Сол Стейн - Другие люди Страница 24

И, входя в магазин, чтобы купить не предмет первой необходимости, а то, что хочется, мы радовались как дети. Я помню день, когда я и Марта разошлись вовсю, мы чувствовали себя королями, купив наш первый, от стены до стены, ковер в гостиную и коридор, чтобы заменить прежние, протертые до дыр ногами нашего сына, Курта, и его друзей, наших друзей, нами и потоком уходящих и приходящих пациентов.

Я помню, какую мы испытали радость, приобретя электрическую соковыжималку, тогда еще не придумали замораживать сок. Апельсиновый сок я пил, как американцы пьют «кока-колу», и не мог без боли смотреть на Марту, разрезающую апельсин пополам, чтобы вручную отжать сок на стеклянной соковыжималке, купленной нами за двадцать пять центов в одном из магазинов Вулворта. И Курт, ему тогда было восемь, получил от нас роскошный подарок. Мы купили ему новое пальто и костюм для игры в хоккей, зная, что он сможет носить и первое, и второе лишь один сезон.

В те дни я не знал лучшего отдыха, чем эти субботние набеги на универмаги. Когда мы ходили по магазинам, я полностью забывал о пациентах. И лишь вернувшись домой, уставший и довольный, плюхнувшись в кресло, положив ноги на оттоманку, я начинал думать о Пациенте номер один, Хиггинсе, единственном, кто мог совершить убийство в жизни, а не в мыслях. Три раза в неделю, когда он укладывался на кушетку, я с содроганием ждал его первых слов, гадая, неужели свершилось, неужели он не смог сдержать безумного желания забить до смерти другое человеческое существо? Хиггинс. Мужчина крепкий, вспыльчивый, с кулаками-кувалдами, руководил фирмой грузовых перевозок. Слава Богу, он нашел проститутку с железной задницей, которая позволяла ему лупцевать себя. Я говорил Хиггинсу, что ему следует сэкономить деньги, которые он платил мне, и почаще видеться с этой проституткой. Когда задумываешься о миллионах людей, одиноких, с отклонениями в психике, за долгие сотни лет истории человечества стравливающих переполняющий их пар в обществе проституток, этих великих актрис, понявших суть этих отклонений задолго до Захер-Мазоха или Краффта-Эбинга, мы должны склонить перед ними голову. Возможно, проституция помогла человечеству куда больше, чем медицина, здесь, во всяком случае, малые ошибки гораздо реже приводили к смерти клиента, по сравнению с хирургией или неправильно назначенным лечением.

Я понимаю, что говорю бессвязно. После смерти Марты ритуал субботних хождений по магазинам остался, но прежняя радость ушла. Что мне покупать, новый ковер, если и старый переживет меня? А потому я покупаю лампочки, пачки салфеток, туалетную бумагу, мыло, убеждая себя, что негоже остаться без столь необходимых вещей, но что скажет другой психоаналитик по поводу моих покупок? О моей тяге к хождению по магазинам, когда на самом деле покупать мне ничего не нужно. Почему я не езжу по уик-эндам навестить своих внуков? Потому что наш сын Курт женился на молодой женщине, которой без всякой на то нужды удалили матку, и я спросил, ты это сделал специально, чтобы лишить нас внуков?

Правда заключается в том, что я волнуюсь из-за Пациента номер два, о котором я думаю по уик-эндам, не потенциальный убийца, не человек, балансирующий между жизнью и смертью, обуреваемый жаждой покончить с собой, но Франсина Уидмер, причину затруднений которой я теперь понимаю, но ничего ей не говорю, вроде бы стремясь, чтобы она до всего дошла сама, а на самом деле оттягивая последнюю нашу встречу. Я не хочу, чтобы она перестала ходить ко мне, потому что влюбился в этого двадцатисемилетнего ребенка. Пожалуйста, поймите меня правильно. После смерти Марты, поддаваясь уговорам друзей, я приходил на обеды, где меня знакомили с симпатичными вдовушками, но ничего путного не выходило, я не стремился заполучить экономку, я постоянно сравнивал их с Мартой, по-прежнему живущей в каждом уголке моего сознания. Но эта молодая женщина, Франсина, абсолютно не такая, как Марта, и напрасно я старался не поддаться волнам возбуждения, накатываемым от нее, словно прибой. Мысленным взором я видел, как целую ее ладонь, в моем возрасте неприлично даже думать об этом, я должен контролировать свои желания, должен передать ее другому психоаналитику, хотя мы уже близки к успеху, но не могу заставить себя расстаться с ней. Известно ли ей о моих чувствах, спрашиваю я себя. Конечно, пациент всегда все знает. И мне куда проще жениться на одной из вдовушек, чем потакать фантазиям, навеянным этой молодой женщиной.

И вот что я вам скажу. Не так давно (к чему это, я же помню точную дату) я сидел на таком вот обеде-знакомстве у моего друга Германа, когда его неожиданно вызвали в больницу (жена Германа говорит, что такое случается постоянно), чтобы принять роды, а когда Герман перестает говорить, остается только есть. Я пытался поддержать разговор, но вдова заявила, что ей пора откланяться. Я, естественно, вызвался проводить ее, так что мы прошли несколько кварталов до ее дома, она пригласила меня к себе, я согласился, а когда мы поднялись в квартиру, она без лишних слов уложила меня в свою постель. Вдова — обычная женщина, выглядит на свой возраст, пятьдесят с небольшим, симпатичная, правда, могла бы быть и пополнее, меня переполняло желание, так что я сделал все, что от меня требовалось. Но все это время я думал о Франсине, видел перед собой ее лицо, представлял себе шелковистость ее волос, тепло кожи, ее ощущения, когда мы делали бы то-то и то-то. Вдова спросила, приду ли я к ней снова, как любовник, я ей понравился, лицо ее сияло, наши кульбиты под одеялом доставили мне облегчение, а ей — удовольствие, и я обещал позвонить, зная, что, скорее всего, не позвоню, потому что вдова наскучила мне, а я плохой актер, который не может долго играть одну роль.

А на следующей неделе, когда я бесцельно слонялся по дому, отпустив последнего пациента, зазвенел телефон. Ага, решил я, это вдова, но звонила Франсина. И с рыданиями рассказала мне, что некий мужчина надругался над отверстием, которое я боготворил. Конечно, она сказала мне другое, но в своих мыслях я именно так воспринял ее слова. Я попытался подбодрить ее, но сердце мое билось так гулко, будто преступление совершили по отношению по мне, а не к ней. Я спросил ее, была ли она в больнице, посоветовал съездить туда. Спросил, звонила ли она в полицию, велел побывать там после больницы, а потом позвонить мне, я буду ждать ее звонка (что еще мог я сделать?). Она попросила меня поехать с ней в больницу и в полицию, она хотела сразу приехать ко мне, но я отказал ей, такой уж я трус, спросил, сообщила ли она отцу, она ответила, что нет, и тут я напомнил ей о молодом человеке, с которым она встречалась, которого я презирал, наверное, из ревности. Она со злостью воскликнула, да, так она и поступит, и швырнула трубку на рычаг.