Золотая клетка. Сад (СИ) - "Yueda" Страница 30

— И охота тебе в этом дерьме копаться? — философски тянет Стас, а я с ним мысленно соглашаюсь.

— Да просто бесит меня такое, — дёргает плечом Кир. — Красилов бесит, и вообще типы такие бесят, которые ничего из себя не представляют, палец о палец не ударили, чтобы чего-то достичь, но гнут эти пальцы только так, хотя вся их ценность — лишь в разработанной жопе.

Я сижу помалкиваю. Потому что я тоже спонсора «нашёл» именно жопой, и пальцами я не больно-то ударял, чтобы в студии оказаться. Правда, я и не гну эти пальцы, понтами не разбрасываюсь. Но хуй их знает, что у этих Красиловых на самом деле происходит. Может, старшего тоже в своё время прижали, мол, если ноги не раздвинешь, то пизда тебе. Ну и сильно много ты нарыпаешься, когда вот так давят? А если ты ещё и актёр с тонкой душевной организацией, то спрятаться под маской надменной шлюхи и бравировать этим будет проще, чем пытаться обелить себя перед «честным народом». «Честному народу», как правило, нахуй ты не нужен со своей душевной организацией.

— Простите, но это пиздец, — прерывает мои мысли Кир.

Мы со Стасом непроизвольно вытягиваем шеи, заглядывая в его сотовый.

— Старший своего сынулю под Аллигатора подкладывает!

Кир придвигает телефон ближе, и я вижу фото, а на нём Дамира. Солидного такого, вальяжного, а рядом эти два актёришки тусят. Младший так и вовсе чуть ли не вплотную подошёл, улыбается кокетливо.

Вот же блядь!

А Дамир, походу, доволен. Ну а что! Будет ему сегодня развлечение на ночь. Само вон липнет, завлекает, само, поди, ляжет и ноги раздвинет, наручниками сковывать не придётся.

Да чтоб у тебя хуй отсох, морда крокодилья!

— А в чём пиздец-то? — равнодушно интересуюсь я. — Они ж давно этим промышляют.

— Потому что Аллигатор из тех людей, с которыми лучше не связываться: и опасно, и не выгорит ничего, — говорит Стас. — Такого пытаться поймать бесполезно. Он сам кого хочешь поймает.

Тут я со Стасом полностью согласен: поймает, ещё как поймает. Уж я-то это знаю.

* *

— Это был великолепный вечер. Сердечное вам спасибо, — говорит руководитель Департамента строительства.

— Чудесное местечко, — вторит его спутница, сверкая бриллиантами. — Прямо-таки райский уголок, островок лета посреди зимы. Обязательно придём сюда ещё не один раз.

— Благодарю и надеюсь в скором времени увидеть вас здесь, — произношу я, и на этом они уходят.

А я остаюсь в импровизированной беседке. Репортёры уже закончили брать интервью и разошлись, кое-кто ещё фотографирует, но ко мне пока никто не подходит, так что могу позволить себе пару минут просто постоять здесь, глядя на зал ресторана.

А посмотреть тут есть на что. Ресторан перестроили в рекордно быстрые сроки, и теперь это не барочная помпезность, а сад. Благоухающий зелёный сад. Сотни цветов, кустарников и молодых деревьев украшают зал, плющи увивают стены, а пол выложен каменной плиткой, так что действительно создаётся впечатление, что все эти столы с белыми скатертями и сидящие за ним люди находятся в удивительном лесу или саду, а не в помещении. Ненавязчивое освещение только усиливает это ощущение.

Официальная часть открытия давно закончилась, прозвучали приветственные речи и отгремело зажигательное шоу. Сейчас звучат только тихие разговоры да приятная музыка. Разумеется живая и разумеется не от ноунеймов, а от популярных исполнителей. Смотрю на одного такого застывшего на сцене, а вспоминаю почему-то Ярика. Как он кривился, заслышав лажающего певца.

Хочу видеть маленького здесь и сейчас, усадить его вон в ту укромную беседку, угостить изысками, предложить вина, расслабить его, раскрепостить, чтобы его лицо засияло солнечными эмоциями, чтобы наружу полилась тёплая энергия, а не колючки электрических разрядов. А потом обнять его, такого мягкого, тёплого, расслабленного, и увезти домой. На руках унести этого чертёнка, упрямого и безбашенного мальчишку.

