Я признала хаос (СИ) - Карпо Катти Страница 39

И теперь фотку можно с легкость уничтожить…

Но вместо этого я закатываю глаза и водружаю рамку на прежнее место. В отместку за мою заоблачную лояльность нужно отколошматить Виви. Кто, если не он, вручил малышне наше общее изображение?

‒ Так, бандитская группировка. – Елозя бедрами, чтобы получше устроиться в прижатой к моему боку слоистой горке из одеяла, подцепляю ногой корзинку за ручку и хватаю первую попавшуюся пиалу. – План прежний: кушаем пудинг и на бочок. Как вам?

Отрицательного ответа не приемлю. Мне срочно нужно покинуть комнату. И хотя вся эта заячья нора, несмотря на особенности ее обитателей, никак не давит на меня, желание сбежать все равно лишь нарастает.

‒ Передашь хвостику?.. То есть брату? – Сую пиалу с пудингом Эли в руки, и тот с готовностью выполняет поручение.

А я вдруг мучительно задумываюсь, называла ли я когда-нибудь их по именам? Или только по прозвищам? При этом оба носят мои самые любимые имена… А скопированная с меня глазастость, ‒ хочешь-не хочешь ‒ а заставляет помнить, кто передо мной.

Надо ли добавить больше вежливости нашим отношениям? Или это слишком опасно? Ведь стоило Сэмюэлю подарить мне имя, и я мгновенно пала жертвой его чар. И бродила в забвении, не обращая внимания на то, что тот испытывает ко мне совершенно иные чувства. Пожалуй, моя проблема в том, что я слишком большое значение придаю привязанности.

Привязавшись к Сэмюэлю, я приняла возникшие чувства за любовь женщины к мужчине, тогда как моя благодарность и симпатия не сильно отличались от того, что я чувствовала к Четыреста пятой.

Мне нельзя привязываться к кому-либо. Это ослабляет и душит.

Не умею я… Показывать особые чувства. Никто меня не учил. Только, может быть, Четыреста пятая. Просто так, бескорыстно, своей заботой и беспокойством.

Мучаю ткань пижамных брюк на бедре, сжимая и оттягивая ее. И разок случайно ущипнув саму себя, чертыхаюсь и немного грубовато впечатываю вторую пиалу в ладошку протянутой руки Эли.

‒ Эй! ‒ Лирис роняет собственный пудинг, в мгновение ока преодолевает разделяющее нас расстояние по одеялу, перегибается через брата и, схватив за воротник, тянет меня к себе. ‒ Полегче с ним. Будь мягче, а иначе ничего хорошего Лиллоу о тебе не услышит.

‒ То есть надо слушаться тебя? ‒ Тоже клонюсь вперед, напирая на шипящего мальчишку не меньше, чем он сам.

‒ Да… Делай то, что говорю. ‒ Лирис хмурится и явно с трудом сдерживается, чтобы не отпрянуть от меня, неожиданно оказавшейся совсем близко.

‒ Сначала требуешь держаться подальше, затем не ясно за что благодаришь, потом липнешь без причины, долбаешь суперсилой и под конец пытаешься повязать поводок, ‒ выдаю я тираду и недобро ухмыляюсь. ‒ Что за дела, хвостик? Страдаешь от эмоционального шторма?

‒ Я не…

Лирис останавливается, конец фразы утопает в глухом рыке.

Сердится. И даже очень.

‒ Чуть на одеялко не вытек! ‒ Между нашими злобными физиономиями впихивается пиала. Эли в полусогнутом положении балансирует на коленях, удерживая сразу свой пудинг и спасенный брата. ‒ Держи! Пора кушать. И мамочка не делала мне больно.

‒ Никакая не ма… ‒ Цыкаю, напоровшись на острый взгляд Лириса, которым вполне можно вспарывать животы.

‒ Покормишь меня? ‒ Эли, в отличие от братца, псевдоприказами не разбрасывается, а облачает вопрос в мягкие интонации просьбы.

‒ Ну, а почему бы и нет.

Ух, как же мне хочется позлить Лириса ‒ сил нет. И я испытываю настоящее наслаждение, пока зачерпываю пудинг из возвращенной пиалы и слегка неловко, но метко запихиваю ложку за щеку Эли. Старший брат, не удосужившийся вернуться на свою половину кровати, сосредоточено наблюдает за моими движениями.

‒ Присоединяйся, ‒ безмятежно предлагаю я, уже с большим усердием укладывая сласть в малюсенький рот малявки, который Эли с готовностью распахивает при приближении ложки. Проглотив угощение, младшенький каждый раз расплывается в улыбке.

‒ Что? ‒ чуть припозднившись с реакцией, переспрашивает Лирис, с заметным напряжением следя за нашим взаимодействием.

