Sco - Течение Страница 34

- Да-а… Он такой… И всегда таким был…

Олег перевёл глаза на оконное стекло, но было понятно, что сейчас он ничего не видит. Он говорил невнятно, некоторые слова проглатывал целиком. Дима придвинулся поближе, чувствуя, что сейчас услышит то, что поможет ему разложить всё по своим местам. Он молчал, боясь спугнуть говорящего.

- Я ведь тогда после армии пришёл, а он на меня своими глазищами… как у рыбы... Мамка-то померла, меня домой раньше отправили, в дембель... Похоронить же надо, ну... А ему двенадцать только... Отец-то ещё до этого помер… Хм-м, помер… Трепались тогда бабы, что не сам он с лестницы упал... Андрейка за мать-то сильно отца ненавидел, и мог, наверное... Хотя ведь отец-то тоже не просто так её гонял, шалаву, царство ей небесное... Ты вот посмотри на меня и на Андрея!.. Ни на отца, ни на мать не похож... Как инопланетянин… Как ангел… Все им любовались…

Олег взял со стола сигарету, прикурил с четвертой попытки. Руки хаотично дёргались, со стула не падал только потому, что справа была стенка, а сзади - спинка.

- Нагуляла она его, и отец это видел. От осинки не родятся апельсинки! – и зашёлся смехом, переходящим в нехороший кашель. – А она уж Андрейку люби-ила, ласкала, баловала... Да-а... Я когда пришёл, с армии-то, как увидел его... Думаю, не отдам! Оформили всё, чин чинарём, опекунство, всё законно!

 Он заволновался, будто споря с кем-то, оспаривавшим законность его прав на брата.

- Сразу на работу устроился, не пил, в дом баб не водил… Мда-а, баб… Да ты же видел его!

 Он вскрикнул, уставился Диме в глаза, ища понимания.

- Это же демон, скажешь нет?.. - и потянулся к шее, вытаскивая из-за растянувшегося ворота задрипанной майки оловянный крестик. Нервно сжал его в ладони, лихорадочно облизывая шершавые губы. – Я не виноват! На него люди в городе головы выворачивали... Пару раз чуть не своровали прямо на улице... Дьявол послал мне его во искушение…

Олег закрыл ладонью рот, будто заставляя себя замолчать. Дима боялся пошевелиться, до последнего не веря, к чему идёт рассказ. Из последних душевных сил попытался изобразить понимание на лице, чтобы Олег не затих. Тот опять осоловело посмотрел в окно, язык его уже почти не слушался.

- Я вообще, кроме него, никого не видел тогда... Да и потом... Никто мне не был нужен… А он… Никогда я не знал, что у него в голове. Только смотрел на меня так серьёзно, как дети не смотрят, а я по этим глазам с ума сходил... И когда я... Он же не сопротивлялся совсем!

Дима глубоко задышал, борясь с тошнотой. А Олег не видел ни его, ни кухни, никого. Он был целиком в своих воспоминаниях.

- Никогда он меня не отталкивал, никогда... Я после первого раза плакал, прощенья просил... А он только смотрел этими грёбаными глазами и по голове меня гладил... Ни упрёка, ни слезинки... И я не смог остановиться... Но боялся всё время, Господи, как же я боялся... Что узнают, что заберут его у меня, что он сам сбежит… Каждый день домой мчался после завода, боялся, вдруг его нет уже, вдруг ушёл, бросил меня...

Окурок рассыпался в пепел и обожжённую бумагу. Олег посмотрел на свои жёлтые пальцы.

