Медвежья кровь - Елена Синякова Страница 43

Что-то похожее на трепет.

Его невесомую и едва уловимую тень.

Но даже это отозвалось в моем теле моментальным возбуждением и жаждой касаний к ней.

— А то ты не знаешь всех поселковых, мама, — в конце концов ответила Иля, но я был почти уверен, что в этот момент она не смотрела в глаза матери, а изображала самую активную деятельность на кухне. — Чего только они о нас ни выдумывают! И ладно бы что-то хорошее. Хоть раз бы.

Ее мать в ответ только протяжно и тяжело вздохнула.

Она поверила.

И ведь Иля не солгала. Почти. Просто ушла от прямого ответа на поставленный вопрос — и только.

— Держись, любимая моя. Скоро папа вернется, и никто не посмеет даже косо посмотреть в нашу сторону, не то, что что-то сказать!

Я знал, что они обнялись и не сразу смогли отойти друг от друга. Чувствовал их беспомощность и то, как отчаянно они боролись и стояли против всех людей и этих обстоятельств, на самом деле став друг для друга необходимой поддержкой и опорой.

Они были хрупкими. И сильными одновременно.

Их ненавидели в поселке за то, что завидовали. И хотели. Считали высокомерными и слишком заносчивыми лишь по той причине, что они обе слишком отличались от всех жителей поселка.

Признаюсь, что даже я задался вопросом, каким образом родители Или попали в эту глушь и почему остались здесь, не стремясь вернуться в город. Ведь даже по тому, как говорила ее мать, становилось ясно, что она образованная и очень интеллигентная женщина.

Свою хрупкую, невесомую натуру Иля унаследовала от матери.

Она продолжала что-то говорить о своей работе, о людях в поселке, а я снова улыбнулся. Широко и хищно. Потому что Иля не могла сконцентрироваться на словах матери.

Она продолжала думать обо мне.

О том, через что нам предстоит пройти вдвоем.

И я знал, что скажу ей правду — мне тоже будет нелегко. Мы будем бороться вместе за то, чтобы ее жизнь и жизнь ее брата остались неприкосновенны.

Теперь эта идея пленила меня.

Забрала все мысли, заставляя нервно рыскать по лесу, чтобы просто успокоиться.

Я сам мог найти себе еду, что было куда удобнее и избавляло девушку от неловких попыток приготовить то, что мне понравится. Едва ли она до конца понимала, что я ем только живую, еще сопротивляющуюся плоть тех, кто был слабее меня и не смог убежать.

Морковка и фасоль — это, конечно, прекрасно. Но лишь как дополнение к основному сугубо мясному блюду.

За прошедшие дни, которые я провел вне дома, я успел неплохо перекусить и чувствовал, что, несмотря на швы и раны, сила начинает медленно, но верно возвращаться ко мне.

А вместе с ней усиливаются все ощущения и нарастающая во мне чувствительность ко всему, что происходило за много сотен километров от меня.

…И кошмары становятся все более объемными и реальными.

Просыпаясь в липком поту, я мог ощущать даже аромат крови во рту, словно на самом деле кому-то перегрызал глотку. Я чувствовал ауру страха и паники, которую впитывал в себя буквально кожей, упиваясь этим и возбуждаясь.

Еще до рассвета я нашел неглубокую речку, чье устье находилось поодаль, и тщательно вымылся, с блаженством погружаясь в привычную мне дикую стихию, частью которой был всегда.

Я смывал с себя кровь, оставленную после завтрака, и тяжелые мысли, сделав это как раз вовремя, потому что ощутил, что Иля проснулась и вышла из дома. В поисках меня.

Сдержала обещание.

Выбралась, пока мама еще спала, и несла с собой аптечку, заставив меня чувствовать себя очень странно, но, черт побери, это чувство было приятным — знать, что о тебе заботятся, каким бы ужасным ты ни был для всего мира. И непонятным для нее самой.

— Я здесь, девочка, — отозвался я, выходя на берег реки, и неторопливо опустился на какую-то корягу, чутко и жадно улавливая ее аромат и каждую грань хрупких дрожащих эмоций, где теперь мог отчетливо уследить трепет.

Тот самый, что появился совсем недавно.

Его никак нельзя было спугнуть, потому что даже я понимал, насколько это важно в нашей непростой истории.

Иля была взволнована предстоящей встречей со мной.

И смущена, что тоже было неплохим знаком.

По крайней мере, она шла ко мне в лес без страха за свою неприкосновенность, а значит, доверяла.

— Как прошла ночь?.. — девушка скованно остановилась напротив меня, рассматривая быстро и пользуясь тем, что я не мог видеть ее взгляда. Но ощущал всеми обостренными нервными окончаниями, едва сдержав мурчание, когда она запнулась на моем возбуждении и, конечно же, сразу покраснела, отчего аромат ее тела стал более сладким и насыщенным.

Нет, я не снимал штаны. Только из-за нее.

Но сейчас они прилипли и облепили тело, никак не помогая скрыть то, что могло ее испугать.

— Быстро, — ответил я и старался не показывать, насколько мне льстило ее внимание, хотя тело само все прекрасно показывало без лишних слов и эмоций. — А ты? Не могла уснуть, думая обо мне?

В точку.

Иля покраснела еще сильнее и в какой-то момент даже вспыхнула от явной злости, что я раскусил ее так быстро. Но потом снова накатила огромная растерянность в первую очередь оттого, что все это было правдой. Она действительно думала обо мне.

— Вот. Держи. Твой любимый чай.

Она осторожно коснулась моей руки, вкладывая теплый термос, и вздрогнула, когда я провел кончиками пальцев по тыльной стороне ее ладони.

— Вспоминала наш первый поцелуй?

И снова внутри нее поднялась самая настоящая буря, потому что она не хотела, чтобы я знал о ее мыслях. И тем более спрашивал так нагло и открыто.

— Тебе было страшно и непривычно. Но не было неприятно, верно?

— Если ты будешь говорить об этом, то мне лучше