Я признала хаос (СИ) - Карпо Катти Страница 40

Моя агрессия сейчас настолько напускная, что, боюсь, это заметят даже белобрысики. А как была бы счастлива Четыреста пятая, услышав, как эти двое легко и без единого сомнения причисляют ее к членам своей семьи.

Надеюсь, они не слышали, как я только что постыдно шмыгнула носом.

‒ Ладно, поваляюсь рядом. Так уж и быть. А то отхватил себе мягкую перинку! ‒ Бухаюсь на подушку рядом с Эли и с суровым видом предлагаю ему: ‒ Выбирай: спать или спать? Выбор сложен, не прогадай.

Глава 20. Разрушая защиту

Плененное сегодня

Открываю глаза и одно долгое затянувшееся до абсурда мгновение взираю на декоративную птицу на люстре. Заячья комната Эли. Я по-прежнему нахожусь в ее пределах. И, судя по тишине, охватившей поместье, сейчас глубокая ночь.

Прекрасно. Белобрысые чертики в очередной раз подтвердили стопроцентное родство с Виви. Рядом с ним я тоже творила то, что никак от себя не ожидала, ‒ спокойно погружалась в сон.

И теперь и с этими приставучими малявками повторилась моя глупейшая ошибка. Им удалось усмирить мою мнительность, и я, как и с Виви, пропустила момент, когда позволила себе полностью расслабиться.

Бесшумно поскрежетав зубами с досады, поворачиваю голову и останавливаю взгляд на лице спящего Эли. Похоже, сегодня кошмары его не мучают. Мальчишка выглядит умиротворенно, пока сладко посапывает под своим одеяльцем, усыпанным узорами из заячьих силуэтов. Он жмется правым виском к моему плечу, а между крепко сжатых пальцев торчит смятый краешек рукава моей футболки.

Подобрался вплотную, да еще и вцепился как утопающий в мимо проплывающую деревяшку!

Протянутая рука замирает над кулачком Эли. Поджимаю губы, теряясь в череде нелепейших мысленных вопросах: а как же отцепить его от себя? А вдруг я дерну, и он проснется?

Да что за проблемы я себе набираю, в конце-то концов?!

Однако, несмотря на внутреннюю перебранку с самой собой, я так и не решаюсь освободить свой рукав от власти маленьких пальцев. Вздохнув, приподнимаю голову и, заметив новый объект на кровати, вздыхаю еще раз.

Лирис тоже остался с ночевкой. И в данный момент не менее сладко спит неподалеку от брата. Он ведь вполне мог уйти к себе в комнату, потому что накануне сумел максимально успешно вытряхнуть из меня всю полезность и вроде как достиг поставленной цели. А еще старший братец заснул явно позднее меня, так что ничего не мешало ему ретироваться из моего неприятного общества.

Но нет, он остался. Не знаю даже, как на все это реагировать.

Затылка касается жар ‒ нечто пламенное и невесомое, призывающее на буйство миллион мурашек и одновременно гоняя холодок вдоль моего позвоночника. Как чей-то до одури пламенный и раздражающе пристальный взгляд.

Поворачиваю голову в противоположную от идеалистической сцены сторону и, присмотревшись к наблюдателю, издаю нечто из категории хрипящего кряканья приболевшей утки. Представшая передо мной картина тешит мое самолюбие своей забавностью: сидящий в ушастом заячьем кресле Виви. Массивное тело мужчины, облаченное в белоснежные футболку и пижамные брюки, втиснуто в нутро абсолютной мебельной пушистости. И даже в этом нелепом антураже Виви умудрился устроиться эффектно. Как на чертовом ангельском троне.

В его позе чувствуется расслабленность. Он сидит не прямо, чуть клонясь вбок и подперев подбородок кулаком, а пальцы его левой руки то ли изображают на мохнатом подлокотнике неспешную игру на пианино, то ли просто лениво поглаживают поверхность.

И сколько он так просидел, наблюдая за мной?

Облизываю внутреннюю сторону нижней губы и, наспех натянув на лицо маску невозмутимости, хриплым шепотом осведомляюсь:

‒ Поинтереснее зрелища поразвлечься найти не мог?

Комната погружается в тишину, и вдруг…

‒ Не найдется в мире картины прекраснее.

Я бы предпочла, чтобы в моей голове бурно отплясывали отзвуки слуховых галлюцинаций. С окаменевшим лицом и выпученными глазами слежу за неподвижным силуэтом владыки проклятого поместья. И хладнокровие гордячки с жуткими воплями тонет в звучном и болезненно быстром ритме сердцебиения.

