Золотая клетка. Сад (СИ) - "Yueda" Страница 29

— От его децибелов, значит, не закладывает, а от меня — закладывает? — возмущается Игорь.

— Его децибелы — это музыка и это красиво. А у тебя просто ор.

— Ты не справедлив, — ничуточки не обидевшись, говорит Игорь затем поворачивается ко мне и спрашивает: — Ну что, много на сегодня ещё осталось?

— Закончили на сегодня, — выдыхаю я, всё ещё блаженно улыбаясь.

— Закончили? Отлично! Тогда ноги в руки и бегом себя в порядок приводить.

— А… зачем?

— Что значит «зачем»? Ты забыл, что у нас сегодня фотосессия?

Ебать! Забыл. Ещё как забыл.

— Так, Лексус, ты уж тут как-нибудь сам, а я нашу Жар-птицу забираю, — говорит Игорь и, уже обращаясь ко мне, добавляет: — Погнали.

Ну мы и погнали. В душ. Да, тут такой есть. Тут вообще всё, что хочешь есть. Жить можно. Безвылазно. И я почти что живу тут. Только на ночь домой перебираюсь. Хотя чувствую, что мог бы и ночевать прям здесь. Вот рассказать бы кому, что в трудоголика превращусь, засмеяли бы, честное слово! Да я бы сам первый и не поверил. Видано ли дело: Ярослав Птах работает до потери пульса. А вот ведь — работаю! И готов ещё больше работать. У меня будто бы реально крылья появились, на которых я теперь парю. Будто бы я и правда Жар-птицей стал.

От этого ебучего прозвища мне теперь никогда не отмыться. Сцен образ, чтоб его.

Выхожу из душа и тут же попадаю в лапы стилистов. Рита и её помощница Юля давно уже вокруг меня хороводы водят. И вот дорвались. А я встрял. По глазищам их горящим вижу, что встрял. Вот как светятся бешенным энтузиазмом. На креслице усаживают, плечи оглаживают, щебечут что-то на своём, стилистском, а у самих чуть слюна изо рта не капает. Конкретный такой попадос. Но я сижу. Терплю все издевательства над собой, все эти мазюльки-хуюльки и даже, когда волосы начинают какой-то поебенью мазать, терплю, а я ведь, сука, мыл их только что. Когда они наконец дают на себя посмотреть, то мне остаётся только мычать, чтоб не сматериться. Нет, сейчас у меня на лице и волосах, конечно, не тот распиздатый пиздец, что сделали тогда девчонки в клубе, но поебень порядочная.

Как? Вот как они из моих глаз умудрились сделать угли? Смотришь — и натурально же угли: чёрные. Глубокие, внутри искра горит, а снаружи пламя красное. И сразу жарко становится. На голове строго организованный хаос опять-таки чем-то красным улитый. Когда же на меня напяливают мохристые художественно порванные джинсы и красную майку, я всё же пробиваю фейспалм. Но девочки мне говорят, что нихера я не понимаю, смотрюсь просто улётно, секси и крышесносно, вот только физиономию не криви и будет бомба.

Я кривлюсь ещё сильнее, но бомба всё равно появляется. В виде Игоря. Он пляшет вокруг меня, как племя туземцев вокруг костра, с криками: «Вот это мы сейчас зажжём!», потом хватает за шкирку и тащит в фотостудию. Там меня встречают ещё одни маньяки с горящими глазами и объективами. И вот здесь-то и начинается настоящая пытка.

«Встань так», «встань сяк», «голову поверни», «руку разверни», «улыбнись», «посмотри в камеру», «не смотри в камеру».

Бля-а-а-а!!!

Я весь взмок. Я упариваюсь ещё хлеще, чем во время выступлений, а там я работаю, на полную катушку выкладываюсь. Несколько раз девочки оттаскивают меня, поправляют макияж и дают воды глотнуть.

Водичка-водичечка… Мне бы сейчас в ванную с головой — плюх! — и утонуть. Но этот третьего дня небритый демон только сверкает глазеньями из-под очков и к софитам гонит, дальше мучает.

В голос о пощаде молю только тогда, когда Юля притаскивает новый костюм — какую-то убер-фееричную поебень. Кафтан, блядь, русский длиннополый и длиннорукий золотыми птичками ушитый, сапоги с ебуче загнутыми носами да рубашку а-ля Ивашка. Они б ещё гусли притарабанили, чтобы я на них побренчал. Или костюм из перьев.

Ы-ы-ы!!!

Не буду я эту хуету надевать. Не буду! Потому что ху-е-та.

Так им и говорю.

Девочки синхронно поджимают губы и смотрят на меня очень сердито.

Походу, я их обидел.

Ну и хуй с ними. Нехер из меня Ивашку лепить.

Но тут на помощь девочкам прилетает Игорь и… ой!

