Не кричи...(СИ) - "Изменяя_реальность" Страница 39

— О, а кто это у нас тут без спросу звук издал? Я слышу звуки мудака… Кажется, из вас, Морелли. Так вот, радость моя… Касаемо Алекса! Я в душе не ебу, что вы оба будете делать, но если пацан попадёт в приют, я выжгу этот ёбанный городок вместе с жителями напалмом к чёртовой матери. Уяснили оба? — да, я знаю, что угроза звучит глупо, ведь у меня нет никаких гарантий, что я вообще буду через час-другой жив.

Но только такое внушение и работает на слабые мозги зажравшихся бюргеров. Иногда через порку доходит быстрее, чем через уговоры. Энцо смотрит затравленно. Но надо отдать ему должное, при появлении Алекса берёт себя в руки, по крайней мере перестаёт бледнеть и краснеть попеременно.

— Алекс, собрался? — дрожащим голосом интересуется Нина, с удовольствием выскакивая из-за стола и бросаясь к племяннику.

Пацан кивает, хитро поглядывая в мою сторону. Подмигиваю ему. Всё будет ОК. Папаша, со звоном бросая вилку в тарелку, встаёт из-за стола. Окидывает меня взглядом. Молча кивает и уходит. Скатертью дорожка, хоть пожру спокойно.

— Брок? — Алекс останавливается в дверях.

— Чё, пацан?

— Сыграем ещё как-нибудь?

— Всё возможно, — нет, он мне определённо нравится.

Бесстрашный, умный, крепкий парень. Надеюсь, таким и останется. Провожаю святое семейство взглядом, доедая отбивную.

— Это было очень грубо, Рамлоу.

— Угу… Не понравилось? — Нина стоит в гостиной, разглядывая меня. Я как раз закончил с ужином.

Можно собираться. Блядь, как-будто в гости собираемся или на прогулочку. Дурдом. Нина качает головой, отворачиваясь. Чё за нахрен? Плачет что ли? Вот сырости мне тут не хватает…

— Эй, что за дела? — подхожу ближе и пытаюсь поймать её за плечо, чтобы развернуть лицом к себе.

Она уворачивается. Приходится ловить. Прижимаю к себе. Трясётся вся, как осиновый листок.

— Отстань…

— Чего дуешься? Из-за упыря этого, папаши твоего? — мне удаётся развернуть её лицом к себе, но она тут же прячется, размазывая сопли и косметику мне по футболке.

— Я боюсь…

— А вот это уже хорошо. Это уже правильно… — прижимаю её покрепче. — Нужно бояться.

— Но ты же ничего не боишься!

— Ну, так это я. Мне и терять-то нечего, чтобы бояться. А тебе нельзя так, как я. У тебя вон какой парень…

Нина дрожит, всхлипывает и я прямо ощущаю, как расползается мокрое пятно по груди. Футболку в стирку. Бабские сопли-слёзы я успокаивать не умею. Не доводилось.

— Я боюсь, а вдруг ты прав, и я слабовольная дурочка…

— Давай-ка психоанализом займешься со своим психотерапевтом. Я максимум могу подзатыльник дать. Ободряющий, — чёртовы руки Нины прямо обвивают меня и сходятся на спине.

От этого аж волосы на предплечьях дыбом встают. Чёрт, а в этом есть кайф… Кажется, я начинаю втягиваться в «нормальную» жизнь. Стоп! СТОП! Тормози, старик. Отрываю от себя Нину. Она непонимающе таращится. Отдаляю её от себя на расстояние вытянутой руки. Хватит обнимашек.

— Бери себя в руки.

— Брок, я правда боюсь. А что, если ничего не получится? Что, если мы его не поймаем?

— Ну, значит не поймаем, — пожимаю плечами, — придумаем другой план. Давай, соберись. В участке сейчас кто-то есть?

Нина, шмыгая носом, смотрит в потолок, унимая нервы. Так-то лучше. Я тут не жилетка, чтоб в меня плакаться. Сама себя под плинтус загнала. То, что она боится, с одной стороны хорошо. Значит, будет думать наперёд, если, конечно, мы оба переживём эту ночь.

— Итак?

— Нет. Участок закрыт на доследование в связи с убийствами. Днём там были криминалисты и федералы.

— Чудно.

— Но сейчас там никого. Дежурный только, но ему моё появление до одного места.

— Отлично. Зауэр и ключи от машины верни. Радиостанцию ещё надо, напоминаю… — наблюдая, как она собирается, думаю, что надо бы поторопиться.

На улице прилично стемнело. Электронные часы на полке возле телека светятся зелёным. Без четверти семь. Что ж… Рановато, но есть ли смысл тянуть кота за яйца.