‒ Не существует, ‒ добавляет Виви, будто подводя итог тяжелому многовековому эксперименту. Полностью уверенный в каждом сказанном слове.

Не найдя ответа, начиненного бы должным уровнем провокации, отворачиваюсь и сосредоточенно принимаюсь рассматривать потолок. И почему люди не обладают способностью мгновенно становиться невидимыми? Или стремительно переноситься из одной точки в совершенно иную вселенную? Зная о людской склонности к жестокости, можно представить сколько злоупотреблений породили бы такие силы. Однако как же замечательно было бы исчезнуть прямо сейчас.

Слышу тихие шаги. На меня падает тень. Виви наклоняется, но его руки тянутся вовсе не ко мне. Он поправляет одеяло на Эли, медленно проводит ладонью по светленьким встопорщенным волосам и тихонько касается кончика носа мальчишки. Затем Виви оглаживает кулачок младшего малявки и бережно подцепляет своими длинными пальцами его малюсенькие пальчики – один за другим, освобождая мой рукав от детской хватки. Кратковременная сценка походит на демонстрацию наивысшего искусства, овладеть которым способны лишь избранные.

Присматриваюсь к выражению лица спящего. Сон Эли все также спокоен. Больше он ничего не пытается схватить, а лишь разок трется щекой о подушку, будто что-то выискивая, но миг спустя уже вновь тихонько посапывает.

А Виви бесшумной тенью уже огибает кровать. Длинные локоны Лириса рассыпаны по подушке, мальчишка безмятежно спит на занятой половине постели, без зазрения совести пользуясь половиной одеяла младшего брата. Виви проделывает те же искусные фокусы, что и ранее: поправляет одеяло, осторожно касается светлых волос старшего. Ни один из детей так и не просыпается.

Угрюмо наблюдаю, как он возвращается по тому же пути и на этот раз склоняется ко мне. Заманчивая полуулыбка украшает его бледное лицо, обрамленное сиянием от ночника.

‒ Останешься?

Мотаю головой, с удовольствием приминая затылком подушку, но медленно, чтобы излишним шевелением не перебудить заячий лужок. Потревоженная наволочка источает легкий аромат сахарной ваты.

‒ Ну уж нет, ‒ шепотом бурчу я. ‒ Хочу свалить.

Наверное, это часть какого-то дерзкого продуманного хода. Не могу издать ни звука, когда Виви вдруг без предупреждения подхватывает меня на руки и неспешно несет к выходу. Останавливается лишь раз, чтобы что-то взять со столешницы, при этом качнув меня вниз и вверх, как на качелях.

Я могу возмутиться. И способна сделать это громко и отчаянно.

Но вопреки внутренним порывам, сохраняю идеальную тишину, разбавляемую лишь шелестом моего неровного дыхания. Спокойный сон малявок – вовсе не мое дело, однако я, ни разу так и не пикнув, позволяю себе лишь страшно выпучивать глаза на Виви.

‒ Опусти, ‒ шепотом рычу я, когда мы оказываемся в главном коридоре.

Держа на весу, он приподнимает чуть выше мои бедра и легонько взмахивает в воздухе моими босыми ногами. Домашняя обувь осталась в заячьем раю.

‒ Пол холодный, ‒ мягким тоном, прямо противоположным моей колючести, предупреждает он.

‒ Да мне по фиг! Я не неженка. Пусти.

Виви, будто послушавшись, делает остановку у лестницы – по странному стечению обстоятельств именно там, где ранее сошлись наши с малявками пути. Отворачиваюсь от него и напряженно приглядываюсь к ночному мраку, готовясь перетерпеть неприятную прохладу пола после тепленького гнездышка мягкой детской постели.

Однако вместо того, чтобы опустить на ноги, Виви внезапно прижимает меня к груди и прежде, чем я успеваю дать отпор, подбрасывает какой-то предмет. На мои колени с выверенной точностью приземляется корзинка. Та самая, что по-прежнему хранит в своем нутре мою хорошенько запечатанную порцию пудинга.

Так вот что он стащил со стола.

Пока я прикидываю, зачем он взял с собой последнюю пиалу, Виви успевает протащить меня до нашей… точнее, его комнаты. Увидев перед собой знакомую дверь, решаю сохранить силы на сопротивление какого-либо иного рода ‒ на будущее.