Вероника Мелан - Дэлл Страница 46

— Уносить?

— Да, уноси. Мег, точно не хочешь что-нибудь оставить? Соседи обзавидуются!

Еще одна грустная улыбка из разряда «они уже итак обзавидовались. Хватит».

— Не хочу.

— Ладно, понял. Грузи в машину, — бросил Саймон водителю и подвинулся в сторону, освободив тому доступ к сумкам. А после снова удивился неестественной чистоте крохотной комнаты: ни пыли, ни крошек на столе, вымытый пол, идеально ровно застеленная кровать. Взгляд случайно наткнулся на лежащую у подушки мягкую игрушку. — Э-э-э-й! Ты тоже ходила на ярмарку? А я так и не смог попасть по мишеням! Все мазал и мазал, двадцать баксов просадил, представляешь?

Его широкая улыбка угасла, стоило Меган вздрогнуть. Не девушка — замершая статуя с рыжими спутанными волосами и застывшими неподвижными глазами. И Саймону сделалось совсем уж не по себе, когда она, поджав губы, подошла к кровати, взяла плюшевое солнце в руки и, не говоря ни слова, заперла его в шкафу. На нижней полке. Там, где хранились старые кроссовки, слишком холодные для осени.

Закрылась дверца, ключ брякнул о дно алюминиевой банки, на дне которой покоилась мелочь.

— Хорошие вещи, красивые, — произнесла Меган, и Саймон, ожидавший слов о солнце или о ярмарке, не сразу сообразил, о чем речь. И лишь через секунду, все еще растерянный, небрежно отмахнулся:

— Не стоит благодарности. Ты знаешь, если что, просто приходи ко мне, помогу, чем могу.

— Да, знаю.

— В любое время… — Он потоптался на пороге, чувствуя, что пора уходить. — Без причины. Просто приходи.

Она кивнула. Неопределенно, будто и не слышала сказанных слов.

— Да, приходи… — повторил Саймон, покачал головой и, испытывая непонятную тревогу, вышел за дверь, навстречу тяжелому осеннему небу.

Страшно.

Страшно бывает, когда оступаешься, когда не понимают, когда боишься, когда в чем-то обвиняют, когда не знаешь, в каком направлении двигаться. А еще бывает страшно оставаться наедине с самим собой.

Страшно, когда ложишься и не можешь заснуть, когда из всех углов на тебя укоризненно смотрит тишина, когда одиночество — это не удел героев из дешевого романа, а вдруг окружившая тебя реальность. И одиночество, как рак души, тоже делится на стадии.

Казалось, этим вечером я соскользнула на последнюю.

В рюмке с водкой, стоящей на подоконнике, отражалась луна: плавала и не тонула на прозрачной поверхности. Можно пить, можно пить много, можно угробить тело, но все равно не успокоить душу. Слез не было. Сухо, тихо и темно, одинаково пусто как снаружи, так и внутри. Надо бы просто выжить, как-то продержаться, пережить очередную минуту, час, день. А потом, когда-нибудь… ведь так поют в песнях, потом станет легче…

Только бы не ждать назад, но как не ждать? Как?!

Затерянный в пространстве Уровень тринадцать.

Кто я… где я? И зачем…

Почему всегда одна? Неужели всегда просила слишком многого?

Только бы не сорваться, не начать плакать, только не жалеть, просто жить. Пока как получается. Идти, пока идут ноги, дышать, пока от всхлипов не сведет грудь. Никто и никогда не приходит, чтобы помочь: не протянется рука, не раздастся стук в дверь, не свершится чудо.

Дрожащая в рюмке луна и тишина.

Пережить еще одну минуту и не заглядывать внутрь — страшно. А что, если она померла? Та маленькая девочка… Что, если она лежит на полу и не дышит?

Не смотреть внутрь, не смотреть…

Никогда больше не смотреть.

Заколыхалась в стеклянной рюмке, подхваченная трясущимися пальцами, луна.

Он ушел.

Ушел…

Ушел.

Неделей позже.

Погода испортилась окончательно.

Тяжелые тучи свили гнездо над Соларом: дождь то начинался, — крапал по окнам и подоконнику или бил тугими струями по грязному асфальту — то объявлял перемирие и прекращался, уступая место холодному шквалистому ветру. Летели с деревьев оставшиеся в немногочисленном составе сухие листья, их павшие товарищи сырели в непросыхающих лужах. Хлопал терзаемый порывами капюшон тонкой куртки.

Поблескивали на бетонной стене осколки разбитой пивной бутылки, окруженные множеством окурков — выдачу мизерной зарплаты накануне «праздновали» соседи. Не успела я ступить на ставшую бурой от воды лестницу, как сзади послышались шаги.

— Эй, а что твой дружок на хорошей машине больше не приезжает? Плохо сосала?

Следом раздался вульгарный смех.

Я обернулась, смерила двух оплывших от чрезмерного употребления спиртного девиц из соседнего подъезда презрительным взглядом и отвернулась, оставив комментарий без ответа. Открыла почтовый ящик, достала несколько конвертов, — ни одного с гербом Комиссии — вернула замок на место и толкнула входную дверь.

Комната выстыла. Что же будет с ней зимой?

Растолкала продукты из магазина по полкам холодильника, не снимая куртки, села на кровать и принялась просматривать корреспонденцию. Несколько счетов и два письма из компаний, куда я накануне подавала заявление об устройстве на работу. Оба с вежливым приглашением на прохождение дополнительного собеседования.

Ирония судьбы.

Раньше отказывали много и часто, а теперь почти все соглашались принять меня на работу, несмотря на малый опыт и явный недостаток нужных умений. Парадокс. С одной из бумаг смотрели темно-бордовые строчки: просьба срочно позвонить в отдел кадров, где во мне, как гласил подписанный секретарем лист, были крайне заинтересованы. Я хмуро посмотрела на лежащий рядом телефон — новый, черный, удобный, присланный курьером на следующий день после того, как Дэлл покинул мою жизнь, но в руки его брать не стала.

Прощальный подарок.

«Не успел отдать перед отъездом. Это тебе. Д.».

Коротко и лаконично.

Теперь у меня был новый телефон, который было бы непрактично отвергнуть, но на который я старалась не смотреть без лишней необходимости. Телефон с пустой записной книжкой и отсутствием контактов, вечно молчащий, будто обиженный на жизнь гаджет — тяжелое напоминание об ушедших днях. Не выкидывать же…

Я отложила конверты в сторону и подошла к холодильнику, чтобы достать минералку. Прошла неделя… Почему я тяну? Почему не устроюсь в один из теплых офисов с удобным креслом, гудящим под столом системным блоком и псевдо-улыбчивыми коллегами? Что мешает? Новая спокойная работа, какая-никакая, но все-таки зарплата и стабильность. Глядишь, к лету удалось бы накопить на новый набор одеял или даже кондиционер… Прогреть, наконец, эту чертову хибару.

Пузырьки газа обожгли горло холодом.

Всегда холодно — в этой дыре, в этой каморке, в этом городе, внутри. Привычная тяжесть на душе. И вот уже не первый день копошилась на краю сознания странная идея, которую все никак не удавалось ухватить. Нет, не должно быть офисов и этой чертовой размеренности, должно быть что-то другое, хоть сколько-то интересное, позволяющее удержаться на плаву. Что-то свое, приносящее кроху радости, что-то полезное…