Нечаянная для волка-одиночки (СИ) - Зайцева Ирина Александровна Страница 15

К моему удивлению и радости, ручеек был не так уж и далеко. Его журчание я услышала, пока подбирала удобные заросли. Вот почти уверена, что в этом лесу даже муравьи не ползают, а кустики выбрала все же самые густые.

Набрала в кувшин чистой воды, умылась, прополоскала приготовленную для ухода за пациентом тряпицу. Платье, конечно, восстановлению не подлежит, но разорвано не так уж и критично. При свете дня оторвала все висящие клочки. Укоротила немного нижнюю юбку. Обрывки тоже прополоскала. Высохнут у печи. Кто знает, может, куда смогу приспособить. Посмотрела еще раз на себя, отразившуюся в спокойной воде чуть ниже журчащего водопадика, обреченно вздохнула и поплелась обратно в избушку. Да, именно избушку, чем-то похожую на сказочное жилище трех медведей. Приземистую, крепко сбитую из могучих бревен, надежно прижатую к земле крышей, крытой дерниной.  Вот только не хватало расписанных яркими узорами ставен. А оконный проем затянут промасленной тряпкой, почти не пропускающей свет. Я приподняла к глазам обрывок органзы. На лето — чисто от комаров вполне подойдет. И то при условии, что те прилетят.

Занесла кувшин в дом, раскидала тряпки для просушки. Бросила на угли еще одно полено. Сдвинула в сторону кипящий котелок. Сменила высохшую тряпицу на голове пациента. Именно пациента. Думать, что это сильный взрослый мужчина, себе запретила. Так было проще оставаться адекватной и не скатиться в панику. И без того каждый шаг рядом с ним, каждое прикосновение отдавались внутри мелкими спазмами. Или это было очень похоже на страх. Или… В книгах так описывают влюбленность. Не бабочки, конечно. Пусть лучше буду считать, что фобия моя так себя ведет. Потому что влюбляться мне нельзя. Это будет больнее ожогов. Проверено. Любить и не иметь возможности просто поговорить наедине, просто прикоснуться. Отвергнуть и видеть его счастливым рядом с другой. Нет. Еще одно такое испытание я не выдержу.

И пусть тогда это была почти детская влюбленность. Просто, повзрослела я немного раньше сверстников. Они жили, а я выживала. Да, у меня была поддержка сердобольной бабы Нюси, но ее пенсии едва хватало ей самой, чтобы не протянуть ноги. Конечно, у нее было достаточно хороших знакомых, чтобы помочь и ей и мне. Но это была помощь практическая, а не финансовая. Устроить в общежитие, найти подработку. Я умела выживать. Но выживать среди людей, найти оплачиваемую работу, купить продукты и одежду, и сэкономить при этом, чтобы на завтра у меня была копеечка на кусок хлеба, если не подвернется новая подработка. А сейчас я с ужасом поняла, что магазинов рядом нет, и не будет. Что все, что я имею — котелок с остатками вчерашнего ужина и ручей с чистой водой неподалеку. Что тот, кого я боюсь до панической атаки, — единственный мой мостик для выживания. И он сейчас лежит на старом замызганном тюфяке почти без признаков жизни. И, как мне вернуть его с пути в мир иной, я не знаю.  

Стон. Пара бессвязных слов, позвучавших с тюфяка, вернули меня в реальность, выдернув из накатившего отчаяния.

Он сильный. Он выживет. Он вытащит меня из беды. По-другому и быть не может.

Я сильная. Я не умру, пока не вытащу его из горячки и бреда. Я справлюсь.

Глава 17

Посреди огромного зала приемов практически на полу, сжимая рукой забытый кубок с остатками крепкого эля, сидел мрачный, словно обессилевший, мужчина. Массивная фигура без грамма жира под богатой одеждой выдавала в этом образе воина. Знание того, что он оборотень-волк, указывало в купе с фигурой на силу альфы. А одежды — на статус правителя. Да и вход в тронный зал в столь неурочный час открыть могли только двое. Его дворецкий и он сам. Так было заведено после гибели его родителей. Тогда с последним дыханием отца он узнал тайну, сломавшую его привычный мир и ставшую основой тайны нового правителя Объединенных Земель.

