Ольга Матвеева - Иван-Дурак Страница 47

— Так, стоп, что такое агапе? — поинтересовался захмелевший Иван.

— Эх, темный ты человек! Агапе — это жертвенная любовь. Когда для любимого человека и звезду с неба, и в огонь за него, и в воду, и все для него, и все ради него. Про себя и не помнишь, все для любимого. Для единственного. Любил ты так кого-нибудь? Любил?

— Нет, — ответил Иван, скорее, чтобы успокоить несчастного друга, а потом задумался и понял, что ведь, действительно, никого так не любил. А главное, никого не любил так долго.

— То-то и оно, что не любил. Это ведь мало кому дано. Да про нашу любовь роман писать можно. А то ведь про Ромео и Джульетту написали, а про Гришку и Ленку нет, а Гришка-то с Ленкой без малого двадцать два года вместе, а кто их знает, Ромео с Джульеттой, может, они через три года совместной жизни возненавидели бы друг друга, если бы живы были? Кто их знает? Скорее всего, так и было бы.

— Но послушай, если ты так ее любил, если это было агапе, почему ты не слушал ее, почему не пошел учиться заочно, почему не осваивал другие профессии, почему не пробовал зарабатывать больше денег?

— Дурак, дурак, — промямлил Гришка меланхолично, — вот если бы в нее стреляли, я бы ее своим телом прикрыл не задумываясь, а работу искать… нет, на это я оказался не способен. Что-то такое во мне сломалось тем летом, когда я поступил в университет, а учиться не поехал. Решил тогда поставить крест на своей карьере ради любви. Это же был шанс — вырваться из этого города. Я вырвался уже почти. Я надеялся, что Ленка тоже поступит, а она… а она не добрала один балл! Нет, ну ты задумайся, чертова оценка, всего один балл, который разрушил всю мою жизнь! Она тогда сказала: ты можешь ехать учиться. А я спросил: а как ты тут без меня? А она и говорит: нормально, потоскую-потоскую и другого найду. Я не пропаду, можешь не беспокоиться. А я же тогда с ума по ней сходил, ни одного дня без нее прожить не мог, вот и не поехал никуда. А она, сука, сбежала от меня, предала, растоптала. Вот скажи мне, Ванька, скажи, ради чего я тогда собой пожертвовал? Ради чего? — он снова ударил кулаком по столу. — Ради чего? Ради того, чтобы сидеть тут на кухне одному, пить горькую, проклинать ее, судьбу, себя? Скажи мне, Ванька, что за подлая штука жизнь? Почему она забирает то, что было для тебя всего дороже?

— Гриша, ну если Ленке плохо с тобой было, она ведь имела право изменить свою жизнь? Она ведь не твоя наложница, не рабыня, она вполне могла уйти, если с тобой ей было невыносимо.

— Ты эту суку еще защищать будешь? — взревел Гришка. Ивану снова стало страшновато.

— Нет. Ленка действительно сука. Я еще помню, как она меня кинула, точно также как и тебя сейчас. Форменная сука!

— Не смей, сволочь, оскорблять женщину, которую я боготворю! — снова взревел Гришка. — Она святая, слышишь? Она великомученица! Столько лет терпеть такого, как я! Еще раз ее оскорбишь, я за себя не ручаюсь, слышишь?

