Леди-служанка (СИ) - Мун Лесана Страница 3

В том же ящике мне попадаются бумаги. Свидетельство о браке, где указана баронесса Айли Вустер и граф Росс Бонвилл. Как я и думала, у супругов большая разница в возрасте. Айли, то есть мне – двадцать, а моему нынешнему мужу – тридцать восемь. Там же, в комоде, детские бумаги с именами и датами рождения. Согласно брачному договору, я – сирота, и все мое состояние, включая движимое и недвижимое имущество, перешло в руки мужа ровно год назад. Как раз сегодня годовщина. Ох, не нравится мне все это, включая исчезновение благоверного. Где его носит целый месяц? И почему бросил молодую жену и детей без средств существования? Потому что, если судить по документам, Айли, то есть я, бедной не была. Столько вопросов – голова пухнет.

Мои раздумья прерывает громкий стук во входную дверь. Я даже вздрагиваю от испуга, настолько он резкий. Понятное дело, раз слуг нет, то и открывать некому. Кухарка же не дворецкий. Вздохнув, поправляю платье, сбегаю на первый этаж и подхожу к двери.

- Кто там? – спрашиваю.

Не знаю, принято ли так спрашивать, но мне как-то неуютно, учитывая, что уже темнеет, а в доме только женщины и дети.

- Констебли Биго и Квинси. У нас срочное сообщение для графини Бонвилл.

Констебль – это же полицейский? Дурное предчувствие сжимает сердце ледяными тисками.

Глава 2

Постояв минуту, все-таки открываю входную дверь.

- Добрый вечер. Я – графиня Бонвилл.

- Леди, - полицейские кивают, - мы можем войти? У нас не очень приятное известие, не хотелось бы озвучивать его на улице.

Вот же, пакость! Так и знала!

- Да, проходите, конечно.

Отодвигаюсь с прохода и закрываю двери, когда констебли входят в плохо освещенную тремя свечами прихожую.

- У нас грязная обувь, леди, мы не будем идти дальше, - словно извиняясь, говорит один из полицейских – высокий, с пушистыми усами мужчина, лет сорока, может, чуть больше.

- Это ничего, но впрочем, как вам будет угодно, - отвечаю рассеяно, гоняя в голове мысли, зачем же они пришли и что сейчас скажут.

- К сожалению, леди Бонвилл, у нас плохие вести. Хотелось бы сообщить их как-то щадяще, но увы, это невозможно. Ваш супруг, граф Росс Бонвилл, погиб вчера вечером.

- Что? – переспрашиваю, хотя, честно говоря, ждала чего-то подобного.

- Погиб. Вчера, - повторяет констебль.

- Как? Что с ним случилось?

- Сгорел. На постоялом дворе, где граф имел неосторожность заночевать, начался пожар. Погиб он и еще несколько постояльцев. Владелец и работники получили сильные ожоги.

- А почему… имел неосторожность? – спрашиваю, удивленная.

- Видите ли, - констебль неловко переступает с ноги на ногу, - у этого постоялого двора не очень хорошая репутация. Там часто бывают посетители с криминальным прошлым. А хозяину не раз выписывались штрафы за нарушения буквы закона.

- Вероятно, мой супруг не знал об этом…

- Вероятно, - охотно соглашается констебль.

- И как? Что? Я имею в виду… мне же нужно теперь достойно похоронить мужа?

- Вы же понимаете, тело сильно обгорело. По решению судебного пристава, все пострадавшие в огне были преданы земле в одной, общей могиле. Мы понимаем, что для вас, высокородной леди, – это просто вопиющий случай, но по-другому было нельзя. Вы можете обжаловать данное решение в суде и запросить бумаги на перезахоронение, если на то будет ваша воля.

- Нет, нет… благодарю вас, в том нет нужды, - внутренне содрогаюсь при мысли, что придется выкапывать могилу. Нет уж.

- Ну что же, мы все сообщили. Если у вас нет дополнительных вопросов, мы вынуждены удалиться. Служба, видите ли.

- Да. Не смею вас задерживать. Еще раз, благодарю.

- Примите наши соболезнования.

Мы очень церемонно прощаемся, и я с облегчением закрываю дверь. Потом меня догоняет мысль, что я, не успев почувствовать себя женой, стала вдовой и теперь, ко всему прочему, мне нужно рассказать детям о смерти их отца. Все бы отдала, чтобы только этого не делать.

