Расеянство - Братья Швальнеры Страница 27

–А работницы где же?

–Вся местная полиция во главе с Саяпиным брошена на поиски персонала. Как найдем – привлечем по административке. По уголовке теперь не положено, извини.

–А как же Настя?

–Какая Настя?

–Ну, главным специалистом… кхм… здесь была?

–Ты, должно быть, про свою пациентку Настю Шишкину говоришь? Так она всю жизнь в городском суде работает. И сейчас там, должно быть!.. Я тебе специально это хотел показать. В этой части ты победил. Дом досуга закрыт, казна, конечно, лишится определенного источника, причем очень неплохого… Ну что ж, ничего, жили же до него как-то. Да и потом ты знаешь, в нашей стране много лет уж как нет ничего постоянного. Сегодня закрыли – завтра открыли, по большому счету ничего не изменится.

–А «Приозерный»?

–А, колхоз-то? Ну понимаешь, дорогой, времена такие, сельхозпредприятия дохнут одно за другим. Тут уж я ничем помочь не могу. Мы временно – на сезон – приостановили его деятельность, а эти алкаши все кругом разграбили. Кто ж теперь в этом виноваты, что они такие скоты, сами срубили сук, на котором много лет сидели? Сами и виноваты.

–А закрытые школы?

–Ну это как посмотреть. Лето на дворе, душенька. Школы вообще все закрыты. Я не знаю, кому в голову пришло, что мы летом можем закрывать образовательные учреждения. Ты свое-то детство вспомни, ты летом учился?

Мойша злился.

–Значит, решили так обойти?

–А ты как думал? Мы тут по 30 лет работаем, ничего не понимаем, а ты один такой умный – бац! – как снег на голову, и все сразу по стойке смирно встали?! Нет уж, в нашей системе, да будет тебе известно как будущему мэру, рука руку моет. А теперь давай начистоту, как коллега с коллегой, так сказать… Ты решил здесь порядок навести путем закрытия публичного дома. Ну закрыли мы его. И дальше что? Порядок будет? Может, только в твоей епархии – болеть меньше станут. А во всем остальном порядка как не было так и не будет. Никогда причем. Как была твоя Настя шлюхой простой, так ею и останется, так и будет со всем городом спать да триппер разносить! Не место красит человека! Она хоть где может работать и быть проституткой! Как пили они до смерти боярышник свой, так и пить будут! Как умирали черт знает от чего и все равно лезли на те же грабли – так и будут! Пойми – тут одним сторонним вмешательством или мытьем рук с хлорной известью не поможешь. Тут мозги с известью мыть надо. Только не нужно это никому, потому что со стадом с немытыми мозгами – равно, как и руками, и прочими органами – управляться проще. И в какой-то момент не я, а те кто значительно повыше меня, решили так. А я и мои затея – всего лишь продукт их высочайшей директивы!

–Вы хотите сказать, что надо высшее руководство менять?

Мэр расхохотался:

–Ты смотри аккуратнее, а то попытку госпереворота пришьют, и меня с тобой загребут за компанию! Не это я хочу сказать. А то лишь, что каждый народ имеет тех правителей, каких заслуживает и какие его – как ни крути – устраивают. Иначе давно бы уж волна народного гнева смела и меня, и Рельсына, и всех, кто меж нами, и памяти народной не осталось бы. Народ во всем виноват, его менять надо. Пойми – ему нравится так жить!

–Нравится жить в грязи?

–И в грязи, и в дерьме, и в болезнях. Им тут комфортно, они так ХОТЯТ ЖИТЬ. Скажи, вот ты своей Кате предлагал в Москву уехать?

–И не раз.

–А она что?

–Отказалась.

–Почему?

–Тут ее родина, корни.

–Хе, ну да, родина, корни. Свое дерьмо лучше ихней красной икры. Вот такой логики они все и придерживаются. А менять ничего не хотят – потому что на бога уповают. Сами выдумали его и уповают. Чуда ждут. А пока чуда не происходит, подыхают от сифилиса и от прочих болезней, которые ты решил победить одним махом. Тогда еще заражение мозга победи, и цены тебе не будет. И наградят. Посмертно.

–Это все, что Вы мне хотели сказать?

–А ты что, со мной не согласен?

–Нет, извините. Я не могу так презрительно думать о собственном народе и о той стране, в которой живу.

–Я о твоем народе ничего плохого не сказал.

–Я о русских говорю.

–Нет русских больше. Есть Расея и расеянцы. А впрочем, что тебе доказывать… «Если б молодость знала, если б старость могла»… Вот твой дом, приехали. И вот еще что. Уезжал бы ты отсюда. Отеческий совет.

–Угрожаете?

–Да ну тебя. Начитаются книжек, потом вешают ярлыки всем подряд. Я думал, ты и вправду разумный, а ты… Все, иди, мне на совещание пора. Комиссия меня ждет по твоей милости!

На работе творилось черт знает что – все бегали из кабинета в кабинет и собирали вещи. Катя в слезах сидела в его кабинете.

–Что здесь происходит? – спросил Мойша.

–Сам не видишь? Больницу закрывают!

–Закрывают? А больных куда?

–В Кыштым.

–Так а почему закрывают-то?

–Потому что лечение не обеспечили. Знали, говорят, что в городе сложная эпидемиологическая обстановка, и ничего не предприняли для ликвидации чрезвычайной ситуации.

–Вот это номер!

–А все по твоей милости!

–Так ты же сама хотела!

–А у тебя голова на что? Надо же было додуматься – нажаловаться самому Генеральному прокурору. Я и не думала, что ты в такие высокие кабинеты сразу кинешься.

–Успокойся, пожалуйста, прошу тебя, – Мойша обнял возлюбленную и крепко прижал к груди. – Мы что-нибудь придумаем.

–Что? Что тут можно придумать?!

–Нам надо уехать. Срочно. Я встречался с мэром, он сказал, чтобы мы собирались и уносили ноги. Тебе долго собираться?

–Нет, – она с надеждой посмотрела на него. – Только домой заехать надо.

–Отлично, вызывай такси, я тут кое-что соберу и поедем.

Выбегая из кабинета, он захватил с собой книгу, которая была ему настольной все эти месяцы работы – биографию Игнаца Филипа Земмельвайса. На обложке было написано: «Франтишек Пахнер. За жизнь матерей».

Они с Катей уже входили в вагон, когда на плечо Мойши легла чья-то рука.

–Моисей Самуилович? – спросил сухой официальный голос. Обычно такие голоса не предвещают ничего хорошего.

–Да.

–Пройдемте с нами.

–Я что… арестован?

–Пока задержаны.

В кабинете городского прокурора его начал допрашивать следователь из центрального аппарата