Наречённая. Книга 1 (СИ) - Богатова Властелина Страница 4

Он закаменел, когда взгляд его углубился между ее ног. Во рту все пересохло от вида ее розовых складочек, таких сокровенных, манящих, словно бутон лотоса, который еще не раскрылся. Маар облизал пересохшие обветренные губы. Небесные вседержители, зачем он это все делает? Он спиной чувствовал дверь, но не мог заставить себя выйти, зная, что в любой момент сюда мог завалиться кто угодно, он слышал за бревенчатыми стенами голоса воинов, чувствовал, как на горизонте забрезжили первые лучи. Ему нужно было поторопиться, но он стоял и поедал взглядом эту маленькую ассáру, ощущая, как его член жаждет немедленно оказаться в этом узком, тугом и влажном лоне, растягивать его, врываться. Он хочет ее до рези и багровых всполохов в глазах. С этим нужно что-то делать, иначе его просто разорвет на куски от острого вожделения. Он оказался очень неосторожен, Маар не ожидал встретить в этом захолустье ассáру, он не был готов впервые в жизни.

Страж расстегнул ремни своей брони, скинул с себя, бросив на пол, обхватил ее колени крепче, рывком придвинул ближе, прижимаясь пахом к ее лону, содрогаясь, едва не испепеляя ткань штанов. Он обхватил ее затылок, нависая, вдавился бедрами между ее ног жадно, исступленно и кончил прямо в ткань штанов, настолько остро, ослепительно больно. Содрогаясь крупной дрожью, вдыхая запах ее виска, завитков волос, мучительно застонав, он бессильно потерся о спящую ассáру, проклиная себя за это, дыша судорожно, надрывно. Отстранился, когда взгляд прояснился, а дрожь перестала бить его тело. Отсветы огня играли переливами на красивом лице девушки, густые тени от ресниц падали на ее скулы, и мягкие губы были так близко сейчас. Маар крепко выругался, понимаемая, что этого было слишком мало, он хочет ее еще, он хочет проникнуть в лоно, заполнить ее изнутри, кусать ее соски и вдалбливать в этот стол безостановочно и безумно.

Маар отстранился, решая поскорее избавить ее от яда и уйти. Он накрыл ее живот ладонью, вливая свой огонь в ее тело. Истана застонала во сне, но чары были крепки, она не смогла проснуться. Когда Страж закончил, он подхватил плащ и накрыл ее, сам отошел к очагу, кинул еще дров. Найдя глазами в хижине бадью с ключевой водой, он немедленно напился жадно, делая большие глотки, а потом распустил тесьму штанов и смыл следы уже подсохшего семени со своего члена, отерся полотенцем. Женщин в его жизни достаточно, чтобы утолить его голод, он имел их, когда хотел и как хотел, ему даже не нужно было прилагать к тому усилий, они сами прыгали к нему в постель. Он трахал и тех девственниц, что так желали, чтобы он был первым. Но ни одна не вызывала в нем столь бурного отклика. До помутнения. И это плохо.

Маар чуть повернулся, слыша размеренное дыхание ассáру. Теперь она была в тепле и размягченная, ее жизни уже ничего не угрожает, хотя, с какой стороны посмотреть. Маар ощутил, как кровь в жилах вновь начинает сгущаться, и поспешил покинуть хижину.

1_4 Истана

Я не помнила, в какой миг отключилась, помнила только, как Маар стоял ко мне спиной у очага, а потом он оказался рядом и заставил посмотреть ему в глаза. В тот миг я растворилась в его глазах, черных с бордовым, как виноградное вино, отливом. Они окутывали и одновременно жгли, проникая в самую душу, заставляя стенать на раскаленном лезвии ножа. А потом темнота. И во всей это тягучей, такой невероятной реальности я ощущала на себе чьи-то прикосновения, ладонь на своей груди, тягучий взгляд, бесстыдно и жадно ласкающий всю меня, тяжелое дыхание. Оно обрушивалось на все тело, придавливая к столу, и этот жар, будоражащий, пульсирующий, вынуждал извиваться. Мне, конечно, снились эротические сны, но таких беспощадно явных, бесстыдно откровенных — нет. И когда я вновь открыла глаза, все это свалилось на меня рухнувшим небом, лицо страшно горело, и, наверное, краснело до самых корней волос.

Я проснулась, вновь обнаружив себя не в своей уютной квартире, а в мрачной, пропитанной смоляным запахом лачужке. Кошмар продолжался. Паника было накатила с новой силой, но она не успела завладеть мной, потому что я была не одна.

