Софья Прокофьева - Кольцо призрака Страница 21

– При чем тут? Он с ней семью строит. В ЗАГС подали, – обиделась Милочка, губы поджала. – А это так. Я считаю, кому мешает? – Тут Милочка с огорчением уставилась всей голубизной на Анну. – Что вы сегодня такая, Анна Георгиевна? Я вас нарочно отвлекаю, а вы ни в какую. Хотите, я вам воблы дам? С пивом отлично.

– Муж болеет что-то, – вздохнула Анна.

– Болеет… – загадочно, но с пониманием кивнула Милочка. Но легкий отзвук недоверия шевельнулся в ее голосе.

Тут Анна увидела, что перед ней сидит старуха, скользко пристроившись на краешке стула. Из-под короткой юбки низко сползали на колени трикотажные зеленые штаны. От старухи пахло несвежей, неухоженной старостью. Стертая камея, оттягивающая тронутые тлением кружева у ворота, показалась Анне тошнотворной, как плевок. Старуха, не обращая внимания на Анну, открыла клеенчатую сумку, оттуда, разрастаясь кустом, поднялся запах валерьяны. Танцующими руками она принялась копаться в глубине сумки.

– Слушаю вас, – терпеливо сказала Анна.

Старуха подняла голову, светлыми высушенными глазами посмотрела на Анну. Ее лицо, когда-то красивое, оплывало вниз мешочками мягкой кожи.

– Все Клавка! – дребезжащим, плохо вставленным в горло голосом вскрикнула старуха. – Нарочно чешется. Сунет руку под халат и при мне скребется всеми ногтями.

– О Господи, – с брезгливой скукой простонала Милочка и хихикнула, наклоняя голову к столу.

– Нет ключей, – беспомощно прошамкала старушонка и съежилась. Ноги ее в мальчишеских кедах повисли, не доставая до пола.

– Ложечки с собой ношу, – старуха на миг расцвела зубастой пластмассовой улыбкой. Она вынула из сумки и показала две изжеванные, мятые ложки. Как ребенок, отвлеклась, поигрывая с ними, баюкая, укачивая. – А-а!.. С собой ношу. Старинное серебро. – И снова, окунув руки в сумку, принялась там мелко копошиться.

– Нету ключей! – простонала старуха, белыми, дикими глазами глядя на Анну.

«И я потеряла ключи», – вдруг похолодев, ясно поняла Анна. Она перехватила свою сумку за ремешок, дернула молнию. Ее пальцы сразу тупо уперлись в кристалл. Она походя, рассеянно удивилась, не ощутив привычного тепла. Да вот они! Слава Богу! Она беззвучно потерла ключи друг о друга.

Анна смущенно оглянулась на Милочку, та безмятежно рылась в своей глубокой спортивной сумке.

– Клавка! О, проклятая! – Ñтарушонка вдруг заторопилась к двери.

– У меня бабка точь-в-точь такая. Все теряет и еще под себя ходит. Ой, мамочке моей достается! – мелко вздохнула Милочка. – Хорошо, я разменялась. Успела. Вовчик мне так и сказал: или разменяешь, или ку-ку. Значит, до свидания. У него вся родня богатая, вся с золотыми зубами, а я, выходит, нищая.

– Следующий! – грубым голосом крикнула Милочка. – Там еще полкоридора, Анна Георгиевна. Все к Никольской.

Анна старательно задавала вопросы. Милочка выписывала летучие рецепты, и тут же тонкой кисточкой драгоценно красила длинные ногти.

– Ничего, ацетоном пахнет? Если вам ничего, пусть нюхают. – Милочка, откинувшись, любовалась сахарной своей ручкой. – Там этот Семеночкин, гвоздь ржавый. Вы уж с ним не вступайте. Его вся поликлиника знает.

Семеночкин оказался человечком скромного роста, с криво моргающими глазами. Пряди волос были похожи на подвядшую свекольную ботву. Он пружинисто опустился на стул, несколько раз с удовольствием упруго подпрыгнул.