Но маленький сейчас занят. Трудится, чтобы расправить свои огненные крылышки и покорить всех чудо-голосом. С головой в работу ушёл. Прячется в ней от меня. Что ж, пусть прячется. Всё равно ненадолго. Ну и это в любом случае лучше слепого бегства и дурацкой голодовки.

От созерцания и мыслей отвлекает парочка, отец и сын, которые направляются в мою сторону с явным намереньем пообщаться. Такие намеренья я научился угадывать в людях уже давно, так что, когда они подходят и делают вид, что только заметили меня, я лишь отмечаю неплохую игру. Впрочем, это неудивительно, ведь передо мной актёр, пусть он и старая шлюха, но актёр.

— Добрый вечер, Артур Романович, — расплывается Красилов в улыбке и шагает в беседку, оставляя сына за спиной. — Какая удача, что мы встретились! Хочу выразить вам свою сердечную благодарность и восхищение. Этот ресторан — удивительнейшее чудо. Сказочный лес, в котором буквально отдыхаешь душой…

Красилов поёт соловьём, и кто-нибудь менее опытный купился бы на это, поверил в искренность слов. Но я-то со всей ясностью вижу фальшь, чувствую её, нутром чую.

Не был он никогда хорошим актёром, даже в лучшие свои годы, а сейчас так и вовсе сдал. Всё, что раньше ещё могло показаться свободой и эксцентричностью, сейчас на поверку оказывается истеричностью и нервозностью. Все эти громкие речи, возвышенные слова, визгливые интонации, широкие беспорядочные жесты — всё это не убеждает меня и не отвлекает от главного: он стелется, ловушки расставляет. Получается совсем не мягко и ловко, но тем не менее это оно — охота.

Ох ты ж чёрт. Охотничек выискался. На кого охотиться-то собрался, павлин? В курсе хоть, с кем разговариваешь? Или все твои знания обо мне ограничиваются размером кошелька? Ну давай уже — показывай свою приманку, а то застоялась она там, в тени.

И будто прочитав мои мысли, Красилов выдаёт:

— Позвольте представить вам моего сына, мою гордость и отраду, лучшего ученика Консерватории! Валентин, подойди, пожалуйста.

И наконец-то, изящно ступая на настил беседки, из тени оливкового дерева выходит она — приманка. Нужно отдать должное — приманка недурна.

Мальчик просто куколка. Фарфоровая. Кажется, что тронешь пальцем — зазвенит, сожмёшь покрепче — сломаешь. Идеально гладкая белоснежная кожа, ладная фигурка, которую подчёркивает облегающая одежда. Особенно задница хороша, подкачанная. Впрочем, личико тоже симпатичное, всё из себя утончённое, ухоженное, платиновые волосы прядь к пряди уложены. Не один час эту красоту делали, старались. И хорошо вышло, но…

Не могу понять, в чём заключается это «но».

— Добрый вечер, — обворожительно улыбается Валентин, моргая пушистыми ресницами.

— Добрый, — киваю я в ответ, отмечая его шуршащий интимный голосок.

Ох и сладко, наверное, этим голоском он в постели нашёптывает. И кому успели сахара в уши нашептать, чтобы сюда сегодня пробиться?

А пацан времени зря не теряет, уже в атаку идёт: губки между делом облизывает, плечиками поводит, задницу то и дело оттопыривает и трещит, что, дескать, он в школе дизайна учится, и мой ресторан — это высший пилотаж.

На это киваю, мысленно соглашаясь: да, высший. Обязательно передам своим специалистам мирового уровня, что их школьник похвалил.

— Школа дизайна? — переспрашиваю я с сарказмом. — А разве вы не в Консерватории учитесь?

Валентин моего сарказма не понимает и практически прилипает ко мне.

— О да, в Консерватории, — радостно кивает он, как бы между прочим касаясь меня тонкими пальцами. — Дизайн — это дополнительное образование, а основное — это вокал и фортепьяно.

Вот это самоуверенность! Или глупость беспросветная. Ведь ни капли не сомневается в том, что поймал меня, окрутил, подцепил на крючок, что в отель его сейчас повезу, а там влюблюсь в его «светлый образ» окончательно. И даже мысли не проскальзывает, что могу просто поиграть разок и выкинуть. И это ещё лучший расклад. Я же ведь по достоинству могу оценить работу шлюхи и отправить в реальный бордель. Там такие старательные очень нужны.