Алан Аюпов - Сад фонтанов Страница 15

Я вдруг замер. Опять сарай! Опять крыша! Надо же тебе такое совпадение?! Через столько лет?! Дикая у меня какая-то страсть к сараям!.. Первый поцелуй и тоже в сарае! Я тогда целовался с младшей сестричкой одной знакомой. Мне тогда было шесть лет… А может и семь!.. Не помню. Помню лишь, что она попросила завязать ей глаза, а сестру попросила отвернуться. Сверху сквозь дыры в крыши заброшенного сарая подглядывали местные мальчишки. Жаль, что память не сохранила инициатора тех событий… Я там тоже вылезал через крышу, правда, наполовину разваленную, прогоняя незваных зрителей. Кому понадобилось целоваться? Не мне же?! Или у меня уже тогда была подспудная тяга к женскому полу?! К тому же никаких ощущений в памяти не сохранилось. Только зрительные образы. Мы перед этим были в квартире этих девчонок. Старшая сестра (её, кажется, звали Надя, а младшую Алла) предлагала нам устроиться на широченной кровати родителей с громадными пушистыми подушками, укрытыми кружевными накидками. Но потом почему-то передумала, и мы отправились в сарай. Почему именно туда? Может потому, что сараев там было много? Как здесь?

А казаки-разбойники?.. Да, помню, мы тогда победили. Это был единственный раз, когда наши улицы играли в эту странную игру. Помню ещё, что мой двоюродный братец, оказавшийся в казаках, долго ещё пытал меня, желая узнать, как же нам всё-таки удалось удрать у них из-под самого носа?! Но я так и не признался.

Да-а! Весёлые были деньки!.. Чего мы тогда только не вытворяли?.. Это сегодняшние дети ничего не могут, так как живут в бетонных джунглях, где нет простора, нет места для фантазии, для игры. А у нас?! Играли целыми улицами. Особенно в охотников и гусей. Кому-то может показаться странным, но ребята, достигшие 14–15 лет, не отделялись, не удалялись для своих взрослых игр. Мы все играли вместе, и всем было весело.

Помню, что соседка из дома напротив Зинка Дузь жутко меня раздражала. Точнее, я просто её терпеть не мог. Не знаю почему, но, видимо, её высокомерное отношение ко мне, а может, ещё чего?.. Не знаю, не помню. Но стоило мне увидеть её и длинную, худую и какую-то обтянутую Галку из дома напротив Зинки, как у меня пропадало всякое настроение. Я уходил с улицы во двор и не появлялся там, пока эти две подружки не скрывались за своими воротами.

Однажды одна из моих двоюродных сестёр, та, что была старше всего на полгода, но задавалась на целый год, а то и больше, придумала шутку с переодеваниями. Это, действительно, было здорово! Меня обрядили в девчоночьи наряды. У кого-то из взрослых позаимствовали то ли шиньон, то ли парик с косичкой… Не, не косичкой, целой косой. Покрыли голову косыночкой; обули в босоножки на высоком каблуке (мне тогда уже двенадцать было, но я был не очень высоким); и в таком виде, слегка подкрашенный, я появился на улице пред очи противной Зинки и её подружки Галки. Я тщательно их игнорировал, ломая и без того высокий свой голос, собирая вокруг толпу девчонок. В конце концов, две подружки остались одни. Все шумно играли со мной. А мальчишка из углового дома даже пригласил меня к себе в гости. Пока он бегал домой, чтобы предупредить родителей, я смылся от греха подальше. А ребята с улицы долго ещё потом у Таньки спрашивали, когда приедет её подружка?.. Это она меня так представила.

Я потёр лоб. Что-то странное творилось со мной. Жизнь делилась как бы на несколько разных кусков, не имеющих между собой никакой связи. Ещё бы… Там, где я целовался с девчонкой в сарае, у меня не было друзей. Нет, конечно, они были, но мало. Я не участвовал в групповых играх. Меня туда почему-то не брали. Да и не видел я больших скоплений детей. Бывало, правда, иногда… Собирались то в тундре, то на стадионе. Но я обычно оттуда уходил. А может, меня уходили? Не помню. Я попробовал проанализировать, но ничего не получилось. Всё расплывалось, не желая восстанавливаться в хронологической последовательности. Все жизненные эпизоды детства никак не хотели выстраиваться в логический ряд. А рассматривать то время на основании таких случаев, как тогда в школе!..

Мой товарищ по парте чего-то натворил. Я не помню чего, но учительница решила вызвать его родителей в школу. Она спросила, кто знает, где живёт мой однопартник. Я честно признался, что знаю. И она передала мне записку для его мамы.

Вечером, после школы, я пришёл к нему домой. Он встретил меня в дверях, как будто знал, что я приду именно сейчас. У них были гости. То ли праздник какой-то был, то ли день рождения чей-то. Не знаю. Не помню. Помню лишь, что мы пошли играть. Его мама, добрая маленькая комячка, накормила нас вкуснячими пельменями. После чего я в прекрасном настроении покинул этот гостеприимный дом. Злополучную же записку выбросил в сугроб. А на следующий день учительница спросила, где его родители, на что мой сопартник ответил, что я ничего его маме не передавал. Это было предательство. Ну, как я мог это сделать? Тем более, что он сам меня просил об этом. Я и сам не хотел отдавать эту проклятую записку такой хорошей маме потому, что знал, как иногда бывает больно… Особенно, когда тебя бьют ремнём.

Помню, что я попытался выкрутиться, предположив, что его мама потеряла записку. Но этот нахал упрямо стоял на своём. И тогда я признался, что выбросил записку. Больше у меня друзей не было. Не знаю, почему.

Нет, всё же не так. Был. Точнее, появился после этого друг, который, в общем-то, в друзья не набивался. Так получилось, что он, как и я, оказался в классе один. Звали его Вовка Червяков. Двоечник, неряха (хоть неряшливым я его никогда не видел), вечно спящий на своей последней парте в глубоком одиночестве. Мы не сразу с ним сошлись. Даже не так, не сошлись мы с ним, не успели. Он иногда приезжал ко мне во двор на своём блестящем двухколёсном велосипеде «Ласточка». И что самое удивительное, разрешал мне покататься на нём, а сам сидел на скамеечке и ждал, пока я накатаюсь. Вот такой друг намечался, но, увы!..

А вот второй кусок, где я в казаки-разбоники играл, хорошо помню. У меня была куча друзей, и я всегда принимал участие в групповых играх. Меня никто не изгонял, и я не уходил до поздней ночи. Порой все разойдутся, останется всего два, три человека, а мы всё сидим на глиняной куче, болтаем, и ждём, когда все проснуться, чтобы снова играть?!

И опять школа, где у меня не было друзей. А те, что были, постоянно предавали в угоду глупого большинства. Так я и прожил все годы вне школы, потому что там друзей у меня никогда не было, чего не скажешь об улице. Девчонки одноклассницы одно время пытались обратить моё внимание на них, но что-то во мне никак не желало проснуться, и я совершенно не реагировал на их знаки внимания. Странная какая-то у меня была жизнь. Зебра!.. Нет, не зебра, скорее сарайная!..