Пушкин, кружка, два ствола - Юлия Стешенко Страница 39

собственно, и пялится Женя Онегин. Внизу, в креслах перед сценой сидят исключительно мужчины. Они вставить и пропускать Женю не собираются — но и он не страдает избытком любезности. Поэтому движется к цели прямо по ногам. Будь в зале дамы, такой вольности Онегин себе никогда бы не позволил. Всего один крохотный факт — но сцена сразу обретает глубину, а характер героя получает очень убедительную черту. Теперь еще один фрагмент, из той же главы, — Дина взяла со стола стопку книг и пошла вдоль столов, раскладывая перед каждым присутствующим одинаковые томики Пушкина. — Откройте на девятой странице. Пока благородные господа смотрят балет, слуги ждут окончания представления. «Еще, прозябнув, бьются кони, наскуча упряжью своей, и кучера, вокруг огней, бранят господ и бьют в ладони — а уж Онегин вышел вон; домой одеться едет он». Ну, с лошадьми понятно — им надоело стоять запряженными. С Онегиным тоже все ясно — он модный парень и к вечерней тусовке хочет переодеться поэффектнее. А что с кучерами? Вокруг огней — у кого-то есть предположения, о каких огнях идет речь?

— Фонари, — поднял руку Маркушев. — Ну плохо же в темноте сидеть. Вот они и собрались под фонарями — покурить там, поговорить.

— Хорошая версия, молодец. Логично рассуждаешь. Но, к сожалению, неверная. Представьте себе — северный город Питер, поздняя осень или зима. Представление длится не десять минут и не двадцать — кучер должен ждать на морозе полтора-два часа, а может, и больше. Теперь есть идеи?

Школьники, нахмурившись, прикидывали варианты.

— Инфракрасные обогреватели включили! — не выдержал наконец Маркушев.

— Отлично! Ты будешь очень удивлен — но ты почти угадал. Не инфракрасные, но действительно обогреватели. Кучера жгли костры. Да, прямо на центральных улицах Питера. Да, прямо под театрами. А что поделать? На улице дубак, в театр не пускают, уйти в ближайший кабак нельзя — вдруг барин выйти соизволят. Вот и грелись бедняги, как могли. В описании быта девятнадцатого века Пушкин точен, как фотоаппарат. Но если вы не знаете, о чем именно идет речь — обилие таких вот деталек действительно вводит в недоумение. Половина текста остается непонятой — а это не слишком-то способствует интересу. Но мы пропустим эти детали. Давайте-ка вместе прочтем четвертую строфу.

Медленно, спотыкаясь на каждой строке и разбирая все, что сложнее банального бытописания, ученики все-таки одолели пару страниц — и вынесли коллективный вердикт о личности Евгения Онегина. Бабник. И выпендрежник.

— Совершенно верно. И бабник, и выпендрежник. А еще не слишком-то любит читать — и это в мире, в котором информация передается только через текст. Интернета нет, кино нет, даже радио, прости господи, нет. Либо ты читаешь книги — либо ты не знаешь ничего, кроме сплетен. Женя последовательно выбирал только развлекательную литературу, поэтому был довольно приятен в общении. Как и любой человек, который завалит вас ворохом анекдотов, баек из жизни и собственными шутеечками. Но при этом современный человек хоть в чем-нибудь да разбирается на профессиональном уровне. Менеджер знает, как вести дела на фирме, водитель — как автобусом управлять, плотник табуретку какую-нибудь сделать может. Но Онегин-то — дворянин! Причем дворянин крайне специфический. Не армейский офицер, не служащий, не чиновник. Он просто ездит по балам и цепляет телочек.

— Шоб я так жил! — вскинул руки в победном жесте Маркушев.

— Если заимеешь собственную деревеньку с крепостными — запросто. А пока деревни нет — придется учиться. Попробуй ответить на вопрос: зачем Пушкин так долго и обстоятельно описывает привычки и образ жизни Онегина? Вот эти вот десятки строф практически без действия — для чего они в книге?

— Ну… — поскреб в затылке Маркушев. — Раскрывают характер героя!

— С ума сойти. Маркушев, да ты, оказывается, Марию Степановну слушаешь!

— Ну так… иногда… — смутился пойманный на горячем Маркушев. — Я не все время!

— Не бойся, мы никому не скажем. К тому же ты совершенно прав. Пушкин действительно очень подробно знакомит нас с героем. Человек ведет себя сообразно характеру, опыту и воспитанию. Чтобы понять, что именно сделал Онегин и для чего, мы должны знать, что он за человек. Ну так вот — теперь мы это знаем. Кстати, вопрос на засыпку. Строфа тридцать семь — откройте, пожалуйста. И прочтите самый конец. Алина, будь так любезна.

— И хоть он был повеса пылкой, но разлюбил он наконец и брань, и саблю, и свинец, — послушно прочитала девочка.

— Молодец. Итак. Как мы выяснили, в армии Онегин не служил, в полиции тоже, агентом на спецзадании не был. А сабли и свинец ему наскучили. Как такое может быть? — Дина подождала, но подростки только недоуменно хмурились и пожимали плечами. — Ладно, даю подсказку. Где дворянин мог использовать пистолеты и саблю, кроме как по службе и в бою? Вот, скажем, мушкетеры — где еще они активно шпагами размахивали?

— На дуэлях! — азартно взвизгнула, подпрыгнув на месте, Алина. — Мушкетеры на дуэлях сражались!

— Точно! И сабля, и пистолеты — классическое дуэльное оружие. А раз уж они успели наскучить — в поединках Онегин участвовал не один и не два раза. Женя — опытный дуэлянт. Всего три строки — а Пушкин уже предупредил нас, чем закончится поединок с Ленским. Наивный прекраснодушный студентик и опытный столичный бретер… Исход очевиден. Так что повторяю еще раз — в романе нет лишней информации. Есть моменты, которые нам сложно понять — но они точно не лишние. Давать задание к следующему уроку я не буду. Книга сложная, в одиночку вы с ней не справляетесь. Значит, будем разбирать вместе. И посмотрим, такая ли лапочка Татьяна, как о ней пишут в учебнике литературы.

Дождавшись, когда ученики, распихав по карманам остатки шоколадок, уйдут, Дина прикрыла глаза и перевела дух. Чертов «Онегин» был слишком сложным — явно сложнее, чем беззаботное порхание по окололитературным фактам. Но, кажется, Дину слушали. И даже немного понимали.

Составляя чашки одна в другую, Дина пошла вдоль стола — и чуть не выронила шаткую фаянсовую башню, когда дверь открылась.

— ДинМаратовна, вам помочь? — бочком протиснулся внутрь Маркушев.

— Нет, спасибо, Гриша. Я сама справлюсь.

— Давайте, чего там, — почти насильно выдернув у нее из рук чашки, Маркушев деловито исчез за дверью. Через пять минут он вернулся с подкатанными рукавами. — Вот, я в туалете