***08.22.2018 6:37 р.m.

Слова Рамлоу бьют больнее, чем я думала. Пока провожаю Алекса и отца, внутри всё клокочет. Я даже не знаю, от чего сильнее — от удовольствия, что кто-то наконец поставил моего отца на место, или от предчувствия самой настоящей бури. Он ведь не привык, чтобы кто-то ему перечил. А тут его не просто не постеснялись, а ещё и втоптали грязными сапожищами в неудобную правду. С одной стороны я благодарна Броку за нежданно подставленное плечо, а с другой… Он ведь уедет, и с вечно припоминающим мне этот разговор отцом придётся жить мне.

Острый язык Рамлоу и привычка говорить то, что думает в сумме со вспыльчивым характером делают его не слишком приятным собеседником. Зато честным.

В доме тишина. Слышно только, как клацает вилка о фарфор. Вот ведь невозмутимая скотина. Доедает ужин с таким видом, будто вообще ничего не случилось.

— Это было очень грубо, Рамлоу.

— Угу… Не понравилось?

Ну что за самодовольная тварь, а? Ему будто и дела нет, сгребает тарелку в раковину и ему плевать, что его выходка будет стоить мне последних семейных связей. С одной стороны очень обидно, что отец всю жизнь игнорировал меня. Я, как мне кажется, злилась на него за дело: за то, что бросил, за то, что всю жизнь тыкал носом в ошибки. И я так и не научилась справляться с его желчью и сарказмом, и постоянными нравоучениями. Особенно, когда он сравнивал меня с мамой. И если быть до конца честной с самой собой, меня порадовал скандал. Рамлоу плевать на желчный тон и сарказм отца — он ему никто. Фактически, папа и мне папа только по бумагам, и я ловлю себя на мысли, что не понимаю, как допускала обращаться с собой, как с мусором.

И Алекс… Ведь Рамлоу прав и на этот счёт. Если бы не счастливое стечение обстоятельств, когда он оказался в нужном месте в нужное время и вытащил меня, отец отправил бы Алекса в приют. Ему некогда заниматься внуком. Ему дороже своё спокойствие и жена. Хелен не плохая, нет. Просто после смерти Клариссы её разум помутился на столько, что с ней иногда совершенно невозможно находиться в одном доме. Но у Алекса нет выбора. Я сама превратила его жизнь в подобие семьи…

Чёртов Рамлоу!

— Эй, что за дела? — раздаётся у самого уха хриплый голос, и горячие руки пытаются поймать меня.

Я не хочу, чтобы Рамлоу видел мою слабость. Чтобы вообще видел какие-то мои эмоции. Он этого не стоит. Обхватывает меня за плечи и притягивает к себе. И я взрываюсь. Никто не пытался встать на мою сторону в спорах с отцом, до этого момента. Так себе поддержка, конечно, учитывая, что и по мне он танком прошёлся, но это лучше, чем жалеть меня и гладить по головке. Я не могу сдержать слёз, как бы не хотелось казаться сильной и уверенной. Они душат, накатывая волной вместе с ощутимым страхом за будущее.

— Отстань…

— Чего дуешься? Из-за упыря этого, папаши твоего? — ему удаётся развернуть меня лицом к себе, как бы я не сопротивлялась.

К чёрту моего папашу. К чёрту всё… Мне страшно. Что, если маньяк и правда убил бы меня? Если бы Рамлоу не подоспел вовремя, или решил пройти мимо? Что было бы с Алексом… Господи, ну какая же я дура! Вместо того, чтобы заменить ему мать я упивалась собственной злостью на отца и на весь мир, ища оправдание своему поведению погоней за убийцей сестры. Когда Алексу нужна была поддержка все от него отвернулись. В девять лет стать сиротой, даже не смотря на родственников… Это страшнее, чем как Рамлоу оказаться в приюте, не зная родной крови. Там хоть не ждёшь надежды. А у Алекса она всё это время маячит перед глазами… Что же я наделала?

— Я боюсь…

— А вот это уже хорошо. Это уже правильно… — прижимает меня так, что вот-вот затрещат кости, и я чувствую его запах, тяжёлый, грубый, такой же как он сам. — Нужно бояться.

— Но ты же ничего не боишься! — несу какую-то чушь.

Я не ожидала от Рамлоу поддержки. И от того ещё горше. Даже он — жестокий, озлобленный и беспринципный, — способен на настоящие искренние эмоции, и совершенно точно умудряется прочувствовать момент. Чутьё у него развито просто колоссально. И мне стыдно. Стыдно перед племянником, стыдно перед Клариссой за то, что не смогла стать Алексу кем-то больше, чем какая-то тётка, приходящая под утро с работы. Мне стыдно даже перед этим чёртовым Рамлоу за то, что он намного лучше меня. Лучше, хотя бы потому, что не стесняется себя, не стесняется обидеть других и говорит всё как есть, вскрывая гнойники словно скальпель.