, что это может оттолкнуть Маркуса.

Хотя, с другой стороны, он ведь сам намекал на секс, охотно красовался передо мной в обнаженном виде. Вот как его после этого понимать?

Или для него нормально соблазнять самому, но для женщины такое поведение считается недопустимым?

Мне пришлось на ходу менять линию поведения:

— Не хочешь мыть — пожалуйста. Я не настаиваю. Сама с этим прекрасно справляюсь. Мне показалось, что тебе будет приятно понежиться в ванне, пользуясь моментом, но раз нет — то нет.

— Я не отказываюсь, — хмуро бросил Маркус. — Но ты ведь явно не собираешься ограничиваться только приятными заботами?

До чего было проще работать с деревенскими неучами. Послал же Рамон на мою голову это упрямое недоразумение!

— Требования стандартные для всех рабов. Уборка в доме, растопка печи, помощь в закупе продуктов и дров, готовка, помощь с купанием и нарядами, стирка, работа в саду. В свободное время — изучение местной культуры и хороших манер, принятых в нашем обществе. Как видишь, ничего унизительного. И, разумеется, никаких дерзостей, ребячеств, флирта и пустой болтовни. Ко мне обращаться на «Вы» и добавлять «госпожа». Проявлять почтительность и не пытаться командовать.

— То есть вести себя как молчаливый послушный истукан? Спасибо, мне это не подходит.

Я готова была взорваться от гнева. Мне казалось, что все, он уже почти согласен. Да и какой смысл упрямиться? Условия были максимально щадящими. Я уже намекнула ему и на более тесный контакт в ванной, и перечислила самые необременительные задачи. Любой другой на его месте согласился бы, а этот ни в какую!

— Хорошо. Тогда я просто посижу пока здесь и посмотрю, как ты справишься с желанием сходить в туалет, — один только Далар знает, чего мне стоило сохранять спокойствие. Мысленно хотелось придушить Маркуса.

С несколько минут он молчал. Затем проворчал:

— Неделя. Никаких «Вы» и «госпожа». И ты не будешь просить меня воздерживаться от шуток.

Час от часу не легче. Шутки-то ему зачем сдались?

— Две недели. На «Вы». Без шуток и комментариев.

— Вообще-то, когда торгуются — принято идти на уступки, — попенял мне Маркус.

— Я и не торгуюсь. Условия были обозначены. Дальше сам решай. Или соглашаешься, или готовься обмочиться на моих глазах.

Как я точно считала его страх опозориться перед посторонним человеком! Это явно его пугало!

Но я все равно рисковала. Если выберет второй вариант, у меня не останется способов давления.

Маркус снова молчал. А я буквально чувствовала, как бешено колотится мое сердце в ожидании решения. Или он сейчас соглашается, или я уже попросту не знаю, как еще на него влиять.

— Хорошо, я могу допустить, что соглашусь побыть у тебя в услужении две недели. И даже постараюсь обращаться к тебе на «Вы» и называть «госпожой». Но пойми — я не смогу молча выполнять приказы: не в моем характере вести себя как раб. У меня при всем желании не получится.

— Так постарайся.

— Женщина, ты слушаешь, что я тебе говорю?! Как я дам тебе слово, зная, что все равно нарушу его?

Я с ним с ума сойду. То есть теперь вся загвоздка в том, что ему тяжело будет молчать?

— Давай так. Я не буду противиться твоей болтовне, чтобы ты не чувствовал себя каменным истуканом. Но все же я попрошу не быть слишком навязчивым, воздерживаться от шуток и помнить о почтительности. В противном случае буду наказывать. Тебя это устроит?

— Не хочу тебя заранее обнадеживать, но я попытаюсь.

У меня аж от сердца отлегло. Наконец-то. Смогла! Хотя радоваться еще рано, посмотрим, как он будет держать слово. Но все равно, это уже хоть что-то. Нашла-таки к нему подход.

— И еще одно условие! — произнес раб.

Да что ты будешь делать! Я его точно убью!

— Какое же?

— Ты назовешь свое имя.

Вот ведь пристал с этим именем. Честно говоря, не знаю, почему я тоже упрямилась, не желая представляться. Обычно никакого секрета из этого я не делала.

— Будешь прилежным и исполнительным — назову.

— Договорились, — его карие глаза лукаво сверкнули.

Мальчишка. Как есть мальчишка.

ГЛАВА 6

Виру пришлось буквально снять арамерца с рамы, потому что конечности Маркуса отказывались слушаться. Ноги подкашивались, а руки бессильно висели. От дальнейшей помощи военнопленный гордо отказался, хотя я прекрасно видела, насколько ему тяжело стоять и с каким усилием он пытается вернуть кровь в онемевшие конечности.

Сходил в уборную, ополоснулся, напился воды. Спать отказался, притом, что нетрудно было догадаться, как он должен был устать за эту ночь. Но раз пленник