- А после восьмого класса, прям на утро после выпускного, он мне сделал ручкой... Заранее подготовился, я потом догадался... Подал заявление в какой-то ваш спортивный… там ведь это… как его, блядь… общежитие... Записку оставил, дескать, в город уехал, не ищи…

 Дима резко встал, чувствуя, что его сейчас вырвет. Еле добежал до унитаза, склонившись в рвотных судорогах. Его скручивало так, что не вздохнуть. Он вцепился руками в обод унитаза. В голове пульсировала боль, всё тело лихорадило. Такое безжалостное столкновение с кошмаром, о котором он мог только читать в газетах и слышать по телевизору, вырвало ему сердце, оставив в груди поломанные рёбра. Между приступами рвоты, его били истеричные слёзы - на него словно опустилось чёрное, беспросветное горе. Диме казалось, что уже ничего не вытравит этот привкус желчи у него во рту, ему никогда не забыть того ужасного, до шевеления волос на затылке, открытия. Он повис на раковине, пытаясь умыть лицо. Из глаз текла солёная вода, и он никак не мог это остановить. Кое-как придя в себя, он направился на кухню, стукаясь о проёмы и косяки – его сильно качало, словно на палубе. Олег лежал головой на столе и, судя по неестественно свешанной руке, был в полной отключке. Кротов встал над обмякшим телом, понимая, что когда адвокаты говорят о состоянии аффекта, они имеют в виду именно это его состояние.

 Мразь! Педофил! Насильник!

 Он покрутил головой, пытаясь найти хоть какое-нибудь оружие - нож, верёвку, палку, что угодно. И тут Олег закашлялся во сне. Из его лёгких вырвался свистящий хрип, на ободранной клеёнке под щекой брызнула кровавая слюна.

- Так ты подыхаешь, - мстительно проговорил Кротов и добавил: – Чтоб тебя черти в аду жарили!

Он вышел из кухни и направился к серванту в комнате. Распахивал все дверцы, вываливая старое барахло на грязный пол. В третьем ящике нашёл то, что искал. Пухлый фотоальбом в выцветшей замшевой обложке с примитивными берёзками. Из картонных страниц вылетела чёрно-белая фотография с разводами по краям. Женщина с выпирающими скулами, маленькими чёрными глазками и двойным подбородком держала на коленях белокурого ангелочка лет семи. На мальчике однотонная рубашечка и тёмные шорты. На одной коленке красовалось тёмное пятно, видимо, от зелёнки. Его невозможно было не узнать. От него невозможно было отвести глаз. Андрей. Рядом сидел сбитый отец семейства, с высокими залысинами, тёмными усами, глубоко посаженными глазами под нависшим лбом. Было очевидно, что от таких родителей мог родиться только такой, как Олег. Дима запихнул альбом в рюкзак и зашёл на кухню. Мог ли он оставить здесь этого человека, никому не сообщить о его преступлении? Нет ли на его совести других детей с искалеченной судьбой? Он смотрел на Олега с секунду и затем решительно дёрнул его за руку. Тот повалился на пол кулём, но не проснулся. Кротов перевернул его на спину, схватился рукой за рядом стоявший шкафчик для равновесия, примерил ботинком мужчине между ног и опустил всю тяжесть своего тела на его промежность. Мужчина дёрнулся, захрипел, на шее вздулась вена, глаза задёргались под веками. В себя он так и не пришёл.

- Теперь, тебя никто не введёт во искушение, - процедил Кротов и направился прочь из квартиры.

Мужиков внизу уже не было. Бутылки тоже.

Дима не помнил, как дошёл до станции, как ехал в электричке, как добрался от вокзала домой. Он спрятал альбом с фотографиями в нижнем ящике комода. От себя спрятал. Если он увидит Андрея в детстве, будет разглядывать его невинное детское личико, тонкую шейку и острые коленки, зная, что с ним случилось, он просто сойдёт с ума. Фантазия сразу нарисует ему этого ребёнка в слезах и горе, и тогда лучше сразу пулю в лоб. Сидя в ванной под струями воды, Дима думал о том, что его боль от потери Андрея никогда не сравнится с болью преданного ребёнка, что вынужден терпеть насилие без надежды на заступника. Все его обиды и претензии к Андрею сейчас казались какими-то глупыми и эгоистичными. Как, пройдя через этот ад в детстве, Андрей мог быть таким лёгким, вальяжным и расслабленным, словно сытый кот. Это маска? Это болезнь? Он поэтому такой?..