Дж Уорд - Желание Страница 8

Кирпичное здание гостиницы «Четыре сезона» в сдержанном стиле заняло почти квартал, начиная от его входа под навесом и до ресторанов с огромными окнами. Вопреки всей простоте внешнего убранства, внутри гостиница была отделана парчой в теплых тонах, и повсюду стояли свежие цветы.

Она просто могла перенестись в свою комнату, но это было бы пренебрежительно по отношению к наряду: брюки со змеиным рисунком от Эскада и блузка Шанель были сногсшибательны, не говоря уже о тренче от Стеллы МакКартни.

И, какая неожиданность, всего лишь вторая ночь в этой гостинице, а дворецкий и портье радостно приветствовали ее, когда она вошла в вестибюль, и ее Лубутены застучали по мрамору.

Напоминание о том, что она и так прекрасно знала: из всех костюмов иллюзорной плоти, которые она носила, этот — брюнетки с бесконечными ногами и грудью, от которой мужчины лишались дара речи, — был лучшим. Пусть технически она была бесполым существом, опыт показывал, что арсенал ее орудий наиболее полезен в наманикюренной ручке.

К тому же, женская одежда ей нравилась больше.

А также секс.

Ее покои на верхнем этаже имели превосходный вид на сад и Бостонский парк, несколько больших комнат… а также отличались превосходным сервисом. Букет роз — милый жест, к тому же бесплатный.

Обоснованно, когда платишь за жилье тысячи долларов.

Девина прошла через гостиную и главную спальню, направляясь в мраморную ванную. Поставив сумку на столик между двумя раковинами, она достала из нее толстовку, которую взяла у того ринга. Худи была дымчатого цвета и размера XXL. Купленный в Уол-Марте или Таргете, этот предмет одежды мог носить любой мужчина: кофту легко достать и можно себе позволить. Ничего особенного.

Но эта была уникальной. Особенно из-за пятен крови.

Спасибо Господу за то, что копы появились так вовремя. Иначе, она бы вообще пропустила встречу с терапевтом.

Быстро избавившись от одежды, она попыталась оставить ее в беспорядке… Девину хватило на полторы минуты. От бардака в голове поднялся гул, и Девина была вынуждена собрать шмотки, пройти к шкафу и развесить все так, как положено. На ней был бюстгальтер, поэтому пришлось убрать его в комод. О трусиках можно не беспокоиться.

Она заметно успокоилась, когда вернулась к столику в ванной.

Достав пару золотых ножниц из ящика с косметикой, она вырезала круг на толстовке, над сердцем мужчины, который ее носил. Потом она нарезала ткань, хлопок легко поддавался, падая на гладкий мрамор маленькой горсткой.

Затем ножницами порезала ладонь, и серая кровь пролилась на свитое ею серое гнездо.

На какое-то мгновение она замерла от разочарования. Она хотела, чтобы ее кровь была красной… так красивее.

Честно говоря, она ненавидела свою истинную внешность. Это тело намного лучше. И все остальные.

Подобрав обрезки кофты, она смешала их с грязной кровью на своей ладони, представляя мужчину, носившего ткань на своей коже, его жесткое лицо, отрастающую военную стрижку, татуировки на теле.

Не прекращая процесса, Девина, с образом Исаака Роса в голове, обнаженная вошла в спальню и села на покрывало. На боковом столике она открыла шкатулку из черного дерева и достала вырезанную шахматную фигуру. Образ королевы был далеко не такой красивый, как ее костюм из плоти. Она не видела, как Джим Херон вырезал знатную даму, но фигуру сделал он, и она представила это в своем разуме, воображая, как он скользит наточенным ножом, его уверенные руки орудуют стальным лезвием, обнажая скрывавшуюся под деревом королеву. Прижав безделушку к кровоточащей ладони и ткани в ней, она соединила ингредиенты, смешала их. Потом подхватила свечу, которая зажглась по ее желанию. Нагнувшись, она подула на пламя, которое охватило сущности трех людей.

Излучаемое фиолетовое сияние окутало ее… взывая к владельцам собранных вещей… призывая их.

В этот раз Джим Херон не будет знать, что его настигнет. Он мог выиграть первый раунд, но больше этого не произойдет.

Глава 4

Занимаясь обработкой данных в Суффолкской окружной тюрьме, в Бостоне, можно повидать много разного дерьма. От некоторых вещей пончики и кофе лезут обратно.

Другие же… были просто чертовски странными.

Билли МакКрей сперва служил копом в Саути, вместе с братьями, кузенами и стариком. Когда его ранили на задании, примерно пятнадцать лет назад, Сержант перевел Билли на бумажную работу… и выяснилось, что не только инвалидное кресло идеально подошло к столу, он сам был чертовски хорош в делопроизводстве. Начав с регистрации арестов и фотоснимков, сейчас он заведовал всем.

Никто не высморкается в помещении, если Билли не разрешит воспользоваться Клинексом.

И он любил свою работу, даже когда творились чудные вещи.

Как, например, первое дело этим утром. В шесть утра он оформил белую женщину, которая надела вместо бюстгальтера две алюминиевые банки колы, намертво приклеенные под грудью. У него возникло предчувствие, что снятое для дела фото в конце концов окажется на thesmokinggun.com[11], и она даже насладиться такой известностью: прежде, чем сфотографировать ее, он предложил накинуть футболку, но нет, она захотела показать свои… ну, банки.

Ох уж эти люди.

Каучуковый клей поддался без проблем, но персонал все равно подавал ей напитки в одном-единственном бумажном стакане, на случай, если у нее возникнет очередная блестящая идея…

Когда стальная дверь в конце коридора открылась, Билли выпрямился в кресле.

Вошедшая женщина привлекала внимание, но не так, как это бывает с неформалами. Высокая и со светлыми волосами, вечно собранными в пучок. На ней был идеально скроенный костюм и длинный пиджак; Билли также было ясно без лишних вопросов, что ее сумочка и портфель стоили больше, чем все его пенсионные накопления.

О массивной золотой цепочке вокруг шеи и говорить нечего.

Когда мимо них прошло двое конвоиров, они тоже выпрямились и понизили голоса… и тут же оглянулись через плечо, окидывая взглядом ее спину.

А когда она подошла к перегородке из органического стекла, он обрадовался тому, что уже опустил стекло. Иначе пришлось бы вдыхать запах ее парфюма.

Боже… он никогда не менялся. Аромат богатства и роскоши.

— Привет, Билли. Как успехи Тома в полицейской академии?

Как и у всех жителей Бикон-Хилл[12], благодаря интонации, обыкновенный вопрос в устах Гри Чайлд казался лучше самых выдающихся поэм Шекспира. Но, в отличие от тех зазнаек, она не была снобом, а ее улыбка сверкала искренностью. Она всегда спрашивала его о сыне и жене, и на самом деле смотрела ему в глаза, будто он был кем-то большим, чем простым конторским служащим.