Евсения - Елена Саринова Страница 4

касается отношения к «дорогим» гостям и особым похоронным ритуалам, то здесь… все, как обычно… И смешно и грустно. Хотя, на моей жизни эти перемены совсем не отразились, потому, как паспорта у меня до сих пор нет, грамоту я освоила еще в детстве, а к язычеству никакого отношения не имею, являясь одновременно и внучкой местного волхва и «богопротивной» дриадой по матери. Но, то для всех, кроме моей семьи большая и постыдная тайна…

____________________________________________

1 — В данном случае имеется в виду автобиографичная книга «Странствия рыцаря Герберта Лазурного. Ветра континента», широко известная во всей Ладмении.

2 — Весевого (деревенского) старосты.

3 — В среду.

4 — Нелегальный ввоз (внос) в страну товаров из соседних государств. В данном случае имеется в виду, с территории Джингара и секретными горными тропами.

5 — Идолы языческих божеств на местном капище выставлены кругом (хороводом), в центре которого находится их Верховный владыка — Перун.

6 — Мокоша или Мокошь — языческая богиня, покровительница женщин, детей, брака и всего домашнего хозяйства.

7 — Идолы, выставляемые на подъездных дорогах к языческим селениям с целью охраны оных от злых духов.

8 — Аппарат, в данном случае, перерабатывающий молоко в сливки и молочный «обрат».

9 — Органа охраны порядка в стране и судебного.

ГЛАВА 2

Сразу за весевыми огородами, чернеющими свежими грядками, начался лес. Сначала повел узкой тропкой меж кустов орешника и терпко-душистой калины, а потом окунул в надежную тень щекочущих небо седых дубов, кое-где расцвеченных вязами с завитыми толстыми змеями корнями. То был лес особый — охранный, другим своим концом, как широкими рукавами, обхвативший озерцо с точно таким же названием, что и сама весь — Купавным. Вот только купаться в том озере не рискнул бы никто из местных жителей. А неместных наши кущи сами не пускали, нагоняя «непонятную» тревогу охранными знаками, рассыпанными вдоль границ всего этого «заповедника». Да и не одних людей он не пускал. Я лично, за свои девятнадцать лет жизни, не встретила на здешних тропках ни одной «единокровной» дриады, а озеро наше, на берегу которого все эти годы прожила, не имело своего водяного «хозяина». Потому что единоличным хозяином всего богатства вокруг, с птицами, зверьми, деревьями и цветами был грозный волхв Угост… Хотя, о чем это я? Ведь, одну то дриаду я уж точно знаю с самого своего рождения? Но, все дело в том, что для меня она — существо без расы, пола и возраста, лишенное каких бы то ни было признаков, потому как, заменяет собой все существующее на свете многообразие.

Вот рядом с этим «бесценным» сокровищем я и ерзала теперь на кухонной лавке, пытаясь нахально заговорить ему (ей) зубы:

— Я ведь правда спешила, да только, у Кащея пришлось задержаться. Забегала лишь книжку ему отдать, пока батюшка Угост не возвратился, а пришлось детишек развлекать. Ой, а кого я еще видала… — Адона с прищуром посмотрела на меня, развернувшись от дровяной плиты, и взмахнула в воздухе ложкой. — Ага, — правильно рассудила я, сей поощряющий знак. — Тетка Галендуха велела тебе кланяться и благодарить за настой от костной ломоты. И просила еще его сделать, — теперь взгляд моей няньки выражал большой вопрос. — Ну да. Видно, за мужем своим не уследила опять, — ехидно скривилась я, соображая в это время, по каким событиям еще Адону не просветила… Оставалось лишь последнее. — А еще я Леха видала…И не только видала. Ну, Адона. И не надо на меня так смотреть. Тебе ли не знать, что ничего путного из этого не выйдет? Тем более, после того, как он ко мне лобызаться полез, — вспомнив обстоятельства шестидневной давности, брезгливо передернула я плечами и с вызовом посмотрела на женщину. — Ты же знаешь, что у дриад свои принципы и, если мы и лобы… целуемся, то только по любви… И даже такие, как я. Тем более, такие, как я… — закончила, уже хмуро отвернувшись к окну, и услыхала сбоку от себя глубокий вздох Адоны.

Принципы… В одной из «умных» книжек Кащея есть их определение. Получается, что именно наши принципы устанавливают правила нашей же жизни, и как скелет тулово, ее поддерживают. Я за свой «нелобызальный» принцип держалась всеми конечностями, решив для себя, что, если когда-нибудь отступлюсь от оного, то и все остальное тяжко вымученное примирение с собственной неприглядной сутью развалится без этого важного опорного «скелета». Были, конечно, у меня и другие принципы. Например, поменьше болтать и побольше слушать. Или, относиться ко всем представителям мужского рода, как к осиному гнезду над головой, но это, на каждый день и не всегда они, к сожалению, исполнялись — то рот не вовремя открою, то палка в руках не вовремя окажется (или метла)…

— Ой! Адона, ты чего?.. Да ладно, ем уже, — и подвинула еще ближе тарелку с наваристыми зелеными щами…

Уклад нашей приозерной жизни был простым и понятным, не смотря на сложность исполняемых батюшкой Угостом волховецких ритуалов. Все дело в нас с Адоной. Мы, как создания сугубо лесные и жили по законам этого самого леса: вставали с солнцем, ложились с ним же и день свой выстраивали, исходя из насущных ежедневных потребностей, не обременяя себя заботами об урожае, скоторождаемости и моровых болезнях во всей ближайшей округе. И это было единственно правильным — жить, как сорная трава по своему жизненному циклу, не думая о дне завтрашнем и не расписывая свое будущее. Хотя, для таких, как мы ближе, конечно, сравнение с деревьями. Да только не пускали они меня к себе. Кровь моя, разбавленная красным ручьем инородности, не позволяла полного нашего «соития». Слыхать, я их слыхала — голоса приглушенные, скрипучие или наоборот, распевные, а порой так просто шепот, а вот остальное было недоступно. Особенно в «бабьи дни». Тогда все мои нехитрые навыки будто совсем отмирали, уступая место слепоте и глухоте, через которую смотрят на мир обычные, не обремененные природной магией люди. Но, как ни странно, я в этом своем болезненном состоянии видела радость, надеясь каждый месяц, что в утро одно не вернется ко мне шелестящий «шепот» за окном и смогу я, как моя подружка, Любоня, беззаботно петь и чирикать, да о простых человеческих радостях мечтать. Но, нет, все повторялось с той же цикличной закономерностью, с какой встает и садится светило, а значит, быть мне и дальше неприглядной сорной травой…

И сегодняшний день, отмеченный очередной «встречей» с настырным Лехом да книжными рассказами о