– Семеночкин Е.К.

Анна отвела глаза, чтоб не видеть это плоское с каплями пота и жира лицо.

– Так, слушаю вас.

– И послушайте! – празднично улыбнулся Семеночкин и тут же взлетел в воздух. – Была у вас моя жена. Да. А вы ей, извиняюсь, в исключительно нахальной форме отказались выдать для меня бюллетень.

– Я не обязана лечить заочно.

– А заочно, значит, можно хамить, – с восторгом подхватил Семеночкин, подпрыгивая на резиновых ягодицах. – Вас тут посадили больных лечить, а не мужей бросать и нервы трепать людям, которые поуважительней вас будут.

– Вон! – тихим, вдруг охрипшим, не своим голосом сказала Анна.

– А вот за это «вон» вы ответите! По полной форме! – взвизгнул осчастливленный Семеночкин. – И сестричка подтвердит.

– Ничего я не слышала, – ласково, с ленцой откликнулась Милочка.

– Сговорились! Ноготки, значит, красите в рабочее время. Так, так! – Но, взглянув на Анну, он вдруг осекся, словно подавился своей улыбкой. – Э-э, слышь? Это вы бросьте! – Загораживаясь, он вытянул руки, и Анна увидела его серые испуганные ладошки. – Убери глазища! Права не имеешь. Если что с моим организмом случится, я, знаешь, куда напишу? Туда! – Страх провел белые полосы по его лицу.

– Тьфу, тьфу, тьфу! – заплевался он, круто отлетая от стола. Он исчез было в коридоре, но вдруг просунул голову в щель, крепко прищемив ее дверью.

– Мы все! Без претензий! – тонко пискнул он. – Наоборот! Всем довольны и сердечно благодарим.

Милочка растянулась на столе, привалилась к Анне, заглядывая ей в глаза.

– Ну, вы даете! Гипноз применили, да? Учились или это у вас от себя?

Анна обняла Милочку.

– Мне бы так уметь! Большие денежки огребать можно, – позавидовала Милочка. – И сразу – на квартиру.

Анна спустилась в раздевалку. Тянуло стылым холодом от кафельных стен. Мертвый лес вешалок. И гардеробщица тетя Надя, словно замороженная этим холодом, в ватнике поверх белого халата, как всегда, сидела на твердом стуле, подложив под себя сложенное детское одеяльце. Она вязала длинный серый чулок, похожий на волчью ногу.

– Пока, теть Надь, – сказала Анна. – Завтра я с трех.

Но тетя Надя только рассеянно кивнула. Опустив вязание на колени, она с блаженной улыбкой смотрела на Нонку и Левчука, стоявших рядом у зеркала. Свежее Нонкино лицо было туго налито здоровьем, слой жирка на подбородке тоже подсвечен розовым.

– Зарплату дают, – сливочным голосом пропела Нонка.

– Голубки, – завороженно любуясь ими, прошамкала тетя Надя. – Истинно голубки.

Левчук не сводил с Нонки липких покорных глаз. Еще не старый, но потрепанный амур с детской кривизной ног. Нонка нежилась под его взглядом. Дымилась розовая пыльца, и запах духов отдавал медом. Она влюбленно и тягуче улыбнулась своему отражению, и Анна увидела в улыбке яркий золотой зуб.

«Коронку нацепила, – догадалась Анна, – чтоб серый зуб прикрыть».

Левчук неприязненно поглядел на Анну, лицо его начальственно отвердело, он прищурился и медленно кивнул.

«Что Левчук может? – легко подумала Анна, наклоняясь застегнуть молнию на сапоге. – Ну, выговор влепит. Пусть. Андрей ждет меня. Он ждет меня, Андрюша…»

Анна вышла в ранние клочковатые сумерки, в негустой ступенчатый снег. Снег? Откуда снег? Ведь только что, будто вчера, она шла по улице, и мокрый оранжевый лист клена прилип к щеке. И пахло от него сладкой гнилью, вяжущей прелестью. Неужели зима? Снег с дождем…