Длинные темно-русые волосы, обычно стянутые в низкий хвост, сейчас в беспорядке струились по плечам и спине. Радужка карих в спокойном настроении глаз сейчас была почти желтой, что говорило о крайней степени гнева. Он и злился. И ушел сюда, чтобы не сорвать свою злость на ком-то неповинном.

Поиски опять ничего не дали. Убийца сестры пятый год гуляет на свободе, а лучшие стражи и разведчики до сих пор не могут выйти на след.

Его умение сдерживать эмоции, мудрость, которую ценил даже отец, его способность к стройному анализу полученных данных трещали по всем швам от одной только мысли, что в один момент придет известие о смерти этого оборотня. Это было бы… крахом его мечты, главного желания: лично поквитаться с убийцей сестры. Он перепроверил все улики, большинство из которых доказывают, что женщина погибла от рук мужа, несправедливо обвинившего ее в измене. И пусть по некоторым данным тот сделал это в порыве ревности и в состоянии аффекта, вины это с него не снимало. Убийца — муж. И его, Стигмара, бывший лучший друг. Найти и покарать. Не самосуд. Нет. Все в полном соответствии с законом. Смерть за смерть. Но сначала посмотреть в наглые красновато-коричневые глаза… нет, не врага — предателя.

Миранда была главным сокровищем Стигмара, его тайной и тщательно скрываемым изъяном. Да, отношение к ней с юности было отнюдь не братским. Стремление затащить сестру в постель выматывало до болезни. А необходимость скрывать это от всех, чтобы не разочаровать родителей недостойными чувствами, заставляло изматывать тело физически, наращивая мышечную силу.

Признание отца перед смертью, что Миранда — приемная дочь, едва не вынудило его ускорить события. В тот момент он едва не сорвался и не добил отца. Только понимание, что этот срыв уже ничего не изменит, остановило его.

— Я воспитывал дочь женщины, которая погибла по моей вине. Воспитывал в надежде, что ты ее полюбишь, и она станет твоей женой…

Как он тогда жалел, что скрывал истинные чувства к Миранде. Такой хрупкой в детстве. Такой прекрасной в юности. Такой сильной. Настоящей сильной волчицей. Лучшей. Желанной. И не его.

Свою жену он тоже любил. Но уже не так. Не так горячо. Не так искренне. Она не чувствовала этого, но ей и не с чем было сравнивать.

Все вокруг знали только об одном его физическом недостатке — из-за легкой картавости он терпеть не мог свое имя и в любом разговоре старался использовать как можно меньше «рычащих» слов, что было странным среди волков. И никто не видел, как ему больно видеть Миранду  женой другого. Пусть и лучшего друга. Теперь бывшего лучшего друга.

Стигмар сжал кулаки настолько сильно, что металлический кубок смялся, словно бумажка. Заметив теперь уже совершенно непригодный в использованию предмет, словно решил для себя какую-то задачу. Размахнулся и отбросил смятый кубок с такой силой, что тот пролетел через весь огромный зал и, врезавшись в простенок между двумя витражами, смялся в лепешку, оставив на стене вмятину.

— Я тебя не просто уничтожу. Сначала я сделаю так, чтобы ты возненавидел жизнь сильнее, чем я любил Миранду. Ты не умрешь, пока я не буду удовлетворен. — Правитель Объединенных Земель редко менял свои решения. Точнее, это был первый и пока единственный случай, когда это случилось. Вынесенный уже заочно смертный приговор убийце сестры он считал слишком мягким наказанием для того, кто лишил его возможности видеть ее счастливые глаза. И не важно, что они смотрели не в его сторону.

Двери тронного зала вдруг распахнулись, нарушив уединение правителя, в помещение вошел дворецкий. Единственный, кто не боялся гнева Стигмара. Служивший еще в дни правления короля Адертада, Крисперо заслужил уважение всего двора своей мудростью и невозмутимостью. Он был человеком. Чистокровным человеком с каплей магии внутри. Эта капля позволила продлить его жизнь. Но не сделала бессмертным. Возраст уже брал свою дань. Мужчина был абсолютно седым, но не подчинился годам. Спортивная подтянутая фигура чуть убавила в росте, но не сдалась сутулости.

Вот и сейчас его появление словно погасило пожар за грудиной.