Мари Руткоски - Проклятье Победителя (ЛП) Страница 37

— Я послал за доктором. Если хочешь, можешь дождаться его. — Голос отца звучал ровно, и, вероятно, только Кестрел смогла бы услышать в нем грустные нотки. — Я бы не предлагал свою помощь, если бы не был уверен в себе или если бы не считал, что будет лучше сделать это сейчас. Но выбор за тобой.

Он встретился с ней взглядом. Что-то в глазах отца заставило Кестрел подумать, что он бы никогда не позволил Айрексу убить ее, что, почувствуй он, что его дочь сейчас умрет, он бы сам выбежал на площадку и вонзил в спину Айрекса клинок, что он бы расстался ради нее со своей честью.

Конечно, Кестрел не могла быть уверена. Однако она кивнула. Генерал отправил раба за чистыми лоскутами, которые затем подложил под ее колено. После этого он подошел к очагу и поднес к огню небольшой нож, чтобы обеззаразить его.

С потемневшим ножом в руке он вернулся к ее постели.

— Обещаю, — произнес он, но Кестрел не знала, обещал ли он, что поможет ей, что знает свое дело или же что спас бы ее от Айрекса, если бы ему пришлось. Нож вошел в плоть, и Кестрел снова потеряла сознание.

*

Он был прав. Кестрел почувствовала облегчение, как только открыла глаза. Ее колено болело и было замотано бинтом, но горячая опухоль спала, а с ней — немалая часть боли.

Отец стоял к ней спиной, глядя в темное окно.

— Тебе стоило бы освободить меня от выполнения нашей сделки, — сказала Кестрел. — Теперь, с больным коленом, армия меня не примет.

Он обернулся и ответил на ее слабую улыбку своей.

— И не надейся, — ответил он. — Твоя рана не серьезна, пусть и болезненна. Скоро ты встанешь на ноги, а до конца месяца будешь нормально ходить. Это не необратимое повреждение. Если ты сомневаешься в моих словах и считаешь, что я ослеплен надеждой увидеть тебя офицером, спроси у лекарки, она скажет тебе то же самое. Она в гостиной.

Кестрел посмотрела на закрытую дверь своей спальни и задалась вопросом, почему лекарка осталась снаружи.

— Я хочу спросить у тебя кое-что, — произнес генерал. — И предпочту, чтобы она не слышала.

Внезапно Кестрел показалось, что у нее было ранено не колено, а сердце. Что его пронзили кинжалом и теперь оно истекало кровью.

— Что за сделку ты заключила с Айрексом? — спросил ее отец.

— Что?

Он окинул ее невозмутимым взглядом.

— Для тебя дуэль продвигалась плохо. Затем Айрекс замешкался, и между вами, судя по всему, произошла интересная беседа. Когда дуэль возобновилась, Айрекса будто подменили. Он бы не проиграл тебе — по крайней мере таким образом; вероятно, ты сказала ему что-то, что заставило его.

Кестрел не знала, как ответить. Когда генерал задал свой вопрос, она почувствовала огромную признательность, что он не выведывает побудившие ее к дуэли причины, и пропустила некоторую часть его слов.

— Кестрел, я просто хочу убедиться, что Айрекс не получил над тобой какой-либо власти.

— Нет. — Она вздохнула, разочарованная, что отец разоблачил ее победу. — Наоборот, я имею власть над ним.

— Ага. Хорошо. Ты расскажешь мне, как добилась этого?

— Мне известна тайна.

— Очень хорошо. Нет, не говори мне, что это за тайна. Я не хочу знать.

Кестрел посмотрела в огонь. Она позволила пламени заворожить ее взгляд.

— Ты думаешь, для меня имеет значение, как ты победила? — тихо спросил генерал. — Ты победила. Как — не важно.

Кестрел подумала о Геранской войне. О страдании, на которое обрек эту страну ее отец. О том, как его действия сделали ее госпожой, а Арина — рабом.

— Ты действительно в это веришь?

— Да, — ответил он. — Верю. 

*** 

Арин услышал, как скрипнула дверь в барак. Этот звук мгновенно заставил его подняться на ноги, потому что только один человек мог прийти сюда так поздно ночью. Затем он разобрал первый тяжелый шаг, и его руки отпустили металлические прутья. Это были не ее шаги. Они принадлежали человеку крупному. Грузному, медлительному. Скорее всего, мужчине.

К камере Арина приближался пульсирующий свет факела. Увидев, кто нес его, Арин отпрянул от решетки. Перед ним стоял оживший кошмар детства.

Генерал вставил факел в держатель. Он вперился взглядом в Арина, замечая его свежие синяки, его рост, черты лица. Лоб генерала нахмурился еще сильнее.

Мужчина был совсем не похож на дочь: сплошная гора массы и мускулов. Но в том, как генерал поднял подбородок, как в его глазах опасно блеснул острый ум, Арин узнал Кестрел.

— С ней все в порядке? — спросил Арин. Не получив ответа, он повторил фразу на валорианском. И, уже унизив себя вопросом, не задать которого он был не в силах, Арин добавил кое-что, что клялся никогда не произносить: — Господин.

— Она в порядке.

Арина охватило необычное ощущение, похожее на сон или внезапное отсутствие боли.

— Если бы я мог выбирать, я бы убил тебя, — сказал генерал, — но от этого разговоры только усилятся. Тебя продадут. Не сразу, потому что я не хочу, чтобы подумали, будто я реагирую на скандал. Но скоро. Некоторое время я проведу дома и буду следить за тобой. Если только ты приблизишься к моей дочери, я забуду про трезвый расчет. Я прикажу разорвать тебя на части. Ты понял? 

Глава 23

Приходили письма. В первые дни после дуэли Кестрел хваталась за них с пылом, отчаянно желая отвлечься от заточения в постели и узнать, что думает о ней теперь общество. Должно быть, она заслужила уважение, победив лучшего в городе бойца?

Но по большей части письма приходили от Джесс и Ронана и были наполнены ложным весельем. А затем Кестрел получила записку.

Маленькую, сложенную пухлым квадратиком. С черной печатью. Начертанную женской рукой. Не подписанную.

«Думаешь, ты первая? — спрашивалось в ней. — Единственная валорианка, которая легла в постель с рабом? Дурочка!

Позволь мне объяснить тебе правила.

Не веди себя так открыто. Почему, как ты думаешь, общество позволяет сенатору вызвать к себе вечером красивую служанку? Или дочери генерала совершать длительные прогулки в экипаже со столь изысканной «свитой»?

Не потому, что тайные связи недопустимы. Все дело в том, что, притворяясь, будто они недопустимы, мы можем закрыть глаза на тот факт, что позволяем себе поступать со своими рабами так, как того пожелаем».

Кестрел почувствовала, как ее лицо вспыхнуло. Затем оно смялось, подобно листу бумаги в ее кулаке.

Она выбросит записку в огонь. Забудет о ней, забудет обо всем.

Но, как только она приподняла под одеялом правую ногу, ее колено протестующе закричало. Кестрел села на постели и посмотрела в огонь, а затем на свои босые ступни на полу. Она дрожала и сказала себе, что это из-за боли в ее перевязанном колене. Из-за того, что ноги не могут удержать ее вес, и она не в состоянии сделать что-нибудь столь простое, как встать с кровати и пройти по комнате.