‒ Лопай свой пудинг. ‒ Указываю ложкой на пиалу, которую мальчишка крепко держит в руках. ‒ Пока снова не решил где-нибудь его повалять.

По-моему, он хочет сказать в ответ что-то едкое, но, покосившись на довольного Эли, передумывает. Молча усаживается на одеяло и нехотя выковыривает из своего пудинга кусочек. Попробовав, несколько секунд хмурится, а затем быстро забрасывает в рот еще пару ложек.

‒ Что, вкусненько?

Лирис вздрагивает и ошарашено смотрит на меня. Видимо, не ожидал, что я тоже способна слежку вести.

‒ Не очень. ‒ Спрятав глаза, Лирис усердно скребет ложкой по краю пиалы.

‒ Вкусненько, вкусненько. ‒ Эли ловит мою руку в ловушку своих ладоней и уверено сообщает: ‒ Лирис тоже так думает.

Торжествующая улыбка так и лезет на лицо. И я отпускаю ее на волю в угоду своему мерзотненькому характеру.

В корзинке остается третья рассчитанная на меня порция. На нее не претендую, рассчитывая слинять сразу же, как последний кусочек пудинга исчезнет в бездонной ямке растущего организма Эли. Старший, несмотря на то и дело сморщивающийся нос, съел свою сладость гораздо раньше.

Но зря я рассчитывала, что легко отделаюсь. Пора бы усвоить, что моего нового противника не так-то просто сокрушить.

‒ Нужно убедиться, что Эли заснул, ‒ пресек мой подскок к выходу Лирис. ‒ Тебе. Нужно. Убедиться.

Ах ты, дьявольский властный господин номер два!

Плюхаюсь обратно на постель, вновь подбросив этим движением Эли ввысь.

‒ Спи. ‒ Строю серьезную мину и перебираю интонации, силясь овладеть гипнозом всего за пару секунд. ‒ Спи-и-и. Спать. Спатюшки.

Кажется, я действую неправильно. Вместо того, чтобы отрубиться и позволить мне, наконец, выскочить на свободу, Эли наоборот неимоверно воодушевляется и с восторженной сосредоточенностью глазеет на меня в ответ. По всей видимости, избыток внимания с моей стороны его совершенно не усыпляет, а подзаряжает, как лучи солнца чертову солнечную батарею.

‒ Ты его не успокаиваешь, ‒ ровным тоном замечает Лирис.

‒ Да ты что?! ‒ притворно удивленно восклицаю я и запускаю в старшего одного из плюшевых зайцев. Ушастый ударяется об его плечо и падает на мальчишечьи колени. Лирис изумленно моргает, затем опускает взгляд на игрушку.

Так, похоже, я повредила в нем какую-то систему. Шуток не понимает? Или просто не ожидал, что я буду настолько фамильярно вести себя с ним? Странно-странно-странно. Пора бы уже привыкнуть, что у меня беда с манерами. Как у Виви с его приоритетами.

Да что за черт?! Мои мысли то и дело соскальзывают на него. Может, дело в том, что в детях ярко угадываются его черты? А вот непривычный для Иммора цвет глаз ‒ словно дерзкий выпад в систему мироздания.

‒ Ты жила в Клоаке? ‒ внезапно спрашивает Эли.

Любопытная мелкота. Как много им рассказал Виви? И сильно ли меня волнует их психика? И должна ли я вообще о них беспокоиться?

‒ Да. ‒ Отслеживаю реакцию Лириса. Он ‒ мой предупредительный сигнал.

А раз я зацикливаюсь на этом, значит, мне не совсем уж плевать на пацанят. И это крайне паршиво.

‒ Четыреста пятая была очень хорошей, да?

Поджимаю губы, в горле встает ком. Давно я такого не чувствовала. Быть может, дело в том, что воспоминания о ней будит такой малявка как Эли. И ее подобие имени слетает с его детских нежных губ.

Раз им известно и это, Виви скорее всего не скупился на роскоши сведений обо мне.

‒ Очень хорошей, ‒ сглатываю, отворачиваюсь и принимаюсь рассматривать кукольный домик. ‒ Заботилась обо мне. Постоянно.

‒ Как мама? ‒ Эли укутывается в одеяло и замирает в ожидании моего ответа. ‒ Она стала твоей мамой?

‒ У детей Клоаки нет родителей. И семьи. Нет ничего.

‒ Четыреста пятая была твоей семьей, ‒ вмешивается Лирис. И, пряча глаза, чуть тише добавляет: ‒ Значит, она и наша семья.

‒ Да чтоб тебя, а… ‒ Швыряю в мальчишку еще одного зайца, а в пузо другой игрушки вжимаю лицо.