У очага женщина в простеньком платье, в чистом опрятном переднике, в платке, завязанном замысловатым узлом, наливала из котелка что-то в плошку. Она повернулась, когда я пошевелилась. И тут я с ужасом обнаружила, что совершенно голая, лишь прикрыта грубым плотным и неимоверно тяжелым сукном.

— Проснулись, — бодро поприветствовала она.

Женщина оказалась приятной наружности, с зелеными, как весенняя листва, молодыми глазами. Улыбка была ее ласковой и доброжелательной.

— Где я? — спросила, поморщившись, обращаясь с тем же произношением.

Откуда-то изнутри тянулись знания этого странного, непривычного мне языка. Говорят[г1], такое бывает, когда вспоминаешь что-то из прошлых жизней под воздействием сильнейшего потрясения, но что-то во мне явно пробуждалось. И лучше поддаться этим изменениям, иначе можно просто рехнуться от всего, что происходит со мной.

— Мы в Сожи, — женщина моему вопросу не удивилась, напротив, на ее лицо легла тревога, сожаление и страх. — Не волнуйтесь, все уже позади, — добавила утешительно.

Я вспомнила, что на это селение напали какие-то твари, и все волоски на моем затылке приподнялись от осознания, что и сама я была в шаге от смерти.

— Как вас зовут?

— Лаура, — смущенно откликнулась она.

— А мои родственники? — спросила я осторожно.

Женщина взяла деревянную чашу, поднесла мне.

— К сожалению, никто не выжил.

Я приняла плошку с теплыми боками, источающую травяной пряный запах. Решила пока не продолжать этот разговор — лучше не знать тех, кого никогда не знала.

— Пейте, это придаст вам сил.

За стенами послышались голоса, поднимая во мне тревогу. Из щелей уже сочился свет, и я поняла, что начался восход, но убедиться в этом окончательно не могла — окна здесь если и имелись, то были закупорены наглухо.

— Кто они?

Горечь с лица Лауры испарилась.

— Стражи Его Сиятельства во главе с Мааром ван Ремартом.

Очень содержательно. Я горько усмехнулась. Но, наверное, этот титул имел для людей здешнего мира особое значение, и судя по внешности стражей, не безосновательно. Хотелось узнать больше, но пока я размышляла над услышанным, делая маленькие глотки снадобья, обжигая губы и пытаясь уложить ту информацию, которую получила, в хижину вошел он, тот самый титан, что хотел еще недавно добить меня. Я обожгла язык и едва не поперхнулась, когда мне на колени он свалил охапку одежды, холодную с мороза.

— Что это? — только и смогла спросить, невольно сжимая пальцами сукно у подбородка, но казалось, мужчина видит меня сквозь него, таким хлестким был его взгляд.

— Оставь нас, — велел он Лауре, даже не посмотрев в ее сторону.

Женщина, опустив голову, незамедлительно подскочила, как ошпаренная, вылетела прочь. Похоже, не даром я чувствовала от него опасность. Маар ван Ремарт…

— Это твоя одежда. Мы и так задержались тут надолго, одевайся, нам пора уезжать.

Я бросила взгляд на одежду, а потом на Стража. Нет, я не смотрела ему в глаза, это было невозможно. Под его взглядом, таким резким, таким удушливым я чувствовала, как горло сжимается.

— Не вынуждай меня ждать, ассáру, — облокотился он о столб, подпирающий потолок.

Что? Он хочет, чтобы я одевалась перед ним? Я сглотнула.

— Может, ты выйдешь?

Наверное, эта просьба была моей шибкой, потому что ван Ремарт в два шага пересек комнату и сдернул меня со стола, подхватив падающую чашку и отбросив прочь.

— Запомни, accápy, здесь приказываю я. Если я сказал «одевайся», значит, ты одеваешься.

Грубая холодная кожа перчаток царапала, ван Ремарт не рассчитывал силу, стискивая мои плечи до хруста в лопатках. Я не поняла, в какой миг волна гнева накатила на меня от этой дерзости, не вписывающейся ни в какие рамки. Стиснула зубы, но так и не смогла взглянуть на него.

Он выпустил, и я едва удержалась, чтобы не упасть. Накидка с меня давно соскользнула, открыв мою наготу взгляду мужчины. Похоже, такое обращение считалось здесь за норму. Меня затрясло, я лихорадочно потянулась за одеждой, ощущая его голодный звериный взгляд на своем теле. Казалось, он сдирал с меня кожу лоскут за лоскутом, а я все не могла справиться с выбором одежды — она вся для меня была незнакомого странного кроя, да еще руки перестали слушаться, и я не могла ничего сообразить.