Как-то он так ловко и быстро заговаривает мне зубы, что я, как болванчик, киваю и соглашаюсь надеть всю эту поебень. И она даже ничего так смотрится на мне, почти даже и не поебень, ну разве что совсем малость. И на Ивашку не похож, вроде, особенно, когда хламида распахнута и с плеча эротично сползает. Только вот жарко в этом говне непиздецки.

А меня уже опять под софиты гонят. Оказывается, пока я всё это на себя напяливал, успели натащить новые декорации, среди которых золотой трон (ну хоть не Железный, и на том спасибо, а то бы уебал бы им тут всех), золотая же клетка для птиц (ну куда ж без этого говна-то!) и яблоки (ура! — хоть похаваю).

Ага. Счаз. Похавал я, как же. Яблоки — реквизит. Реквизит хавать нельзя.

И снова начинается: «встань туда», «повернись так», «посмотри эдак». В общем, когда меня наконец-таки отпускают, я чувствую себя выжатой тряпочкой и раскладываю себя на диванчике, который стоит прямо в фотостудии. Меня пока никто не трогает. Девочки исчезли куда-то, Игорь со Стасом, этим брутально небритым маньяком-фотографом разговаривает. Кир машет мне из противоположного конца студии бутылкой с водой и идёт ко мне. Он ещё очень молодой, ну может, чуть постарше меня, а уже в помощниках крутого фотографа ходит. Через несколько лет сам, глядишь, помощником обзаведётся.

— Что костюм-то не снимаешь? — спрашивает он, подавая бутылку.

— Я с ним сроднился, — вяло шуткарю и, откупорив бутыль, припадаю к горлышку.

На несколько секунд меня просто не существует для окружающих, я пью, наслаждаюсь и полностью занят этим. И только допив до конца, с удовольствием откидываюсь обратно на спинку дивана.

— Спасибо, — выдыхаю я.

— На здоровье, — улыбается Кир и присаживается рядом. — Замучили мы тебя совсем.

— Не то слово!

— Но ты молодцом держался. Как настоящий профи и даже лучше некоторых.

— Да ладно врать-то… — тяну я, впрочем, мне всё равно приятно. Это же мой первый, считай, фотосет.

— А я и не вру, — настаивает Кир. — Вчера мы вот Красилова снимали, так это туши свет было.

Кто такой Красилов, понятия не имею. Какой-то пиздун, наверное. Но я так устал, что похуй мне на всех, особенно на незнакомых пиздунов. Мне вон даже на Игоря похуй. Он машет мне рукой. Кричит, что я был молодцом, а он скоро вернётся. И убегает. Я вяло машу ему вслед. Пусть бежит, дайте мне пять минут посидеть спокойно, и потом я тоже смогу убежать. Вернее уползти. Но посидеть спокойно мне не дают. На диванчик рядом опускается Стас.

— Отличная работа, Яр, — басит он. — Вот все бы модели такими были б — красота ж была бы.

— Обращайтесь, — улыбаюсь я.

Стас по-доброму хмыкает.

— Ой, бля… — тянет Кир, уткнувшись в телефон. — Красилова рожа. Он и правда на открытии ресторана сейчас.

— Тебе его на фотосете вчера мало было, что ты полез про него читать? — ворчит Стас.

— Никуда я не лез. У меня приятель один фоторепортёром работает, репортаж про новый ресторан делает, ну а там этот Красилов сейчас звездит вместе с папашей.

Кир протягивает телефон, и я вижу фото симпатичного парня. Да что там — красивого парня! Черты лица истинного аристократа, тонкий нос, чётко очерченные губы, будто вылепленное из гипса утончённое лицо, искусно подведённые светлые глаза, аккуратно уложенные платиновые волосы. И выражение на лице вполне себе аристократическое — надменно-высокомерное. Ну вот не каждый день такое лицо встретишь. И рядом явно отец его стоит, потому что и черты, и выражение — всё один в один, только постаревшее на несколько десятков лет.

— И впрямь решили олигархов задницами ловить, — бурчит Стас. — Старпёр-то, понятное дело, в пролёте, но преемник дела готов, теперь будет сынишку под всех, кто побогаче, подкладывать.

Я мало что понимаю, и недоумённо смотрю на Кира, а тот объясняет:

— Красилов-старший был популярным актёром в своё время, — тычет он на фото старика. — И шлюхой тоже был популярной. Пока молодой был, находил себе богатых спонсоров обоего пола и роли получал неплохие. Жил припеваючи. Женат никогда не был, но ребёнком вот обзавёлся. Но, как только красота начала увядать, звезда закатилась. Перебивался кое-как. Я это откуда знаю-то. Я ж учился в одной школе с младшим Красиловым, с Валентином. А школа-то у нас так себе была, та ещё дыра. Но папаня уже тогда голову своему Валечке задурил перспективами, поэтому Валечка смотрел на нас, как на плебеев и нищебродов, хотя сам не лучше был. Куда-то в музыкалку поступать собирался. Не знаю, поступил или нет, но теперь новая звезда будет покорять постели олигархов, — кривясь заканчивает Кир и утыкается в телефон, что-то набирает.