С тяжелым сердцем поднимаюсь на второй этаж и иду к комнате старшей девочки, Шарлотты. И тут меня ожидает сюрприз. Едва я стучусь и захожу, как на меня налетает падчерица, все лицо ее залито слезами, а глаза полны такой лютой ненависти, что мне становится совершенно понятно: она уже знает. На кровати сгорбленно сидит Роберт, понуро уставившись в пол.

- Это ты всё виновата! Ты! Ведьма проклятая! – кричит девочка, не переставая рыдать. – Из-за тебя всё! Папа поехал продавать наше имение в деревне, чтобы у тебя были еще драгоценности! У тебя их полные сундуки, а всё мало! Ведьма алчная!

Оправдываться? Не вижу смысла, я ведь ничего не знаю, и это не обо мне Шарлотта говорит, а о своей мачехе, той девушке, в чьем теле я теперь нахожусь. Поэтому я просто молчу в ответ на ее обвинения, а потом, когда девочка замолкает, говорю:

- Мне очень жаль. Я скорблю вместе с вами.

И не дожидаясь очередных оскорблений, выхожу, аккуратно прикрыв за собой дверь. На сердце тяжело. Когда я умирала, и со мной говорил тот голос, я же его себе не придумала? И я помню, как просила мужа, семью, детей. Но это… это совсем не то, что я просила. Чувствую себя глупой. Столько лет прожила, а ума не нажила. Доверилась каким-то неизвестным силам. И вот, что получила.

Ужин у нас проходит в тишине и изоляции. Дети едят у себя, я – жую сухой хлеб в своей спальне, не в силах еще раз запихнуть в себя похлебку. Кухарка, несмотря на все ее возражения и стоны-всхлипы, на кухне прибралась, более-менее. Конечно, до идеальной чистоты еще далеко, но уже хотя бы паутина не свисает прямо в котел и столы с полами без мусора.

Ложусь спать совершенно обессиленной. В голове крутятся сотни и тысячи вопросов. В том числе и о том, как нам жить теперь? Что делать и откуда брать деньги? На этой ужасной похлебке я долго не проживу, да и детям витамины нужны, а не это переваренное пойло. Шарлотта сказала, что у меня много драгоценностей. Значит, завтра отыщу их и узнаю у кухарки, где тут ближайший надежный ростовщик.

Решив, что это отличная идея, во всяком случае, на первое время нас неплохо выручающая, засыпаю довольно быстро. А ночью ко мне приходит ОН.

Мне снится сон. Какой-то огромный зал. Отполированные до блеска полы, шум разговоров, приятная медленная музыка. Я в красивом, шитом золотом платье нежно зеленого, как молодая листва, цвета. На руках -  длинные перчатки, в пальцах – веер, инкрустированный драгоценностями. Все говорит не просто о достатке, а о богатстве. Мне душно и я выхожу на балкон.

Как-то странно кружится голова. Я не ела сегодня? Сильно затянулась корсетом? Глубоко дышу, стараясь прогнать предобморочное состояние. Подхожу к перилам, хватаюсь за них пальцами, дышу. Совершенно не замечаю, как из дальнего угла этого же балкона ко мне выходит высокая мужская фигура вся в черном. Вздрагиваю и резко поворачиваюсь к подошедшему. Испуганно выдыхаю.

- Ох, вы меня испугали, - говорю, скромно опустив взгляд, но продолжая рассматривать незнакомца сквозь ресницы.

- Простите, милая леди, я не хотел этого. Мне на мгновение показалось, что вам нехорошо и вы можете упасть с балкона, только поэтому я позволил себе к вам подойти.

Незнакомец красив и невероятно притягателен. Его длинные светлые волосы треплет ветер, загорелая кожа кажется темной в свете луны, в отличие от сияющих волос. Я, которая стоит на балконе, восхищена внешностью мужчины, а я, которая смотрит сон, невольно сравниваю его с архангелами. Такой же высокий, сияющий и грозный, несмотря на кажущуюся расслабленность. А еще он очень похож на того, кто мне привиделся, когда я поднималась по лестнице, будучи Ольгой Петровной.

- Благодарю вас, но со мной все в порядке, - улыбаюсь совершенно не присущей мне улыбкой: красивой и обольстительной.

Мужчина рядом со мной хмурится, смотрит, словно увидел что-то непонятное, необъяснимое. Я облокачиваюсь о перила балкона, продолжая стоять к собеседнику лицом. Сначала не понимаю, зачем становлюсь в такую нелепую и крайне неудобную позу, но потом доходит: так красивее выглядит моя грудь в декольте! И от осознания данного факта, не знаю, мне смеяться или спрятаться от стыда. Девочка, в теле которой я сейчас нахожусь, весьма откровенно флиртует с блондином, используя методы прожженной куртизанки.