— Все, все. Больше не буду, — миролюбиво сказал Иван, — давай-ка лучше выпьем. — Они выпили без тостов, не чокаясь. — А знаешь, я сегодня снова рисовал. Так, ничего особенного — натюрморты. Помнишь, в детстве рисование было для меня очень важно, я жил живописью, я был одержим, ну, помнишь же, я всегда рисовал — дома, на уроках? Помнишь, я карикатуры на учителей рисовал и на хулиганов наших, мы потом еще дрались с ними. А потом, когда Машка Аверкиева меня бросила, я перестал рисовать. Тоже, знаешь, одна маленькая, глупая девчонка перевернула всю мою жизнь. Я думал, что никогда больше не прикоснусь к кистям и краскам, а сегодня снова рисовал. И был счастлив. Понимаешь, счастлив! Мы не можем позволить, чтобы бабы ломали нам жизни. Мы хозяева нашей судьбы, а не они. Наплюй ты на свою Ленку. Только свистни, и толпа баб к тебе сбежится. А можешь и вообще без них прожить. Главное, помни, брат, никогда не поздно менять свою жизнь. Начинай мечтать, ставь цели, достигай! Удача любит только тех, кто что-то делает. А будешь тут на кухне над бутылкой водки слезы лить, так и сдохнешь либо от цирроза или сердечного приступа какого-нибудь, либо с перепоя. Только не заводи тут шарманку, что стар ты уже. Ты еще молодой, здоровый, как вол. Ты же Илья Муромец, он тридцать лет на печи лежал, а как только встал, так сразу подвиги начал совершать. Гришка, вставай с печи, хватит уже себя жалеть, что ты, как баба, ей-богу! Даже хуже. Вот на мать на мою посмотри — ей уж под семьдесят, а она художницей стала, влюбилась, глаза горят. Учись. А ты, молодой мужик, как в свинарнике тут живешь, человеческий облик скоро потеряешь. А, знаешь, мне тебя не жалко, ты ведь сильный, но силой своей не пользуешься. Это ведь куда как удобно — пей себе, на судьбу-злодейку пеняй да сожалей, что в юности свой шанс упустил. Да шансов и сейчас хоть пруд пруди. Только ты ведь их не видишь, не пользуешься.

— Ну, назови мне хоть один шанс?

— Я, например.

— Что ты?

— Захочешь бизнес свой открыть, я могу тебе денег дать в долг. Без процентов, разумеется. Но, конечно, деньги ты получишь только тогда, когда из запоя выйдешь и перестанешь ныть. Смотреть на тебя противно.

— Вон отсюда! — взревел Гришка. — Пока я тебе череп не проломил. Нашелся тут благодетель! Пошел вон, я сказал!

— Я уйду, уйду, но ты подумай над моим предложением…

Координаты Ленки Иван все-таки добыл: когда Гришка отлучался по нужде, он беспардонно влез к нему в телефон и переписал номер ее мобильного. Некрасиво, конечно, а что делать? Ивану хватило ума не спрашивать у помешавшегося от горя друга телефон бывшей жены, тот еще чего доброго заподозрил бы его в каких-то посягательствах на Ленку. Кто его знает, что придет в голову этого патологического ревнивца?

После завтрака Иван вышел во двор, якобы подышать свежим воздухом, а сам набрал Ленкин номер. Никакого трепета и волнения он не испытал, вот уж, действительно, прошло так прошло. Наверное, прав был Гришка, когда говорил, что не были они созданы друг для друга, и эта их встреча, и эта их полуплатоническая связь была ни чем иным, как прологом к встрече Ленки с Гришкой. Это ведь Иван их познакомил, тогда ему казалось, что на свою беду, а сейчас… сейчас Иван был рад, что Гришка тогда увел у него эту зеленоглазую пухленькую блондинку. Это тогда было так, легкое увлечение, дань возрасту и обезболивающее: Ивану же нужно было как-то залечивать раны, нанесенные ветреной и прекрасной Машкой. Правда, и уютненькая, миленькая Ленка умудрилась нанести Ивану серьезный удар, ну да ладно, дело прошлое. Иван стоял в саду, смотрел на старые яблони, белоснежные сугробы, соседние дома, заборы и думал, а что было бы, если бы он остался с Ленкой, точнее, Ленка осталась с ним? Они бы тоже вместе поехали поступать в университет, и Ленка также не поступила бы и так же, как Гришку, поставила бы его перед выбором: учеба или любовь? Она или университет? Чтобы он выбрал? Сейчас он бы выбрал учебу, а тогда? Тогда, может, и любовь. И застрял бы в этом городишке? И не видел бы ничего, кроме этого вот сада, яблонь, заборов? А может, оставшись здесь, он был бы счастливее и спокойнее, потому что ему, как и большинству жителей этого городка, было бы достаточно того, что он имеет? Кто знает? Иван посмотрел на свой телефон — нужно звонить. В этом звонке ведь нет ничего личного. Это практически переговоры о деловой встрече: у Ивана есть задача — найти женщину, которую нужно спасти, вот он и ищет. Необходимо проверить все варианты. Набрал номер.